Газета Завтра 304 (39 1999) - Газета Завтра Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При оценке личности любого политика, по моему мнению, главное — его биография. Если вспомнить конец 80-х—начало 90-х, то можно смело утверждать: Примаков входил в высший круг руководителей СССР — был председателем Совета Союза Верховного Совета СССР и членом президентского Совета. И в этом смысле он, конечно же, несет полную ответственность за все произошедшее со страной. Здесь обращает на себя внимание одно удивительное обстоятельство, связанное с Примаковым. Как известно, Ельцин последовательно вымел из властных структур всех, кто был близок к Горбачеву и занимал при последнем мало-мальски значимые должности. Лишь в отношении Примакова метла не сработала. Хотя если мы припомним публикации подконтрольных демократам российских СМИ, то там вообще мелкими штрихами всегда лепился образ Примакова как некого консерватора, приятеля Саддама Хусейна, чуть ли не скрытого коммуниста. И несмотря на это, Ельцин отдавал Примакову такие ведомства, как разведка и МИД. Как это могло случиться? В чем уникальность Евгения Максимовича? В его высоком профессионализме сомнений нет, но Ельцину профессио- нализм до лампочки, главные для него кадровые критерии — холуйская преданность в сочетании с оголтелым антикоммунизмом. Ответ на эту загадку Примакова пока никто не дал. С моей точки зрения, должности руководителя разведки и министра иностранных дел в эпоху, когда Россия превратилась в проамериканскую резервацию, могли быть заняты лишь после согласования кандидатур с заокеанскими хозяевами. Я не стану, конечно, утверждать, что Евгений Максимович — глубоко законспирированный агент влияния дяди Сэма. Но для меня очевидно, что в отношении упомянутых назначений Ельцин дурковать свободно не мог. В какой форме согласовывает он кандидатуры со своими американскими шефами — известно только им. Но если исходить из этой логики, можно утверждать — американцев Примаков вполне устраивал. Ведь процесс превращения России в банановую республику, как и при Козыреве, продолжался.
Примаков, по существу, в последнее советское десятилетие был типичным представителем очень узкого слоя советников при высшем партийном руководстве страны. Арбатов, Бовин, Зорин, Бурлацкий, Черняев, Шахназаров и им по- добные — вот его друзья-товарищи, вот та каста, в которую он входил. Эти люди занимали различные, но всегда самые высокие должности в партийных или идеологических структурах, были вполне прилично образованы, хорошо говорили и неплохо писали. Их смело можно было причислить к политической элите Советского Союза. Но когда КПСС начали избивать, ни один из этих интеллектуалов не попытался вернуть ей свои долги, ни один из них не встал на ее защиту. Теперь уже общеизвестно, что многие из них тайно ненавидели свою партию и радовались ее разрушению. Другие — привыкли с успехом скользить по жизни, и в 1990-91 гг. впервые столкнулись с трудностями, когда надо было вступать в борьбу за те идеалы, которые ими же проповедовались народу. Но такая борьба могла ухудшить их жизненные условия, а на это они пойти не могли. Собственно, здесь и выявилась их подлинная сущность — прилипалы при партноменклатуре.
После августа 1991 года кто-то из этой касты затих и уполз с общественной сцены, но большинство быстренько присоединились к истязателям партии и, судорожно вытаскивая из памяти какие-то мелкие кухонные подробности, начали бесстыдно выстраивать миф о том, что они якобы были диссидентами внутри коммунистической системы, боролись за демократию против косных партийных догматиков. Создавая этот миф, прили-палы, прежде всего, стараются обелить себя. Ведь каждому ясно: если ты рвался в партию без веры, а по шкурным соображениям, и, находясь в рядах коммунистической верхушки, вдалбливал массам идеологию, в которую сам не верил, то ты всего лишь интеллектуальный холуй при власти, а по отношению к народу — лживый демагог.
Конечно же, применение таких сверхжестких критериев лично к Примакову кто-то сочтет несправедливым. Не порывая с мифотворцами из своего бывшего круга, он тем не менее сумел не опуститься до их уровня и все эти годы не плевал в прошлое и не промышлял антикоммунизмом. Но дружков своих — Горбачева и А.Яковлева — ни разу не осудил, а с последним продолжает оста- ваться в самых дружеских отношениях...
Что касается отношения к Ельцину, то даже сегодня Примаков полностью избегает любых выпадов против Б.Н., предпочитая объяснять разрушительное самодурство последнего наличием "пло- хих" людей в ближнем окружении. Дипломатическая осторожность, полное молчание в отношении внутриполитических проблем, отсутствие жестких отрицательных высказываний в адрес политических движений и их лидеров в современной России — вот то, что позволило Примакову временно создать впечатление вполне приемлемой фигуры для многих.
Но даже при таком высоком уровне маневрирования Примаков был обречен. Рано или поздно демократы — носороги из президентского окружения — должны были его затоптать, хотя он, по сути, скакал с ними в одном направлении. В предчувствии конца своего премьерства. Примаков накануне снятия с должности выглядел не лучшим образом. Чего стоили его постоянные выступления против процедуры импичмента в Думе и участие в совместных выходах в телеэфир вместе с Б.Н. Не хватило ему мужества и противостоять организованной травле Скуратова, причем Примаков не только не поддержал Скуратова, но и присоединился к аморальному хору уговаривавших генпрокурора выкинуть белый флаг. И, наконец, бесцеремонно вышвырнутый Ельциным с должности, Примаков и здесь продемонстрировал полное безволие и нежелание сопротивляться. На приглашение Думы явиться и публично выступить — ответил отказом, не удостоил посещением даже Совет Думы. Но нашел время перед телекамерами благословить на премьерство Степашина. При этом особых переживаний у Примакова никто не наблюдал — лично мне, скорее, запомнились его веселия в правительст-венной ложе во время футбольного матча в дни отстранения. Такое впечатление, что он тяготился премьерством и отставка в качестве незаслуженно обиженного его вполне устраивала.
Подведем итог. Да, пожалуй, в сравнении с Гайдаром, Черномырдиным или Степашиным Примаков, с точки зрения профессионализма, выглядит, как Кио среди наперсточников. Но, по большому счету, кому из них и где стоять в кунсткамере ельцинской эпохи беспредела — не столь уж и важно. Существеннее другое — всем ясно, что Примаков используется для вывода на орбиту Лужкова и его "Отечества". В истории примеры, когда популярный, но престарелый политик служил ракетоносителем, — нередки. Так было в Германии в 30-е годы, когда дряхлеющий президент и национальный герой фельдмаршал Гинденбург проторил дорожку Гитлеру. (Я привожу этот исторический пример в качестве не более чем полемической аналогии.) Но сегодня, когда многие прогнозируют, что на будущих президентских выборах на смену "семьи" Ельцина придет "cемья" Лужкова, самое время предложить избирателю задать себе вопрос: а не ждут ли Россию в случае прихода к власти лужковщины еще более мрачные времена, чем сегодня?
Именно под этим углом надо смотреть сегодня на Примакова...
Александр Дугин ВЕЯНЬЕ ДУХА ПОД ПУЛЯМИ ОСТАНКИНО
4-5 октября — траурные даты новейшей русской истории.
6 лет назад прозападный, либерально-капиталистический, мондиалистский и атлантистский режим расстрелял сторонников русского пути, героев русского сопротивления. Это был день нашего жестокого поражения, когда, казалось бы, пали не просто наши братья и сестры, наши дети, но рухнуло гигантское знание русской истории.
Эти дни нельзя вспоминать спокойно. Я был в Останкине, когда из темного здания кто-то выстрелил в нашего парня с гранатометом на плече, недалеко от входа. Я стоял и раздумывал: броситься ли внутрь с нашими ребятами, которые кое-где выбили стекла, нырнув в темноту. И тогда началось. Мне казалось, что стреляют вверх, чтобы отпугнуть в большинстве безоружный народ. Но стреляли по нам. Очередями. Все бросились на землю, поползли. Много девушек, подростков, стариков. Били и по ним без разбору.
Спасаясь от пуль, я метнулся за легковой автомобиль, стоявший в нескольких метрах от здания. Когда я упал, то слегка толкнул мужчину, который там укрылся раньше. И получилось так, что он на какое-то мгновение оказался в пределе досягаемости пуль, лившихся из окон. В такой ситуации нет времени для раздумий, все решали доли секунды. Но вместо того, чтобы раздраженно-истерично-злобно оттолкунть меня, что должно было бы сделать непроизвольно само живое человеческое тело, подвергаясь смертельному риску, мужчина, снова заняв свое положение, обнял меня, как бы закрывая от выстрелов.
