Как я учился в магической школе (Ученик поневоле) - Александр Олегович Курзанцев

— Тогда я жахну, — пожал плечами Глушаков, — вместе же пойдём.

Спокойствие товарища по походу в пивную подействовало на меня как нельзя лучше, и я, пройдя к большому зеркалу, что стояло тут же, в кандейке трудовика, начал себя разглядывать.

В пузе меня, конечно, слегка обтянуло — сказывались годы малоподвижного образа жизни. Но в остальном всё было как раз, и одёжка впечатления напяленной с чужого плеча не вызывала.

«А ничего так прикид, — отметил я, поворачиваясь к зеркалу то одним боком, то другим. — Ещё бы шпагу на бок или саблю какую, и буду прям благородный капитан пиратов. Пусть не Орландо Блум, но тоже ничего».

Я повернулся к Серёге, чтоб поделиться пришедшим в голову сравнением, совсем забыв, что тот вряд ли видел «Пиратов Карибского моря», но заготовленная фраза застряла у меня в горле, ибо сменивший одеяния трудовик буквально преобразился.

Куда только подевались халат и беретка с обносками запойного алкоголика? Передо мной стоял настоящий франт. Высоченные, с квадратными носами ботфорты с раструбами до середины бедра почти касались чёрного с серебристым отливом камзола, обтянувшего, как перчатка, мускулистый торс Глушакова. Предплечья были перехвачены ремешками, которые он сейчас неспешно затягивал. По стойке воротника змеилась, словно живая, серебристая вязь, а на боку висела самая настоящая шпага! Точно такая, какую я видел в своих мечтах.

— Круть! — выдохнул я, а Сергей вдруг засмущался.

— Ты не подумай чего, просто здесь сословное общество — по одёжке и встречают, и провожают. Средневековье махровое, что с них взять…

— Да брось, — я ещё раз восхищённо оглядел простой, но в то же время едва ли не кричащий о собственной дороговизне наряд. — Шикарная вещь! — и даже немного позавидовал. Потому что Юрьич во всём этом действительно был словно благородный капитан пиратов, а мои шмотки немедленно съехали вниз по сословной лестнице до уровня какого-нибудь старшего матроса.

— Знаешь, я ведь первый год вообще всего этого терпеть не мог. Когда женился, с тёщей ругался что ни день. А она всё, мол, «невместно благородному»… И кому?! Мне, коммунисту! И что, что мне, как магу, сразу автоматом положено? Да ложил я на всё это! Вот только каждому встречному бить морды надоело. По их понятиям простолюдин должен благородному и дорогу уступать, и шею гнуть в поклоне, да и вообще!.. — Юрьич возмущённо фыркнул. — Пара идиотов так ко мне прицепилась, слишком дерзко, по их мнению, смотреть вздумал. Табло им отрихтовал — так они за оружие схватились, грозились, что за оскорбление благородного изрубят меня на мелкие кусочки. Пришлось утихомирить окончательно.

— Убил? — поинтересовался я с интересом.

А Глушаков вдруг помрачнел. Сказал хмуро:

— Нет. Не в тот раз. Но потом пришли коронные исполнители — судьи по-нашему. Между благородными конфликты решают они, если одна из сторон считает себя неудовлетворённой.

— И? — лёгкий задор у меня совсем пропал, когда я понял, что моё легкомысленное предположение оказалось очень даже реальным.

— Они потребовали дуэль до смерти одного из нас, — подтвердил Юрьич. — Оба. Два молодых идиота с запудренными чушью о благородстве и голубой крови мозгами. Куда им против меня, с моими рефлексами и магией? Они даже ей не владели. И уж тем более не ожидали, что магом окажусь я. Вот только никто из них от дуэли так и не отказался…

Меня от ставшего замогильно холодным и мрачным тона Сергея пробрало до мурашек по телу, и я постарался перевести тему на предстоящую попойку:

— А как бар-то называется?

— Паб, — задумчиво поправил меня Глушаков. Стальной блеск постепенно уходил из взгляда моего земляка, уступая место привычным чуть грустным и добрым глазам. — «Ночной охотник». Известное место. Недалеко от портового района.

— Странное название.

Я успокоенно выдохнул, как только рука Сергея соскользнула с рукояти шпаги, которую тот сжал рефлекторно. Он пожал плечами.

— Предок хозяина был то ли вампиром, то ли охотником на вампиров. Пабу лет пятьсот уже, а история, как всегда, противоречива.

Из академии мы вышли через парадные ворота, что сами по себе распахнулись перед нами и так же самостоятельно захлопнулись позади. Впрочем, автоматические двери мне были прекрасно знакомы по супермаркетам и особого ажиотажа не вызвали.

По мощёной брусчаткой мостовой мы неторопливо спустились с холма, на котором стояла академия, вниз и прошли мимо плотно сгрудившихся трёх- и четырёхэтажных домов сначала к одним воротам, что отделяли Верхний город от Нижнего, как сказал мне Глушаков, а затем почти дошли до вторых, ведущих непосредственно в портовый район.

Контраст между цивильным верхним районом, полностью «одетым» в камень, с работающими водостоками и освещёнными на всём протяжении улицами, с нижним, представшим передо мной во всей красе, был, конечно, разительным. Тут брусчатки не наблюдалось и в помине, а середина улицы, по которой то и дело проезжали телеги да отдельные верховые, была полна жидкой грязи глубиной почти по ступицы тележных колёс. Благо хоть для пешеходов всё было не столь печально — по краям шли дорожки из плотно пригнанных и вбитых в землю деревянных брёвен.

С освещением тут было тоже не ах — возле различных заведений фонари горели, но длинные переходы вдоль уныло серых стен с вделанными в них массивными дверями мы преодолевали почти в полной темноте.

Вернее, преодолевали бы, да только Сергей, что-то пробормотав, подвесил в полуметре над нашими головами яркий клубок света, что неплохо разгонял мрак на пару десятков метров вокруг.

— И нам удобно, и ночному люду, — прокомментировал сделанное Глушаков. — Сразу видно, что маги идут. Лишний раз руки марать не придётся.

— Им? — уточнил я.

— Нам, — ответил Сергей. — Я пока до этого светляка додумался — треть поголовья местных бандитов истребил. Даже устал немного. Мне канцелярия городская сотню золотом и цепь почётного жителя города вручила — до сих пор где-то лежит. В местное отделение городской стражи звали на полставки.

— И ты?..

— Отказался, конечно. Думаешь, мне костюм каждый вечер от крови отстирывать приятно было? Да и не любитель я такого. Они ведь не все от хорошей жизни в тати подались. Это же только у нас… — тут он резко оборвал себя и, бросив на меня короткий взгляд, продолжил хмуро: -…было, что и с беспризорностью боролись, и с тунеядством, и право на труд Конституцией было