Репортажи со шпилек - Жанна Голубицкая

Мы с Рисалат сидим за столиком кафе в ресторанном дворике торгового центра. Все то время, что мы пьем кофе и общаемся, я боковым зрением замечаю: за нами с интересом следят. За соседним столиком с пивком и кебабами из арабской закусочной расположились типичные азиатские кавалеры, принаряженные к воскресному дню. Белые рубашечки, наглаженные брючки, начищенные ботиночки. Набриолиненные прически и ищущие взгляды. Наконец один из них встает и направляется к нам — с мороженым. Не с пустыми руками — типично восточное ухаживание:

— Здравствуйте, девушки! — вежливо начинает кавалер. — Как поживаете? Как работа? Как выходной?

«Как муж, как дети, как внуки?» — ехидно продолжаю я про себя. Мне известно, что азиаты начинают беседу издалека, с общих учтивых вопросов — так у них принято. К «склеиванию» женщин это тоже относится.

Рисалат стыдливо потупляет взор — стесняться тоже принято, а иначе решат, что ты нечестная девушка. Но я иду в бой: хочу знать, как зачинается гастарбайтерская любовь?

— Вы откуда? — спрашиваю.

— Узбекистон, Хорезм, — отвечает ухажер. — А вы?

Что ж, почти прямое попадание. Рыбак, как говорится, рыбака… Мне остается соответствовать:

— Я с Бухары, — говорю я. — А она, — тыкаю в Рисалат, замершую в позе воплощенной невинности, — с Ургенча.

Моя ложь прокатывает — не зря же во мне течет южная кровь! К нам тут же подсаживается второй кавалер. Зовут красавцев Бек и Равшон, им по двадцать три года. Служат водопроводчиками в каком-то офисе. Правда, они это называют «устанавливаем водопроводную систему для корпорации». «Это очень денежная работа!» — шепчет мне Рисалат и заметно оживляется. Тут же завязывается оживленный разговор на узбекском. Мне приходится объяснять, что в раннем детстве меня привезли в Россию, поэтому родной язык я не помню. Я оказываюсь совершенно не в теме: различаю только от вольного воткнутые в певучую узбекскую речевую вязь знакомые слова — типа «ресторан бармында», «ночной клуб загенды» и «деньги бар, хата проблем йок». Из этого я понимаю, что кавалеры наши не жадные и по-своему галантные. Как и положено в приличном обществе, предлагают сначала угощения и танцы, а уж только потом «хата йок проблем». Причем разница в возрасте в пользу дам узбекских юношей ничуть не смущает.

Минут через пять мне становится отчаянно скучно. Языковой барьер — дело серьезное. И тут на мое счастье мирная беседа узбекских граждан грубо прерывается блондинкой-официанткой:

— Ах ты, козел! — кричит она по-русски, обращаясь к Беку. — Опять сидишь здесь, лапшу бабам вешаешь! Девчонки, не верьте ему! Он мне только на той неделе про вечную любовь врал. Три дня у меня ел-пил-спал, весь холодильник сожрал, а потом номер телефона сменил!

— Да потерял я телефон, потерял! — с сильным акцентом пытается оправдаться Бек по-русски.

Но официантка в сердцах швыряет на наш стол пустые тарелки и уходит.

— Да у меня с ней ничего не было! — объясняет Бек почему-то мне. — Так, один минет… Вот уж не знал, что у вас, баб, это называется «вечная любовь»!

— То есть, чтобы определить серьезность отношений с мужчиной, следует посчитать количество орального секса? — ехидничаю я. — И на сколько минетов, по-твоему, тянет настоящая любовь?

Вот так: минет как единица измерения человеческих отношений! И это у представителей нации, которую традиционно воспитывают в духе семьи и брака! Когда же и почему они успели так раскрепоститься? Неужели всему виной наша столица?

Киргизки: ты была моей любимой женой, так почему ты не умерла?

Мы прощаемся с новыми знакомыми, ссылаясь на неотложные дела. Я даже записываю телефон Бека и обещаю позвонить на днях. Рисалат принципиально не держит у себя «левых» номеров: Бахтияр ревнив и может проверить ее мобильник на предмет подозрительных абонентов.

Мы отправляемся по этажам торгового центра: Рисалат будет знакомить меня с местными работницами. Почти все девушки здесь у нее в подружках и доверяют ей, как себе. У одной Рисалат в свое время была бригадиром, другую выручила деньгами… Этот торговый центр в спальном районе столицы вполне может являться моделью нашего города в миниатюре: здесь представлены гастарбайтеры всех национальностей, и порой между ними завязываются сложносочиненные отношения, достойные сериала.

— Первый этаж, туалеты и подсобки — вотчина киргизок, — объясняет мне Рисалат. — Киргизки — тупые, поэтому в основном они моют туалеты. Хотя и среди них есть хорошие девчонки, я тебя познакомлю с одной.

— А почему — тупые? — интересуюсь я.

— Ну, если честно, среди девчонок со Средней Азии киргизки считаются самыми бл…ми. Но не потому, что они какие-то испорченные, а просто они — клуши. Не могут мужику отказать, их часто насилуют и обворовывают. Дуры, одним словом.

От своей собеседницы я узнаю, что основное отличие киргизок от азиаток других национальностей в том, что они часто приезжают на заработки незамужними девушками. У других восточных народностей это не принято. Узбечка или таджичка сначала должна чин-чинарем выйти замуж на родине, родить, а уж потом — пожалуйста. Хочешь на заработки — езжай. Можешь с мужем, а можешь и без. Главное, ты уже женщина, жена и мать. Если же уехала в девках неизвестно куда, а потом вернулась домой — замуж уже никто не возьмет. На родине такую сочтут нечестной женщиной. Киргизкам же родня разрешает уезжать до замужества.

— У них с этим проще, — вздыхает Рисалат. — Одна-две уедут, в Москве устроятся, а потом за собой весь кишлак тянут. Потом так и живут, и работают тут целыми племенами. Обращала внимание? Меньше трех киргизок за раз не ходят, только группами.

— А как же их мужчины обижают, если они всегда держатся вместе? — не понимаю я.

— А всех оптом и обижают, — машет рукой Рисалат.

Мы подходим к киргизской девушке, которая, по словам Рисалат, «не такая тупая, как все остальные». «Умная» киргизка трудится на лотке с мороженым. Зовут ее Малхаз, лет двадцать, очень симпатичная, модно одетая, выкрашена в блондинку. Она выходит с нами покурить на лестницу.

— С разрешением на работу и регистрацией сейчас сложно, — делится киргизская мороженщица. — Многие наши работают тут нелегально, у других документы просрочены. Но все лучше, чем дома. Там вообще работы нет.

— Но вы же молодые, красивые девчонки! Может, замуж здесь выйдете? — наивно надеюсь я.

Малхаз хохочет:

— Скажешь тоже: замуж! Да кому мы тут нужны? Если только своим же гастарбайтерам, чтобы переспать. Да и то «женишок» за это разве что водки нальет. А если какие проблемы, даже на аборт денег не даст. Скажет: ищи сама, твои проблемы. Такое постоянно происходит.

— Так, может, не делать аборт? Или предохраняться?

— Женщина предполагает, а Аллах располагает. Ты же сама знаешь: стопроцентного способа предохранения не существует. К тому же, мы, киргизки, очень плодовитые. Чуть что — сразу залет. Это самая большая беда, которая может случиться с девушкой на заработках. Родить без брака неизвестно от кого — самый большой позор для нас! Вот в прошлом году был случай: одну изнасиловали на квартире. А у нее дома муж остался. Она забеременела, а аборт делать не стала — грех это. Так муж, когда узнал, избил ее до выкидыша. И даже ее отец сказал: «Ты мне больше не дочь. Лучше бы ты умерла!» Да и потом, раз уж приехала, работать надо, какие дети? Сейчас наши девочки как-то приспособились. У нас есть акушерка своя. Она абортирует на дому, зато и денег берет намного меньше, чем в официальных абортариях. Правда, она на больших сроках ничего не делает принципиально. Так что девки, если срок прощелкают, до последнего пытаются беременность скрыть, чтобы с работы не погнали. Утягиваются, как могут. Ну мы все в основном маленькие, животы небольшие. Если в широкую одежду одеться, то и не видно ничего.

— Ну хорошо, скрыла беременность… А дальше-то что?

Малхаз пожимает плечами:

— От нагулянных детей надо избавляться, это однозначно… Как? Не знаю. Слава Аллаху, я не была в таком положении. Одно могу сказать: было бы хорошо, если бы в российских роддомах можно было оставлять младенцев, не предъявляя документов… Тогда бы все так и делали, а так кому хочется свое имя называть? Это же позор!

Узбечки и таджички: если б он был султан…

Гастарбайтерши из двух других азиатских республик, по словам Рисалат, отличаются тем, что в основном приезжают уже замужними.

— По крайней мере, уже знают, откуда дети берутся. Во всяком случае, узбечки и таджички реже попадают в такие дурацкие истории, как киргизки. Они более смышленые и быстрее делают карьеру. Во всяком случае, узбечку, моющую туалеты пятый год, встретишь редко. Она может начать с туалета, но через пару месяцев уже добивается повышения.

Я узнаю, что многие таджики и узбеки приезжают в столицу семейными парами. Подобные пары обеспеченные москвичи часто нанимают в загородные дома в качестве прислуги. Дети у таких супругов, как правило, оставлены дома на попечение родни. На родину регулярно высылаются деньги и посылки. При определенном везении азиатка может устроиться официанткой в бар или ресторан.