В понедельник рабби сбежал - Гарри Кемельман

— Первый раз за много лет ты не пошел в шабат в синагогу, Дэвид, — сказала Мириам, когда они подходили к дому.

— Так и есть, но я не чувствую, чтобы что-то потерял. Я всегда ходил не только потому, что этого ждали от меня как от рабби, или как от студента семинарии, а еще раньше как от сына рабби, — но и потому, что таким образом я выделял шабат из моих будней. Я одевался немного по-другому, шел в храм пешком, выходя заранее, чтобы не надо было спешить. И точно так же шел назад, зная, что никаких неотложных дел нет. Пожалуй, я не только праздновал, но и утверждал шабат. А здесь нет нужды утверждать его. Его не приходится выделять из будней — это сделали за тебя. Весь город соблюдает шабат. Ты знаешь, хоть мне не удалось пойти в синагогу, это был лучший шабат из всех, что я могу вспомнить.

Она с любопытством взглянула на него.

— Странновато звучит для рабби.

— Возможно. Но так я чувствую.

Глава XVI

Помощник — смуглый, темноволосый, застенчивый — робко вошел в кабинет своего начальника, инспектора полиции Иш-Кошера, и кашлянул, чтобы привлечь внимание. Иш-Кошер, спокойный, массивный человек в ловко сидящей форме, поднял голову и приветливо сказал:

— Да, Аарон?

— Там пришел человек, — сказал тот извиняющимся тоном. — Он из гражданской обороны и был на дежурстве в том районе, на Альфонт-стрит…

— Он что-то видел? Что-то знает? Да говори же. — Инспектор потрогал маленькую кипу, прикрепленную шпилькой к редеющим волосам. Для него она была признаком не столько набожности, сколько лояльности по отношению к его партии, придававшей большое значение религиозной традиции. Заодно она прикрывала лысину на макушке.

— Ну…

Иш-Кошер вздохнул. Вот уж типичный сефард[43]. Они очень хороши в рядовом составе — пешеходный патруль, регулировка уличного движения и прочее, но на более ответственных должностях нерешительны и цепенеют в любой момент. С ними приходится много и терпеливо работать. Через несколько лет в управлении их, пожалуй, будет намного больше — в армии уже большинство.

— Садись, Аарон, — доброжелательно сказал он. — Ну, так в чем дело?

— Я не знал, беспокоить тебя с этим или нет. На самом деле там ничего такого, просто время совпадает, но у нас нет ничего другого.

— Так давай его сюда, поговорим. Сам говоришь, ничего другого у нас нет.

— Их там двое, но говорит в основном один.

— Тогда давай обоих. У нас что, не хватает стульев?

Обоим было за сорок, по одежде и общему виду Иш-Кошер решил, что это мелкие предприниматели, лавочники, скорее всего. Шмуэль, тот, который в основном говорил, был одет немного поопрятнее. Костюм выглажен, а ботинки начищены. Моше тоже был в пиджаке, но свитер весь в пятнах. Иш-Кошер подумал, что он, скорее всего, работает на улице, наверное, хозяин ларька.

— Мы были на дежурстве, — сказал Шмуэль.

— Ночном дежурстве, — поправил Моше.

— Ты будешь говорить, Моше, или я?

— Говори ты.

— Хорошо. Так вот, мы были на ночном дежурстве, было, пожалуй, без скольких-то одиннадцать. Мы были почти в конце Альфонт-стрит. Взрыв был в номере девяносто восемь, а мы были за пару домов до него, скажем, у восемьдесят шестого. Мы остановились закурить…

— Ты закурил сигарету, — сказал Моше.

— Хорошо, я закурил сигарету. Ты боишься, что инспектор донесет на меня? Так вот, подходит мужчина и очень любезно, очень вежливо спрашивает, не знаем ли мы, где находится Виктори-стрит.

— Он говорил на иврите?

— Он говорил на иврите, но он не израильтянин. Иностранец, американец, я думаю.

— Хорошо, продолжай.

— Ты знаешь, как идет Виктори-стрит, изгибается дугой. Я и спрашиваю его, какой ему нужен номер, потому что если это большой номер, ему надо вернуться назад, а если начальный, так это в том направлении, куда мы шли, дальше по Альфонт-стрит и направо. — И он изобразил это рукой.

— Он сказал — номер пять, — произнес Моше.

— Я как раз собирался сказать инспектору, — негодующе сказал Шмуель.

— Хорошо, — сказал Иш-Кошер, — он искал Виктори-стрит, 5. Что дальше?

— Ничего, — торжествующе сказал Шмуэль.

— Ничего? — Иш-Кошер уставился на этих двоих и затем вопросительно посмотрел на помощника.

Шмуэль поднял руку — то ли успокаивая его, то ли желая сказать, что продолжение следует.

— Потом я прочитал в газете, что когда бомбу приводят в действие, до взрыва остается час. Так вот, бомба взорвалась примерно в полночь, а этот человек подошел к нам как раз около одиннадцати. Так я сказал моему другу Моше и…

— Понимаю. Вы его хорошо разглядели? — спросил Иш-Кошер. — Можете его описать?

— Описать? — Он неуверенно посмотрел на Моше. — Он был высокий. Правда, Моше?

Моше кивнул.

— Может, футов шесть, Моше?

— Не меньше шести футов.

— Какого цвета волосы, глаза?

— Было темно. Это же было поздно вечером. Ты видел его глаза, Моше?

Моше покачал головой.

— Сколько ему лет?

— Средних лет. Я имею в виду, не мальчик, не юноша. Может быть, пятьдесят. Ты бы дал ему пятьдесят, Моше?

— Не меньше пятидесяти. Может, даже пятьдесят пять.

— Как он был одет?

— В пальто и шляпе. Потому я не и могу сказать, какого цвета волосы. На нем была шляпа.

— И он американец? Откуда ты знаешь? Его иврит?

— У него хороший иврит, но не такой, как у нас. Как будто он учил его, понимаешь, что я хочу сказать?

— Хорошо. Он спросил вас, как попасть на Виктори-стрит, вы ему сказали, и он ушел?

— Не-ет, не совсем. Ему был нужен пятый номер, а мы шли в ту сторону, так что шли вместе и разговаривали.

— Ты разговаривал, — сказал Моше.

— Ну, я разговаривал. Я что, выдавал какие-то секреты?

— О чем вы говорили?

— О чем обычно говорят люди? О правительстве, о налогах, о войне — как всегда.

— И вы проводили его до места?

— Нет, мы дошли до перекрестка, и я сказал, что ему надо идти туда, там начало Виктори-стрит, а номер пять — это второй или третий дом от угла.

— И он пошел, — подсказал Иш-Кошер.

— Нет. — Шмуэль улыбнулся, довольный, что заманил инспектора в ловушку. — Он посмотрел на часы и сказал, что уже, пожалуй, слишком поздно идти в гости. Он поблагодарил нас и пошел дальше по Альфонт-стрит.

Иш-Кошер насмешливо посмотрел на своего помощника, когда тот вернулся, проводив посетителей.

— Я тебе говорил, — сказал Аарон, — что не думаю, будто там что-то такое есть, но…

— Но у нас нет ничего другого, — сказал шеф. — И все же, если немного подумать, это любопытно. Одиннадцать часов — довольно поздно, чтобы идти в гости, так же поздно, как и несколько минут спустя, когда он решил, что уже слишком поздно. Пожалуй, стоит немного порасспрашивать. На многое я не рассчитываю, как ты понимаешь. Пожалуй, метод Адуми — схватить несколько арабов и допросить из расчета, что кто-нибудь из них перенервничает и признается, — правильный метод. Но в моем районе убит человек. То, что его убило взрывом, несущественно. Это убийство, а я обязан расследовать убийства. Так что, может быть, стоит сходить на Виктори, 5 и спросить, не ждал ли кто-нибудь из жильцов в тот вечер позднего гостя.

Глава XVII

В воскресенье Смоллы решили посмотреть город. Все утро было в их распоряжении: Джонатан пробудет в школе до двух часов, и в полдень его там покормят.

— Не беспокойтесь о том, чтобы вернуться точно вовремя, — сказала Орс Розен, их соседка. — До вашего прихода он может поиграть с Шаули.

— Мы хотим пойти в Старый Город и к Стене, — сказала Мириам. — Успеем?

— Конечно. — И она объяснила, на каком автобусе добраться к Яффским воротам. — Вы увидите там указатели, как пройти к Стене. Это недалеко. Туда и пешком можно добраться. Но первый раз лучше на автобусе.

Поэтому они сели в автобус. Не успели они заплатить за проезд, как водитель резко тронулся с места, и их отбросило на сиденья. Но перед автобусом внезапно появилась машина, и водитель так же резко затормозил. Он высунул голову в окно и крикнул:

— Да обойдут тебя беды, но ты круглый дурак. — Покраснев от негодования, он снова резко рванул с места.

Несколько минут рабби и Мириам не отрываясь смотрели в окно. Женщина средних лет с кучей пакетов на широких коленях и парой сеток с покупками, лежащих рядом, дернула за шнурок звонка и, опасаясь, что водитель не слышал, дернула еще раз.

Тот глянул в зеркало заднего вида и крикнул:

— Все в порядке. Я тебя слышал, слышал. Или ты думаешь, что это музыкальный инструмент? — Он свернул к обочине и остановился.

Женщина собрала свои сумки и пакеты и направилась к двери.

— Он ведет себя так, будто эту дорогу построил его отец. А сколько раз ты дергаешь шнур, а он не останавливается? И сколько раз в дождь ты ждешь на остановке, а они проезжают мимо?