Октавиан Август. Крестный отец Европы - Ричард Холланд

Взволнованный этой встречей с Октавианом, Бальб поспешил в городок Кумы, что неподалеку от Путеол, у северной оконечности Неаполитанского залива. Туда, на одну из своих многочисленных вилл, скрылся Цицерон от воцарившейся в Риме атмосферы насилия. Цицерон и Бальб были если не старинными друзьями, то хорошими знакомыми. Цицерон около тринадцати лет назад успешно защищал Бальба в суде, и они не теряли друг друга из виду и часто обменивались важными сведениями. Бальб, по-видимому, приехал с целью успокоить стареющего сенатора насчет намерений Октавиана и заручиться его поддержкой. Он подтвердил, что молодой наследник твердо намерен отстаивать свои права, но видит в Антонии серьезное препятствие. А Цицерон уже успел в письме Аттику высказать опасение, что Октавиан затевает государственный переворот. Он не был готов помогать Октавиану.

По совпадению у матери Октавиана и его отчима была вилла неподалеку от виллы Цицерона, вблизи Путеол. Именно туда и приехал Октавиан после того, как пробыл несколько дней в Неаполе и провел там несколько важных встреч с целью поднять свою популярность и привлечь к себе людей.

Атия, его мать, уже высказывала опасения, что Октавиан приобретет серьезных врагов, если станет бороться за наследство, от которого оба родителя советовали ему отказаться. Неизвестно, давался этот совет искренне или осторожный Филипп хотел таким образом защитить себя и супругу от страшных последствий в случае неудачи Октавиана. Октавиан ответил, что раз Цезарь счел его достойным своего имени и состояния, то он не может примириться с меньшим. Тогда и Атия, и Филипп, как дружная семья, обещали ему полную поддержку.

Филипп, который так много лет стоял у кормила власти, целиком понимал всю трудность стоящей перед Октавианом задачи. Октавиан уже стал хорошим оратором, он умел extempore[10] выступать на публичных собраниях, но словами многого не достичь.

И все же у Октавиана нашлось немалое число сторонников в Неаполе — большом городе, и перед тем как отправиться в столицу, ему следовало встретиться со всеми, с кем только можно. Хотя Неаполь был изначально поселением греческим и многие там говорили на греческом языке, в окрестностях города, в Кампанье, жило много римских ветеранов. Их поселил там как колонистов Цезарь; еще больше бывших легионеров дожидались там обещанных им наделов.

Источники не сообщают, что именно говорил ветеранам Октавиан и что они отвечали, но наверняка многие из них считали себя клиентами Цезаря и желали отомстить его убийцам. В Риме периода поздней республики отношения клиента и патрона предусматривали взаимную выгоду. Чтобы система аристократического правления нормально функционировала и пользовалась достаточной общественной поддержкой, тем, кто стоял ниже уровня аристократии, но выше уровня бедных граждан, нужен был доступ, пусть и не прямой, к людям, принимающим решения, от которых зависела их жизнь. Такие отношения обеспечивали клиентам защиту, равно как и отдельные блага, вроде назначения на должность или заключение договоров. Взамен клиенты оказывали патрону политическую, а если нужно, то и физическую помощь.

Самые важные сенаторы обычно наследовали клиентов у тех членов семьи или рода, кто покинул пост или умер, и использовали свое положение, чтобы привлечь новых. Среди их клиентов были сенаторы, занимавшие более низкие посты, всадники и другие люди, формировавшие общественное мнение. Клиенты должны были часто, почти ежедневно приветствовать патрона, поддерживать его в важных политических мероприятиях, например, во время его выступлений на Форуме им полагалось аплодировать.

У этих сенаторов и всадников имелись, в свою очередь, собственные клиенты, ждавшие от них протекции и помощи в карьере.

В старые времена иерархия патронов и клиентов уходила корнями в самые низы римского общества. Однако после Союзнической войны, когда большей части Италии предоставили избирательные права, образовался немалый слой общества, не имевший даже тех неофициальных связей с властными структурами, которые обеспечивал людям институт клиентов. Составляли этот слой обнищавшие солдаты-крестьяне и отпущенные на свободу состарившиеся рабы, которых хозяевам стало невыгодно держать. Пропасть между сенаторами-оптиматами и обездоленным классом и объясняет, почему так удивились заговорщики, когда убийство Цезаря не только не встретило одобрения у обычных горожан, но и возбудило в них смертельную ярость.

В период восхождения Цезаря к власти система «патрон — клиент» поддерживала политические механизмы и отношения в довольно большом социальном диапазоне. Самому Цезарю и его соперникам аристократам, а также и врагам, не имело смысла действовать только по идеологическим причинам, не учитывая нужд подчиненных им групп. Цицерон пусть и оставил западной цивилизации объемистые труды о нравственности и о правительстве, но как действующий политик стремился поддерживать равновесие системы «клиент — покровитель», которой с выгодой пользовался и сам и которую, как и многие политики после него, считал преимуществом государства. Брут и Кассий могли утверждать, что убили Цезаря из благородных побуждений, но их клинки разили тело диктатора также и во имя интересов клиентов, ждавших от патронов выгодного покровительства, которого их почти лишило неожиданное возвышение Цезаря.

У самого Цезаря задолго до того, как он стал диктатором, имелось весьма большое количество самых разнообразных клиентов. Среди них были не только сенаторы, всадники и прочие люди, надеявшиеся продвинуться, служа его интересам, но и целые селения, племена, гарнизоны, острова, даже большие области в Италии и Галлии и других провинциях вместе с их гражданами и просто свободными людьми. После смерти Цезаря все они хотели как можно скорее найти себе нового патрона, и предпочтения их были, разумеется, на стороне наиболее видных сподвижников Цезаря, а не оптиматов. Таким образом, Октавиан помимо плебса мог опираться и на более уважаемые социальные группы, но поскольку ему было всего восемнадцать, он не имел настоящего влияния в верхах, какое мог иметь человек зрелых лет, занимающий консульский пост. Многие из этих людей уже попытались получить в качестве патрона Антония, как приверженца Цезаря и человека, имеющего власть и способного ее удержать. Чтобы набрать собственных клиентов, притом высокопоставленных граждан, которые помогли бы ему в достижении цели, Октавиану следовало найти имеющих определенный вес политиков, согласных поддержать его в сенате, куда он пока еще не мог быть избран. Однако сам Октавиан не мог занять позицию клиента по отношению к кому-либо из них, не лишив себя шансов отнять существующих клиентов-цезарианцев у таких политиков, как Антоний или Лепид.

Октавиан не был ни консулом, ни полководцем, и успех зависел только от его способности действовать так, как если бы он уже обладал auctoritas, даваемым этими двумя должностями. Антоний был прав, говоря, что Октавиан всем обязан своему имени. И имя это — Цезарь. Молодому претенденту пришлось расстаться с именем, полученным при рождении. В каком-то смысле ему пришлось стать Цезарем — и оставаться Цезарем — в глазах других людей. Ему не подходило долгое, в течение двадцати лет, восхождение по cursus honorum[11] — длинной карьерной лестнице, поднимаясь по которой, человек проходит ступени квестора, эдила, претора, пока не достигнет верха, то есть поста консула, к сорока двум годам, если повезет. Таким путем шел Цезарь. Некоторые достигли верха раньше, как Марк Антоний, но в обход законов. Немыслимо было юноше стать консулом. И все же это случится, и довольно скоро.

Теперь мы ясно видим, почему Октавиану понадобился — странное дело — почти месяц, чтобы добраться из Брундизия до Рима. Подобно современному политику, совершающему предвыборное турне, он показывал себя потенциальным избирателям и пробуждал в них надежду, что начинания Цезаря еще не погибли. Октавиану не приходилось давать кровавых клятв об отмщении убийцам; люди и без того часто взывали к нему как к сыну, для которого отомстить за приемного отца — дело чести. К тому времени как Октавиан добрался до виллы родителей в Путеолах, он повторил им — с выражением и на языке Гомера — слова Ахилла, сказанные над телом его погибшего друга Патрокла: «О, пусть я тотчас умру, коль не в силах за друга павшего мстить!»

Согласно греческому историку Аппиану, любившему эффектные жесты, мать Октавиана радостно приветствовала сына как единственного человека, достойного ее дяди, великого Цезаря.

Вероятно, самое важное из достижений Октавиана в этой поездке — то, что он бросил в почву семена, из которых вырастет его союз с Цицероном. Правда, почва оказалась каменистой. Впервые они повстречались на вилле проконсула, где гостили Бальб, Авл Гирций и Гай Вибий Панса, консул-десигнат на следующий год.