Ветлужцы - Андрей Архипов

— Что же он сразу не срастил? — нашел новую тему для разговора Никифор, которому невмоготу было сидеть в четырех стенах в ожидании каких-то событий. — Не пришлось бы тогда заново его резать...

— Потому что Свара без памяти был, стоеросовая ты башка. Как бы он сказал, что рука у него не двигается?

— А сразу как очнулся? — продолжал настаивать Никифор. — Пока рана не заросла?

— Не... — помотал головой Николай. — Уже нельзя было.

— Это почему? Не оттого ли нельзя было, что ты не понимаешь ничего в лекарском деле? И сам ты похож на эту... стохреновую башку, вот!

— А я и не говорю, что понимаю что-нибудь, — улыбнулся в усы кузнец на переиначенную поговорку. — Я просто заранее поговорил со Славой, потому и знаю все наперед. На, лучше съешь семечку жареную...

— Это из тех желтых цветков, что выросли у вас на огороде? — опасливо потянулся за семечком староста. — А что одну-то? Дай хоть пяток...

— Не дам, — отрезал Николай, раздавая всем по одной штуке. — Это только на пробу. По весне раздам по малой горсти, посадите, вырастите, тогда и лузгайте на здоровье, а кто захочет — может и масло гнать подсолнечное.

— Это как это... гнать?

— Колесо подливное плотники уже ставят для мельницы выше заводи, туда же и пресс поставить можно. Однако для этого сначала надо целое поле семечками засадить.

— А картошку вашу дашь попробовать? Вспомни, что обещал!

— Не-а, эту совсем не дам, мы сами не будем есть, хотя и хочется. А обещал я поделиться, а не дать попробовать! Вот по весне и наделю глазками тех, кто огороды под нее подготовит. А еще морковью и луком. От первой семян хоть завались, а вот лук пока только на чернушку пойдет, ну... на луковички малые.

— Да знаем уже, — махнул рукой Никифор и устало вздохнул. — Бабы все уши прожужжали про овощи твои, всем попробовать охота. Кое-кто не выдержал, да семечко-другое за пазуху положил... кхм. Вдруг передумаешь, а они на огороде вашем горбатились.

— За картошку руки оборву, а остальное... Пусть чуть-чуть семян разбежится, мало ли, что случиться с нашим хранилищем может. Я и сам все по нескольким местам раздам для пущей сохранности. Ты только скажи бабам, чтобы без моего благословления не сажали...

— А ты батюшкой заделался? Или на самом деле слово заветное шепнуть надо?

— Да нет, просто уши надеру тому, кто придет за этим словом. Чтобы неповадно было без разрешения что-то брать. Спросили бы, так дал без вопросов... Просто мне пока лучше знать, как семена эти хранить, особенно картошку. Кстати, надо бы под нее новую землицу отвести. Это как раз тот случай, когда лес свести не жалко... И так, правда, совсем неплохо получилось, по полтора десятка крупных клубней на куст в лучшие годы у нас не бывало. Однако для того, чтобы ее раздавать, нам надо гораздо больше, так что опять глазками сажать будем. В разных местах.

— А вот насчет озимых...

— А что не так?.. — автоматически произнес Николай и тут же замахал руками. — Я же отправил вас к Вячеславу, вот и решайте все вопросы с ним. Он специалист в этом деле, а не я. Так что просто безропотно делайте все, что он велит...

— Так что там за разговор про Свару был? — вмешался Трофим, не дождавшись, что Никифор вернется к лекарским делам. — Почему нельзя было сразу жилы эти ему шить, как очнулся и почувствовал, что рукой двинуть не может?

— Начну с самого начала, — огладил свою бороду Николай, стараясь собраться с мыслями. — Во-первых, опыта у Вячеслава маловато, не разглядел он при обработке раны, что сухожилие перерезано, больше озабочен был, чтобы Свара кровью не истек. А уж когда очнулся он, резать было нельзя, потому что мог получиться болевой шок... Умер бы он!

— От боли?

— Да, сердце может не выдержать, если человека часами резать. Если бы ты опий не привез, то и сейчас бы Вячеслав не взялся Свару заново вскрывать.

— С трудом я те лепешки нашел в Суздале. Торговец один иноземный продавал бабам, чтобы дети их не плакали.

— Ага, наркоманов с детства воспитывают...

— Про что ты?

— Да нет, продолжай...

— Да я уж и закончил. Кабы знал, сколько стоит зелье это, нипочем бы не стал соглашаться привезти его по просьбе Вячеслава.

— Могли бы и местным средством обойтись, не все же посконные рубахи шить из него. Ну да ладно, это дело Славы — про что говорить, а про что и умолчать... — еле слышно пробурчал Николай, а на просьбы говорить громче лишь вздохнул и ответил. — Прости, воевода, разворчался я что-то сегодня, старею, что ли. В любом случае ткани у него в ране, то есть кожу и мясо размозжило топором, и надо было выждать, чтобы все немного зажило. А теперь в сон его лепешками твоими Слава вогнал, и сшивать сухожилия шелковыми нитями будет. Что уж получится — бог его знает, но нитки эти вроде рассасываются в теле через год, да и Свара на все готов был, лишь бы руку вернуть...

Послышались торопливые шаги, отдающиеся гулким эхом от длинного наклонного помоста и в низенькую дверь, согнувшись, зашел Вячеслав, молча прошел к братине с хмельным медом и шумно сделал несколько глотков.

— Допивай уж, для тебя всю припасли... — кивнул головой воевода. — Николай говорил, что у тебя после шитья руки завсегда дрожат. Все обошлось?

— Вроде да. А если пить много, так и во время шитья дрожать будут, — ответил лекарь и, отставив посудину, устало опустился на лавку, прислонившись спиной к стене. — Рассказывайте, о чем договорились? И как ваше путешествие прошло, если коротко? Я, наверное, один о нем не слышал ничего за делами своими...

— Что тут говорить, — махнул рукой воевода. — У вас эти самые дела не в пример нам прошли. И расторговались неплохо и оружием побряцать успели. Стоило ли уезжать?

— Говорил же я, Трофим, что моя это оплошность, — донесся из угла голос Петра. — Раз виноват, то наказывай, как пожелаешь.

— Твоя, моя... наша! И хватит виниться, лучше думай, как летом гостей торговых встречать и дружинных новых готовить! Ладно, Вячеслав, опишу я тебе слегка поход наш прошлый, потому как тебе со мной отправиться предлагаю в новый...

— Куда это?

— Давай по порядку и не перебивай воеводу своего, — устало глянул на лекаря Трофим, с сожалением понимая, что на новых членов общины надо было рявкать еще три месяца назад, а теперь уже несколько поздно и лишь ехидным замечанием иной раз можно добиться, чтобы они вовремя замолчали. — Если коротко, то без помощи Василия Григорьевича, сотника суздальского, нас бы по миру пустили. Он и с купчишками свел, которые часть товара по сходной цене скупили, и к тысяцкому подход показал, дабы столковались мы с ним по мерянам. А пока по людишкам рядились, Лаймыр за три дня остатки товара на торгу распродал. Цену мы установили чуть ли не на треть меньше вашей, так что иной работник, скопивший с весны более полугривны, в хозяйство свое мог котелок добавить. Однако на выкуп мы изрядно потратились, по гривне кун нам каждый из тех мерян обошелся, так что сотня из прибыли сразу долой. В копилку нашу разве что соизволение ростовского тысяцкого и дальше с нами дело иметь... Мытного немало отдали, хотя Василий Григорьевич и толковал, что это по-божески. Всех пошлин на четверть от стоимости товара набралось.

— Товар с двух плавок забрали? Э... извини, что прервал, Трофим Игнатьич, — все-таки выдал Николай, уловив недовольный взгляд воеводы.

— Тебе лучше знать, одних котлов четыре сотни было. Поработали вы изрядно! Если ты про доход, то за вычетом мыта, выкупа и... прочих расходов получили мы шесть сотен гривен кун и еще два десятка к ним. Не считая выручки от мягкой рухляди, которая одной частью в общину Переяславки пошла, а другой отякам на раздачу. Сколько с полей наших вышло кадей ржи, Никифор?

— Э... Всего у нас восемь сотен работников в двух весях набирается. С бабами. По полкади на душу собрали. И это если с малыми детишками считать, а без них еще больше. Да ты еще привез столько, что иным гребцам ноги поставить было некуда, мало что за борт все не вываливалось. Как только не потопли по пути сюда?

— Не потопли же, а ненастье один раз переждали. Веса в том хлебе всего ничего, а вот места занимает... Не дело его на боевых лодьях таскать, что-то другое измысливать надо. Так вот, на пять сотен гривен мы шесть сотен кадей ржи купили. По десять кун коробь вышла. Хватит нам?

— И по кади на душу хватило бы, а так с излишком останемся. А уж остаток гривен...

— Ты не части, Никифор, — прервал излияния старосты воевода. — Где он, тот остаток... Вы, Петр, сколь выручили?

— Четыре с половиной сотни гривен кун. Серебром расплатились купцы, хотя и должны нам около сотни остались.

— Серебром? Хорошо живут они в своем Новгороде. Тогда вот что... Посчитайте кто сколько пробыл на работах общинных и рассчитайтесь. Делите триста кадей ржи, сотню гривен и всю утварь, что осталась. Сотню кадей и посуду по надобности за теми отяками закрепите, что на особицу еще живут...