Острие лезвия, ветер и любовь (СИ) - Галицына Варвара

— Тогда всё вышло случайно, — воскликнула воспитанница Элронда. — Не хотела пугать тебя. Всё это было мне тогда не подконтрольно!

Арвен кивнула этим словам. Гнедой конь под ней, будто чувствуя настроение всадницы начал нервно переминаться с ноги на ногу.

— Я скучаю по тебе, когда тебя нет в городе, — прибавила Ундомиэль, остановив, наконец, коня на тропе меж золотых деревьев. Сули последовала этому примеру. — Рада видеть тебя, после разлуки. Не скрою, в первые годы я боялась тебя. Боялась и после.

— А теперь?

Эльфийка улыбнулась. Не ответила.

Её конь неспешно побрел дальше, оставляя оборотня позади. Та была растеряна. Хотя чего ещё она ожидала? Сули не могла требовать от Арвен принять её такой. Кто знает, как она сама бы поступила, окажись на месте дочери Элронда. Эльфийка спешилась, и девушка удивленно уставилась на неё.

— Я хочу знать, — ответила та на прозвучавший прежде вопрос, — боюсь я или нет.

— Не понимаю, — Темноволосая легко спрыгнула на землю и подошла к Ундомиэль. Та поджала губы и глубоко вдохнула через нос.

— Покажи мне волка.

Слова эти эхом звучали в голове. Такая странная просьба, дикая и пугающая, что оборотень не сразу её поняла, а поняв, отступила назад. Один из коней тряхнул гривой и громко заржал.

— Не могу.

— Почему же, — дочь Элронда и Келебриан развела руками в тёмных перчатках. — Я больше не закричу так громко, — и улыбнулась скомканной и неуверенной улыбкой. — У меня было время, чтобы принять то, кто ты. Теперь я лишь хочу убедиться, что мой страх ушёл.

Сули кивнула, отступив ещё дальше. Ей было странно и даже как-то жутко делать это сейчас. Девушка ощущала, как кожа грубеет, обрастая белым жёстким мехом, а зубы растут, меняя форму, становятся длинными и поразительно острыми клыками. На руках и ногах — лапах — появляются чёрные когти. Волчица стояла перед эльфийкой, опустив стыдливо голову к земле. Сули не могла смотреть на Арвен. Вновь увидеть в глазах сестры страх она хотела меньше всего на свете.

Под ногами эльфийки зашуршали листья.

— Кажется, ты стала даже больше, — дрогнувший голос, раздался совсем рядом. Оборотень подняла голову.

Вот она, Арвен, стоит в шаге от неё, разглядывая лапы волчицы, левый бок, опущенный хвост. Сули тряхнула головой. Эльфийка не боялась — в глазах её была лишь спокойная уверенность и решимость. Она протянула руку к волчьей морде.

— Можно?

Волчица не могла ответить, вместо этого она сделала шаг и сама коснулась холодным влажным носом эльфийской ладошки, на которой теперь не оказалось перчатки. Арвен вдруг улыбнулась, кажется, счастливо. Оборотень не стала улыбаться в ответ, плотно сжимая челюсть дабы названная сестра не увидела клыков.

Ладонь Ундомиэль прошлась дальше от носа к ушам, потрепала неуверенно по загривку и зарылась пальцами в длинный мех на шее.

— Он мягче чем я представляла, — Сули дернула ушами услышав её мелодичный голос. Сердце заполошно билось в груди.

Тут слева от дочери и воспитанницы Элронда из-за деревьев выскочил всадник. Увидя волка он не замедлил обнажить меч, направил коня прямо на хищницу, и той пришлось отскочить из-под копыт.

— В сторону! — это был Боромир, который тоже решил сегодня прогулять за пределами города, ведь Сули он так и не нашёл. Он заслонил собой Арвен. Таких больших волков мужчина в жизни не видел. Эльфийка не сразу осознала, что произошло, а поняв, бросилась защищать сестру.

— Стойте! — воскликнула дочь владыки. — Она не навредит. Это Сули.

— Сули? — Боромир недоверчиво и удивленно уставился на отступившую белую волчицу. Вступать с ним в бой та явно не собиралась — так и замерла на месте, когда перед ней возник всадник. Оборотень испугалась. За Арвен — ведь они могли и не Боромира здесь встретить, а кого похуже. — Вы назвали волка в честь сестры?

— Это и есть моя сестра, — уверяла Ундомиэль. Волчица сделала шаг, и гондорец тут же поднял меч, но делать, что либо ещё не стал, и охотница успела спрятаться за стоящими рядом, странно спокойными, лошадьми.

— Ты хочешь сказать, что…?

— Сули оборотень, — продолжила за него эльфийка. — Она выросла здесь среди эльфов и не опасна. Убери меч, Боромир.

Гондорец послушал слова Ундомиэль и убрал оружие в ножны, не сводя растерянного взгляда с белой волчицы, выглядывающей из-за гнедой лошади. Сейчас в голове мужчины всё будто складывалось воедино. Рассказы девушки и слова о том, что семья не принимает её из-за воспитания эльфов (показавшиеся ему сначала дикостью, теперь они стали важной частью картины). Эти постоянные фразы, принимаемые человеком за шутку: «я куда старше, чем кажется» и «меч я в руки брала лет сто назад». Всё наводило на один лишь вопрос: как гондорец сам не догадался, что что-то во всей этой истории не так, чего-то не хватает? А не хватало лишь одного — белой громадной волчицы.

— Почему же ты не рассказала мне? — вопрошал мужчина у оборотня, но та, ожидаемо не ответила, прижав уши к голове. Гондорец чувствовал себя немного глупо, отчасти потому, что говорил с волком. — Почему?

Сули сжалась, под гнётом слов друга.

— Она не ответит. Не может говорить пока не человек, — пояснила эльфийка.

— Так пусть станет им! — в голове медноволосого воина никак не укладывалось происходящее. Оборотней не существует, а всё это похоже на странную глупую шутку. Сейчас из-за тех деревьев выйдет настоящая Сули и смех её зазвенит разлетаясь по лесу. Отсмеявшись, девушка скажет, что так решила отомстить человеку за изнуряющие тренировки. Боромир не станет злиться, он посмеётся следом. Гондорец готов смеяться от любой шутки, пусть только всё происходящее сейчас окажется неправдой. Не может его подруга оказаться огромным зверем.

— Она не может, — тихий голос Арвен успокаивал, но лишь немного. — Её одежда испортилась, когда сестра становилась волком. Нам лучше отправиться в город и выяснить всё там.

Боромир внял её словам. Настоящая Сули всё не появлялась.

Волчицу мужчина не оставил ни на секунду. Он шёл за ней от конюшен до самых её покоев и даже там не оставил одну, войдя следом, а оборотень не могла объяснить человеку, что когда оставит форму волка то окажется обнаженной. Но это ничуть не смутило разозленного Боромира.

— Почему ты не рассказала мне? — повторял он вновь и вновь, расхаживая перед кроватью, на которой, закутавшись в одеяло, сидела темноволосая, стыдливо опустив голову. — Неужели я настолько не важен для тебя, что ты не посчитала нужным мне знать об… — он замешкался, а потом указал рукой на подругу, — этом?!

— Прости.

— Прости? Всё? Хотя о чём это я, — гондорец остановился напротив девушки и шутливо поклонился, приложив руку к груди. — Спасибо и на этом леди Сулмендис.

— Боромир, прошу тебя, успокойся, — тихонько, подражая скорее мышке, чем огромной волчице пролепетала виновато в ответ воспитанница эльфов.

— А ты бы успокоилась на моём месте? — прокричал человек, и голос был настолько громим, что заглушил и шум города, и щебетание птиц за окном. Сули вжала голову в плечи. — Сколько мы знакомы? Без малого месяц. Я считал тебя другом, а ты скрыла от меня такое. Что я ещё о тебе не знаю? Может быть ты дочь Саурона? Тогда не удивительно, что он тобой не гордится.

— Замолчи! — девушка подскочила на ноги и теперь возвышалась над мужчиной, стоя на кровати. На глаза навернулись слёзы. — Я не говорила тебе, потому что боялась, — она, подражая мужчине, указала на него, — этого. Боялась, что ты так отреагируешь и что больше не захочешь быть мне другом. Это было бы не удивительно. Кто захочет быть другом такому монстру как я? Морготова тварь! Монстр! Называй как хочешь. Мой народ ненавидели и потому почти все покинули Средиземье. Я и немногие другие остались, прячась в тени от эльфов, людей, гномов. Мой народ ненавидели, потому что помнили — мы пришли из Тьмы. Нас создал Моргот — отец зла в этом мире. Ты хоть представляешь, что это такое, знать, что твоих предков создавали лишь для убийства и запугивания. Эру, да в глазах других народов мы те же орки. Узнав о том, что я оборотень, я почти полвека скрывала от всех в Ривенделле правду. Скрывала всё от своей семьи. Боромир! Пятьдесят лет! — прокричала она, прижимая одеяло к груди. Села обратно, утирая слёзы. — И после этого ты удивляешься, что я не сказала тебе. Ты мне дорог. Я не хотела, чтобы ты проклинал меня и ненавидел.