Предатель - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мать честная! Да на нее же запчастей не найти! – воскликнул Крячко.
– А я на что? – даже как-то обиделся дед. – Я тебе любую детальку собственными руками сварганю! Это же песня, а не машина! Если к ней с любовью да лаской подойти, так она еще сто лет бегать будет!
– Что же Старков за сволочь такая! – воскликнул Стас. – На чужих баб тратится немерено, а собственной единственной дочери новую нормальную машину купить не хочет!
– А она примет? – спросил его в ответ дед.
– Не любит она, значит, отца, – понятливо покивал Крячко.
– А за что ей его любить? Она его, пока сюда работать не пришла, считаные разы видела! Он ведь, паразит, как все объяснил? Что он дочке простить не может, что это из-за нее Олюшка погибла! Что смотреть ему на нее невыносимо! А на самом деле не нужна она была ему никогда! Он никого на свете, кроме себя, не любит! Вот дед с бабкой ей родителей и заменили. А сейчас какая у нее к нему любовь может быть, если он институт – дело всей жизни ее деда – почти до основания развалил!
Тут во двор въехала неновая темно-зеленая «Волга», и дед, ткнув в нее пальцем, сказал:
– Ну, вот и Михалыч приехал!
– А полностью его как? – спросил Стас. – Не буду же его Михалычем звать!
– Геннадий он, – ответил ему дед.
Крячко и Никитин направились к машине, и, правильно поняв их намерения, им навстречу оттуда вылез стройный седой мужчина в джинсах и джинсовой рубашке, выглядевший даже моложе своей жены. Объяснив в очередной раз, кто они и откуда, Стас спросил:
– Геннадий Михайлович, вы в тот день везли Дмитрия Даниловича и на работу, и с работы. – Водитель кинул. – Как я понял, вы его знаете много лет, вот и скажите, было ли в тот день что-то необычное, выбивающееся из привычного вам поведения шефа.
– Абсолютно ничего, – серьезно ответил им мужчина. – Я заехал за ним в обычное время и повез на работу.
– Но дорога-то долгая, неужели вы ни о чем с ним не говорили?
– Почему же? – удивился водитель. – Говорили о погоде, о футболе, а потом я «Авторадио» включил, и мы больше ни о чем не разговаривали, потому что Дмитрий Данилович задремал.
«Все правильно – ночью-то он не спал», – подумал Крячко и спросил:
– А когда в город возвращались? Кстати, во сколько вы уехали?
– Уже семь было. С нами Анна ехала. Мы ее у метро высадили, а потом я шефа домой отвез. Это было… – он посмотрел на часы. – Да, уже к девяти дело шло.
– Так о чем говорили-то? – напомнил ему Крячко.
– Ну, о чем могут говорить двое мужчин в присутствии женщины? Молчали, естественно. Да и дорога была так забита, что пришлось мне козьими тропами добираться – тут уже не до разговоров было.
– А как себя чувствовал Васильев? Может быть, жаловался на что-то? Голова там болела? Знобило?
– А вы знаете, – задумался Геннадий Михайлович. – Нет! Он не жаловался, но… Сначала-то он нормальный был, веселый даже, а потом как-то скуксился! Может, действительно заболело что-то, а может, подумал или вспомнил о чем-нибудь? – он пожал плечами.
– А почему Тамара Петровна, как только Дмитрия Даниловича «Скорая» увезла, сразу же вашей супруге позвонила? Они знакомы? – поинтересовался Стас.
– Жена, наверное, неправильно выразилась, – улыбнулся тот. – Она мне позвонила! А трубку Аня взяла и уже потом мне передала.
– Тогда такой вопрос: почему Васильев вдруг так резко решил развестись? И для того, чтобы накрыть жену с поличным, вас в свидетели взял? – допытывался Крячко.
Тут Геннадий Михайлович уставился на него во все глаза и, казалось, от удивления даже дар речи потерял.
– Что значит «резко»? – наконец удивленно спросил он. – А как бы вы поступили, застав свою жену в постели с любовником?
– А он что же, никогда не догадывался, что она ему изменяет? – недоверчиво спросил Крячко.
– Вы знаете, он со мной такими подробностями своей жизни не делился, – покачал головой водитель. – Могу сказать только одно – для него это было шоком.
– А почему же тогда вы вместе с ним в квартиру вошли? – не унимался Стас.
– В тот день у шефа с утра в Москве дела были, вот он решил дома пообедать. А поскольку у них тогда как раз пылесос сломался, он по дороге заехал новый купить. Вот я и помогал его нести и стал невольным свидетелем этих событий, – объяснил Геннадий Михайлович. – Дмитрий Данилович тогда вещи собрал, и я на работу его отвез. Там он в комнате отдыха и жил некоторое время.
– А почему он после развода снова в свою квартиру вернулся? – продолжал спрашивать Крячко.
– Понимаете, была у него мысль ту квартиру продать, чтобы, деньги поделив, купить себе отдельную. Но их двухкомнатная хоть и в центре – на Малых Каменщиков… Это рядом с «Таганской», – объяснил он. – Но дом-то пятиэтажка с совмещенным санузлом, еще старой постройки, так что дорого она не стоит. Вот и пришлось бы, чтобы что-то приличное купить, в новые районы забираться, а когда человек к центру привык, ему туда уже не захочется. Рядом с комплексом можно было за эти деньги купить отличную квартиру, но кто знает, сколько здесь работать придется? А ну, как уволится он почему-то? И что ж ему тогда, оставаться здесь на веки вечные? Вот он и решил туда вернуться.
Ну, что ж, все было абсолютно логично, но Стас на всякий случай спросил:
– А вы откуда все это так хорошо знаете?
– Так ездили мы с ним два раза квартиры смотреть. Однокомнатная хрущевка рядом с «Профсоюзной» на первом этаже в панельном доме и к тому же торцевая – это же холодильник настоящий! А еще коммуналку на «Белорусской» в старом доме с одними соседями, но там столько заломили, что у него таких денег нет. Вот и бросил он эту затею. Так куда же ему было идти, как не в старую квартиру?
– Хорошо. Тогда у меня еще один вопрос и очень деликатного свойства. Скажите, за тот год, что Дмитрий Данилович с женой в разводе, у него не появилась случайно близкая женщина? – поинтересовался Крячко.
– Вы имеете в виду любовницу? – уточнил водитель и, не дожидаясь ответа, покачал головой: – Нет. У него была одна дорога: дом – работа, работа – дом.
– А вот Тамара Петровна говорит, что последние два месяца он был дерганый, нервный… Бывало, что возвращался очень поздно, а порой и вообще ночевать не приходил. Вы об этом что-нибудь знаете? – вцепился в него Стас, решив, что, кажется, поймал того на вранье.
– Было несколько раз, когда я его около метро высаживал, – кивнул Геннадий Михайлович. – И случалось такое, что утром он мне звонил и просил подобрать в определенном месте, но я не знаю, было это связано с какой-то женщиной или нет. А что касается того, что он стал дерганый и нервный, то ни я, ни жена за ним этого не замечали. Во всяком случае, срываться на нас с Аней он себе никогда не позволял, да и мы повода не давали.
– А вы сами верите в то, что Васильев мог совершить самоубийство? – напрямую спросил Стас.
– Нет! – уверенно ответил водитель. – Во-первых, это совершенно не в его характере, а во-вторых, если бы уж до этого дошло, то только в том случае, если бы он узнал, что чем-то неизлечимо болен и его ждет мучительная смерть, но тогда он бы просто застрелился. Травиться, знаете ли, как-то не по-мужски.
– То есть вы намекаете, что его кто-то преднамеренно отравил? Кто? Вы кого-то подозреваете? – вцепился в него мертвой хваткой Стас.
– И опять-таки нет! – покачал головой Геннадий Михайлович. – Просто там, – он кивнул в сторону здания, – столько всякой дряни, что человек может отравиться и без чьего-то злого умысла, а просто не соблюдая технику безопасности. Лично я на верхние этажи даже нос не сую, да и жене запретил туда подниматься.
В общем, попал Крячко под козырной отбой! И ведь и нутром, и сыщицкой своей сущностью чуял он, что не все ему этот водила рассказал, а прицепиться было не к чему, и, самое главное, он был уверен, что каждое, даже самое незначительное слово Геннадия Михайловича, если он вдруг вздумает проверять, подтвердится. Так что ушел Стас со двора несолоно хлебавши, что настроения ему не улучшило.
– Ну что, юноша, – мрачно сказал он Никитину. – Пошли за твоей папкой, и двинем мы обратно в Москву.
В приемной, кроме Анны Григорьевны, никого не было. Как они и договаривались, он попросил у нее папиросу, чтобы до ближайшего киоска дотерпеть.
– Ну, я вам тогда прямо в пачке отдам, чтобы они у вас в кармане не раскрошились, – предложила она и, вытащив из пачки несколько папирос, спросила: – Пары штук хватит?
– Святая вы женщина, Анна Григорьевна! – с чувством сказал Крячко, опуская пачку в карман и протягивая ей свою визитную карточку. – Если вы вдруг чего-нибудь вспомните, то позвоните мне обязательно! – попросил он.
– Вряд ли… Но все может быть, – с сомнением в голосе ответила она и, усмехнувшись, пожелала: – Курите на здоровье!
Пока Стас с Никитиным шли вниз по лестнице, Крячко, нащупав в пачке ключ, потихоньку достал и, когда они спустились, предложил, кивая на туалет: