Секс, смерть и галоперидол. Как работает мозг преступника. Судебная психиатрия как она есть - Михаил Львович Бажмин

А в один прекрасный день приходит нам запрос из суда: предоставьте, мол, документы на такого-то гражданина, по нашим данным, он у вас лечился. Мы предоставили. И вот вызывают нашего врача приемного покоя в суд – дать показания. Выяснилось, что тот самый дедушка умер дома, соседка его обнаружила и вызвала милицию. Они приехали, сдали тело на экспертизу, которая установила, что умер он от отравления бытовым газом.

Открыли дело, начали расследовать, и выяснилось, что весь дедушкин «бред» оказался правдой! Дети действительно его травили, оставляя открытый газ на кухне в надежде, что он не заметит и тихонько скончается, а они вступят в наследство и получат квартиру.

Грустная история, мораль которой – если вам кажется, что за вами следят, это еще не значит, что за вами не следят. Иными словами – не все пациенты больны.

Глава 3

Парафилия

ПАРАФИЛИИ – группа заболеваний, характеризующихся расстройствами полового влечения. Тесно связана с судебной психиатрией из-за уголовного преследования части пациентов (к примеру, педофилия). Включает в себя и менее социально значимые состояния, как фетишизм или зоофилия.

«Смерть ей к лицу»

Она скончалась в возрасте 16-ти лет, он был на похоронах – его не прогнали, не по-христиански это. Смотрел на бледное лицо, тончайшую кожу, обтягивающую острые кости, и понимал – она идеальна. Идеальна именно сейчас, в своей смерти, неподвижности, холоде и покое. Нет мимики, не моргают глаза, не дергаются при разговоре губы – словно статуя из мрамора без прожилок, венец творения, в котором уже нечего улучшать, ибо она сама теперь в руках Творца.

Он был истинным лондонцем по рождению. Правда, родился в самых трущобах, среди угольных развалов и вечного тумана, но тем не менее – лондонец, хотя и с некоторыми особенностями.

Он отличался от сверстников, и не в лучшую сторону – поздно начал говорить, мало играл с другими детьми… Но кто в трущобах обращает внимание на такие мелочи? В школу тогда ходить было не обязательно, так он и не ходил, как и все, кто вырос в трущобах (и как раз в этом был абсолютно нормален).

Пожалуй, единственное, в чем он походил на остальных оборванцев, – это интерес к девушкам. Впервые влюбившись в 13 лет в такую же, как и он сам, замарашку, он понял, что женщина – существо небесное, такому не грех и служить. Он мечтал о собственном порабощении какой-нибудь белокурой красавицей. Иногда даже специально приходил в центр города и глазел на состоятельных модниц, прогуливавшихся вдоль витрин роскошных магазинов на Пикадилли.

Его отец был матросом и погиб рано, где-то по пути в Индию, вроде как упал с мачты на палубу корабля и разбился – обычное дело в те времена. Мать – прачка, трудилась тяжело и чаще по ночам. Он почти не получал ласки и родительской любви, был предоставлен самому себе до такой степени, что мать даже не знала, что другие дети дразнят его кабаном за коренастую фигуру, покатый лоб и не слишком развитый ум. Ум и правда как-то не развивался, он не запоминал практически ничего, не мог считать на пальцах лет до 10, играл только в подвижные игры и вовсю пользовался своим главным преимуществом – силой и выносливостью, которые и правда здорово выделяли его среди остальных подростков. Иногда приворовывал по мелочи, пару раз был бит за эти дела, но все равно время от времени утаскивал какую-то мелочь с прилавков, несмотря на наказания. Даже такая учеба давалась ему тяжело.

Переломный момент произошел, когда ему было 15 лет. Он был по уши влюблен в очаровательную девушку, которую маменька с няней водили каждую среду в магазин сладостей, а каждое воскресенье – в церковь. Он поджидал ее там и любовался неземной красотой. Особенно ему нравилась ее фарфорово-белая кожа, которая становилась все белее и белее, со временем через нее стали проглядывать синие вены, а потом на щеках заиграл нездоровый румянец, глаза влажно блестели, она начала кашлять… Это был туберкулез, очень распространенный в те времена в Европе с ее холодным климатом и высокой влажностью на северных побережьях.

Она скончалась в возрасте 16-ти лет, он был на похоронах – его не прогнали, не по-христиански это. Смотрел на бледное лицо, тончайшую кожу, обтягивающую острые кости, и понимал – она идеальна. Идеальна именно сейчас, в своей смерти, неподвижности, холоде и покое. Нет мимики, не моргают глаза, не дергаются при разговоре губы – словно статуя из мрамора без прожилок, венец творения, в котором уже нечего улучшать, ибо она сама теперь в руках Творца.

Этот эпизод здорово врезался ему в память, он потом еще много-много раз приходил на кладбище, думал о ней. Иногда ему даже казалось, что в шуме ветра между надгробиями он слышит ее голос – невнятный, тихий, как дыхание умирающего.

Когда ему исполнилось 18 лет, он сумел-таки найти себе приличную работу, причем в медицине – его взяли работать санитаром в морг при госпитале святой Виктории. Мать невероятно гордилась, да и сам он тоже – все-таки настоящая, официальная должность, с зарплатой! И это он-то, над которым всё его детство смеялись из-за недалекого ума! И он работал очень добросовестно: мыл полы, столы, инструменты и трупы. Иногда один сердобольный студент даже показывал ему, для чего нужны зажимы, расширители, тонкие блестящие трубочки катетеров… Жизнь ему нравилась, и он радовался каждому дню.

Конечно, о девушках он уже не думал – его идеал женщины лежал в могиле. Кто ее заменит? Но с другими парнями иногда за кружкой эля принимал участие в обсуждениях прелестей той или иной особы, даже поднабрался от них кое-каких теоретических знаний в плане общения с противоположным полом разной степени близости. Но применять, конечно, было не на ком. До одного дня.

В тот день он, как всегда, получал трупы под роспись, и среди пьяниц и монахинь обнаружил тело совсем юной девушки с золотистыми волосами и прозрачно-белой кожей. В его голове ударил колокол: вот же она, вот, неужели?!

Вечером, когда все разошлись, он специально медленно доделывал работу, чтобы остаться с ней наедине. Обмыл ее с особой