Кризис психоанализа - Эрих Зелигманн Фромм

бихевиористски-описательно, эти характерологические черты и марксова концепция характера должны пониматься в динамическом смысле. Они представляют собой относительно постоянные страсти и желания, определяемые экономическими и общественными условиями. Маркс обращается здесь к великой социопсихологической работе Бальзака, который рассматривал изучение характера как изучение тех «сил, которые мотивируют человека». Труды Бальзака во многом раскрывают психологические принципы Маркса. Между прочим, следует добавить, что если читать письма Маркса к Энгельсу, особенно их полные немецкие оригиналы, можно найти глубокую психологическую оценку индивидов, которая, хоть и не имеет художественных качеств описаний Бальзака, принадлежит к числу лучших психоаналитических изображений характера в терминах диалектического гуманистического психоанализа.

Этот краткий обзор Марксовой психологии влечений можно заключить его отзывом о ярости; особенно интересна его идея о том, что ярость может быть обращена на самого человека, – идея, которая позднее сыграла важную роль во фрейдовском психоанализе. Маркс писал: «Стыд есть разновидность ярости, обращенной против самого себя, и если бы вся нация действительно устыдилась, это выглядело бы, как если бы лев припал к земле, прежде чем кинуться».

Вклад Маркса в гуманистическую глубинную психологию не мог бы быть полностью понят без знания его отношения к сознанию и его концепции функционирования осознания. Его классическое выражение содержится в книге «Немецкая идеология»: «Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание». Позднее, в предисловии к работе «К критике политической экономике», Маркс писал: «Не сознание людей определяет их бытие, но, напротив, их социальное бытие определяет их сознание». То, что в первом высказывании он называет «жизнью», во втором он говорит о «социальном бытии». Продолжая традицию, одним из выдающихся ранних представителей которой был Спиноза и которая более чем через пятьдесят лет нашла кульминацию в трудах Фрейда, Маркс опровергает преобладающее мнение о том, что сознание есть окончательный показатель и качество всей психической жизни. Маркс понимал – и в этом отношении более глубоко, чем Фрейд, – что сознание есть продукт конкретной жизненной практики, которая характеризует данное общество или класс. Оно «с самого начала социальный продукт», как и язык; оно возникает «из потребности, из необходимости общения с другими людьми. Хотя человек думает, что им руководят и мотивируют его собственные идеи, на самом деле он мотивирован силами у него за спиной, которые он не осознает». В то время как Маркс уже использовал термин «подавление» (Verdrängung) в отношении «обычных естественных желаний» в «Немецкой идеологии», Роза Люксембург совершенно ясно, следуя мысли Маркса, говорит о дихотомии между «сознательным» и «бессознательным». Поясняя высказывание Маркса о том, что сознание определяется социальным бытием, она пишет: «Бессознательное приходит раньше сознательного. Логика исторического процесса приходит раньше субъективной логики человеческих существ, участвующих в историческом процессе». В классовом обществе сознание человека неизбежно оказывается ложным сознанием, идеология, придающая видимость рациональности его действиям, на самом деле является следствием противоречий в любом классовом обществе, а истинная мотивация не рациональна.

Марксова концепция сознания и идеологии привела к одной из самых важных частей его теории революции. В написанном в сентябре 1843 года письме он говорит о сознании как о «вещи, которую мир должен оценить, хотя и не хочет делать этого… Наш лозунг должен быть таким: перестроить сознание не догмами, а анализом мифического сознания, неясного самому себе, будь оно религиозным или политическим». Разрушение иллюзий и анализ сознания – другими словами, осознание реальности, не осознаваемой человеком, – есть условие социальных перемен. Маркс дал много превосходных формулировок этого: нужно заставить «замороженные обстоятельства плясать, напевая им их собственную мелодию»; «требование отказаться от иллюзий в отношении собственных обстоятельств есть требование отказаться от условий, в которых нуждаются иллюзии». Человеку нужно стать «разочарованным человеком, который должен прийти в себя, чтобы вращаться вокруг себя, тем самым вращаясь вокруг своего настоящего солнца». Осознание реальности в качестве ключа к переменам есть для Маркса одно из условий социального прогресса и революции, так же как для Фрейда – условие излечения психической болезни. Маркс, не интересуясь проблемами индивидуальной терапии, не говорил об осознании как об условии индивидуального изменения, однако, имея в виду всю его психологическую систему, как я старался здесь показать, совершенно нетрудно провести такую связь[35].

Я верю, что когда главная забота Маркса – забота о человеке – будет полностью оценена, его вклад в психологию найдет признание, в котором ему до сих пор отказывают.

V. Гуманистическое планирование

Изучая сближение планирования в бизнесе и правительственного планирования, скоро понимаешь, что это предполагает также сближение психологии и социальной психологии, с одной стороны, и управления и планирования – с другой[36]. Последняя область сближения включает два важных раздела: один, довольно очевидный, включает работу промышленных психологов. Возможно, один из самых значимых шагов, с которого началась вся последующая работа, был сделан Элтоном Мэйо в его знаменитом эксперименте на заводе «Дженерал Электрик» в Хоторне, где он изучал влияние на производительность труда различных способов манипулирования участвующим в производственном процессе человеческим материалом. Мэйо набрал неквалифицированных работниц, ввел перерывы и другие побуждающие стимулы, и производительность возросла. Потом он отменил все эти стимулы, но производительность продолжала расти. Наконец у него возникла идея – прозрение выдающегося ученого, – что причина этого была не в перерывах и чаепитиях, не только увеличивавших производительность труда, но и снижавших прогулы и создававших более дружеские отношения между работницами, а в совершенно другом факторе – появлении интереса к тому, что работницы делали. Они активно и с интересом участвовали в работе просто потому, что им сказали об эксперименте, в котором они участвовали, и о его значении, и таким образом впервые чисто механическая, монотонная, утомительная работа преобразовалась в нечто их интересующее. Именно это и был фактор, вызвавший рост производительности труда. Благодаря эксперименту Мэйо впервые был установлен принцип: интерес к работе – мощный побудительный мотив помимо монетарного интереса.

Промышленные психологи, последователи Мэйо – Ликерт, Макгрегор, Уайт и другие – добавили к открытиям Мэйо новый материал. Может быть, Макгрегор пришел к наиболее радикальным выводам, подчеркивая значение не только удовлетворения Эго – т. е. гордости и самоуважения, но также, возможно, того, что в современной психологии именуется «самоактуализацией» или «самореализацией», – для увеличения производительности труда.

Впрочем, имеется один момент, который не следует забывать, а именно: все эти исследования искали ответ на вопрос о том, как можно мотивировать людей на лучшую производительность или как следует использовать средство – человеческий материал – для достижения цели – более эффективного использования машин? Другими словами, профессор Мэйо назвал свою книгу «Человеческая проблема промышленности», хотя мог бы назвать «Промышленная проблема человека», но он не