Проклятие Валнира - Натан Лонг

Райнер застонал. Ну почему решать так сложно! Нет чтобы прокричать отважно что-нибудь вроде: «Сюда, ребята! Очевидно, этой тропкой пользуются меньше». А вместо этого приходится гадать, выбирать между двумя равными шансами. Он никогда не держал пари в подобных ситуациях. Азартные игры — для дураков. Конечно, Ранальда частенько называли богом игроков, но в жизни последователи Трикстера старались играть как можно реже. Перетянуть удачу на свою сторону было священным долгом, служением. Поэтому и не ввязывались в такие игры, не обеспечив себе преимущество: меченую кость, крапленую карту, сообщника. А вот тут это не пройдет — ни тайного знака, ни лишнего туза в рукаве. Придется играть с судьбой в кости по-честному, как простой крестьянин, и надеяться.

— Как думаете, ребята, — спросил он, — какая дорога выглядит более многообещающей?

— Да все одно. — Джано пожал плечами.

— Может, вон та, — неуверенно сказал Халс. — Ну, или вот эта…

— А что, если подождать на развилке? — предложил Франц. — Посмотрим, куда пойдут они, и выберем другую дорогу.

Все изумленно повернулись к нему. Райнер аж рот разинул. Это была хорошая идея.

— Но они нас увидят, — сказал Оскар.

— Нет. Не увидят, — возразил Райнер, сердце которого забилось от вновь обретенной надежды. — Скорее всего, у них факелы. А мы останемся незаметными в темноте. Дорога раздваивается так, что мы сможем заранее понять, куда именно они направятся. — Он потрепал Франца по плечу. — Отлично соображаешь, парень.

Мальчик просиял.

Райнер посмотрел вниз на тропу. Было так темно, что он толком ничего не мог рассмотреть на расстоянии больше пяти ярдов.

— Вот тут и засядем. Укутайтесь в плащи, заверните пожитки и мечи. Еще не хватало, чтобы сталь отразила свет факелов. А пока ждем, можно и малость перекусить.

Они все сбились в кучу на возвышении, жуя промерзший хлеб и запивая его из фляг, которыми пришлось колотить о камни, чтобы разбить ледяную корку. Быстро надвигающиеся тучи затянули почти все небо. Восходящие луны были видны лишь время от времени. Наконец, почти через час после того, как совсем стемнело, появились курганцы. Сначала их было только слышно — тихий рокот, вроде далекой неостанавливающейся лавины: топот сапог и копыт по камням, щелканье бичей, гортанные походные песни марширующей пехоты.

К тому времени как товарищи отложили еду, по краям тропы, там, где она огибала гору, показалось слабое оранжевое свечение. Оно становилось все ярче, а рокот все громче, пока наконец колонна курганцев не вывернула из-за поворота. Первыми шли трое рабов на длинных цепях — высоко над собой они несли факелы на шестах, которые лили зловещий свет на едущих позади всадников. Увидев их, Райнер сглотнул и услышал, как рядом застонал Франц.

На расстоянии было трудно оценить размеры, но все конные варвары казались огромными, даже больше, чем те чудовищные воины, с которыми они столкнулись в монастыре. В центре первой шеренги ехал самый настоящий великан, да на таком боевом коне, рядом с которым самая крупная лошадь, когда-либо виденная Райнером, показалась бы маленьким пони. Это был рыцарь, если, конечно, таким почетным титулом можно назвать варвара — демонопоклонника с севера в полном пластинчатом доспехе, покрытом лаком глубокого кроваво-красного цвета с бронзовой гравировкой. Голову его полностью защищал шлем сложной формы, напоминающий голову дракона. Сходство увеличивали два обоюдоострых топора, поднимающихся над массивными плечами, словно стальные крылья. Каждый был, казалось, в рост человека. От одного их вида кровь в жилах Райнера чуть не стала водой. Рыцарь сеял вокруг себя страх, подобно тому как печь излучает тепло. Райнеру хотелось убежать, спрятаться, свернуться клубочком и умереть.

Свита могла показаться менее устрашающей лишь в сравнении. Если бы там не было этого жуткого рыцаря, Райнер и так чувствовал бы себя не лучшим образом. Свита сплошь состояла из массивных, мускулистых северян, почти все они были в рогатых шлемах, кольчугах и коже, некоторые — еще и в латных воротниках и нагрудниках. Те немногие, что ехали с обнаженными торсами, казались нечувствительными к холоду. Всех, однако, отличал одинаково зловещий вид. Глаза их не отражали ни единого светового блика, даже если не были скрыты шлемом, они тупо смотрели вперед, не оглядываясь, не поворачивая голов ни направо, ни налево. У Райнера мурашки пробегали по телу при мысли о том, что они его чувствуют — всего, без остатка, словно луч чьего-то горящего ока. Мысли вертелись вокруг одного: бежать, бежать отсюда надо!

— Подождите, ребята, — прошептал он, стараясь казаться беспечным, — подождите еще немного.

Всадники продолжали огибать гору шеренгами по пять в ряд, следуя за рыцарем, — проехало уже больше сотни, потом показались пехотинцы весьма оборванного вида, которые скорее просто шли, чем маршировали в сторону долины.

— Нет, вы поглядите, — издевался Халс, — никакой дисциплины.

Как только перед ними потянулись вереницы рабов, а начало колонны достигло расширения дороги, один из подручных внушающего ужас рыцаря отделился от группы всадников и развернулся. Он поднял руку и начал выкрикивать команды проезжающим каким-то нечеловеческим голосом.

— Что, лагерь разбивают? — тревожно спросил Эрих.

Райнер надеялся, что это правда, ведь тогда у них появилась бы возможность обойти противника, но увы… В рядах началось какое-то движение: капитаны орали на подчиненных, надсмотрщики — на рабов, возницы перекликались друг с другом, и на миг показалось, что тут царит сплошной хаос.

Халс поглядел, прищурившись, на перестраивающуюся колонну:

— Что это они, а? Оскар, у тебя глаза получше, глянь, чем они там занимаются.

— Они… они… — Артиллерист пытался хоть что-то разобрать.

Но тут всем стало ясно, что именно затевают курганцы. Когда конный лейтенант приподнялся в седле, крича и размахивая руками, колонна начала расходиться направо и налево, словно река, огибающая остров с обеих сторон.

Райнер похолодел и застонал:

— Проклятые язычники. Они разделяются. Заняли обе тропы.

— Мирмидия, защити нас! — сказал Ульф.

Оскар тихонечко не то подвывал, не то всхлипывал.

Райнеру хотелось плюнуть на все и бежать, но он подавил страх и остался на месте.

Эрих обернулся к Францу:

— Глупый мальчишка, мы бы уже далеко ушли. И что теперь?

— Отстань от него, фон Эйзенберг, — сказал Райнер. — Он это предложил, а я отдал приказ.

— Так куда же нам идти? — с раздражением в голосе спросил Густав.

— Куда угодно, но подальше от него, — пробормотал Халс, и никто даже не спросил, кто это — «он». Все и без того чувствовали все усиливающееся присутствие жуткого рыцаря.

— Пойдем туда же, куда и рабы, — сказал Райнер, чувствуя облегчение от того, что отдает приказ, в котором хоть сколько-нибудь уверен. — Они замедляют продвижение колонны.

Рабы пошли направо, и у всей компании одновременно вырвался вздох облегчения, поскольку красный рыцарь и большая часть его свиты отправились налево, равно как и половина пехотинцев. Сравнительно небольшой отряд всадников повел за собой рабов и оставшуюся часть пехоты.

— Чудненько, ребята, — сказал Райнер, чувствуя, как напряжение отпускает его. — Решено. Двинулись.

Они встали и торопливо зашагали по тропе, что шла правее, в темную лощину. «Нет, — подумал Райнер, хоть и совсем не хотелось этого признавать, — они не торопились, а бежали».

Глава девятая

ПОЙМАНЫ, СЛОВНО КРЫСЫ

Райнер и компания побежали вверх по тропе почти в полной темноте, спотыкаясь и ругаясь, но не рискуя зажечь факел. Когда ветер немного разогнал тучи, Моррслиб и Маннслиб осветили вершины гор, но две луны поднялись еще недостаточно высоко, чтобы свет их проник в узкую лощину, по которой пробирались беглецы. Они вполне могли проскочить мимо изрядного количества боковых троп и даже не заметить их — в темноте все сливалось с темными базальтовыми скалами.

Райнер слышал вокруг хриплое дыхание своих людей. Он узнавал легкие быстрые выдохи Франца, с болезненным присвистом — Павла, тяжелые и глубокие — Ульфа. Все были вымотаны. Ожидание хаоситов дало им возможность немного передохнуть, но не заменило сна. Давно пора было остановиться. Даже невзирая на паническое бегство, Райнер чувствовал, как у него слипаются глаза. Впрочем, было и так темно, словно идешь с закрытыми глазами, никакой разницы.

В итоге Райнер время от времени переставал понимать, идет он или спит, а может, идет во сне или видит сон, в котором шагает куда-то. Сознание так часто выкидывало подобные штуки, что он совсем потерял чувство времени и к тому моменту, когда они дошли до самого верха, толком не мог сказать, насколько долгим был путь. И тут крутые утесы, меж которых они пробирались, отступили, и оказалось, что беглецы стоят над глубокой долиной, покрытой мириадами светящихся точек.