Горец. Гром победы - Дмитрий Старицкий

– Справедливости, – поправил меня генерал.

– Спасибо, – поблагодарил я за уточнение. – Так вот, я заметил, что, выбрав острием своей борьбы национальную буржуазию, эти лигисты вводят под другими названиями возврат к старому доброму вассалитету. Только вот сеньор у них коллективный – сама Лига.

– Дельное замечание, – отметил Молас и замолчал, так как нам принесли жаркое.

– И национализм для них просто ругательное слово. Национализм может быть, по их теории, только буржуазный, значит, плохой, потому что все трудящиеся во всем мире братья по определению.

– Что в этом ты видишь плохого?

– Только то, что трудящимися они признают лишь фабричных рабочих. Все, кто имеет хоть какую-то собственность, – буржуи, подлежащие ликвидации. Так и написано у них: «ликвидации как класса». Так что жди от них большой крови. Как полвека назад в Западной республике, когда вот так же ликвидировали аристократию как класс.

– Что, крестьяне для них уже не трудящиеся? – удивился генерал.

– Угу… – кивнул я. – Мелкая буржуазия с узколобым мышлением, погрязшая в идиотизме деревенской жизни и не понимающая своего счастья в работе на пролетариат. Насколько я понял, они готовят для крестьян повторное крепостное право, где коллективным сеньором будет выступать вся их Лига целиком. Никакой персонификации, на которой стоит классический феодализм, но принцип тот же.

– Серьезно ты их писульки проштудировал, Савва. Не ожидал я от тебя такого.

– Неделю в поезде делать было нечего. Это чтение для меня стало отдыхом от теоретической химии.

– Но в своих листовках они в основном обращаются именно к крестьянам.

– Только потому, что массовая армия в большинстве своем состоит из крестьян, которым надоела окопная грязь. Тактический ход. Ничего большего.

– По твоему мнению, Лига нам опасна? В смысле подрыва устоев империи?

– Страшнее для нас будет тот, кто во время войны предложит радикальную земельную реформу. Причем в меньшей степени это касается Ольмюца и Реции, где не было крепостного права или оно было очень мягким. Где земельные отношения между владельцами земли и потомственными арендаторами давно устоялись к обоюдной выгоде. А вот в центральных, западных и северных частях империи, где после эмансипации крестьяне остались без земли, которой владели до личного освобождения, то там легко можно поджечь. Старые обиды еще свежи.

– И какой ты видишь выход?

– Такой, какой естественно произошел в Ольмюце – растущая промышленность поглотит лишних людей из села. Но для этого нужно хотя бы четверть века прожить без социальных потрясений. Но их не избежать, потому как после войны фабриканты, лишившись военных заказов, обязательно выбросят лишних рабочих на улицы. Это будет временно, но вот тут-то Лига и порезвится… устроит такие танцы с бубнами, как беготня с факелом между пороховыми бочками. Причем при нашей победе будет как бы не хуже, чем при поражении. «За что боролись?!» И не сказать, что наверху этого не понимают. Прекрасно понимают. Потому и продавливают программу привлечения пленных специалистов на частные предприятия. Чтобы когда мы их отпустим домой после нашей победы, образовался в империи некий недостаток рабочей силы, втягивающий на заводы демобилизованных фронтовиков. Промышленность все равно будет расти, а вот этот промежуток между победой и начавшимся ростом производства не по заказам государства, а по частным потребностям общества надо еще пережить. И тут главная роль опять-таки остается за государством. Строить дороги, каналы, тоннели… Тот же лесоповал организовать как следует. Словом, то, на что частник пожалеет тратить собственные деньги. Такие проекты, в которых главным фактором будет занятость населения, а не прибыль. Особенно занятость демобилизованных фронтовиков. А те будут с гонором – «за что кровь проливали?». Вот тогда агитация Лиги найдет себе уже взрыхленную почву, и они начнут посев революции.

– А сейчас?

– Сейчас они никто и зовут их никак. Сейчас нам страшна старая аристократия, которую император медленно, но верно оттесняет от государственного управления.

– Вот-вот… – закивал Молас. – Наконец-то сам понял, почему тебя постоянно отодвигают от столицы.

– Ничего я в этом не понял.

– Был бы Кобчик просто удачливый буржуй, они бы все твои выходки стерпели. А Кобчик стал бароном. Кобчик стал близок к королям. Кобчик вдруг получил ВЛАСТЬ и тут же стал «Кровавым». Думаешь, мне баронство не предлагали?

– И?.. – Я даже немного подался навстречу собеседнику.

– Даже графство, но я отказался. Как в свое время отказался от титула и мой отец. – Генерал вынул трубку и стал набивать ее дорогим мидетерранским табаком.

Потом долго ее раскуривал, давая мне осознать эту информацию.

– Ну не республику же они хотят? – растерянно проговорил я, имея в виду старую имперскую аристократию.

– Не хотят, – подтвердил генерал. – Они хотят сами править и чтобы император был просто ширмой их правления. Думаешь, почему император разрешил выборные сеймы на местах, но не дозволил имперского парламента? Потому что все проекты, которые подавались по этому вопросу, отдавали всю полноту власти старой аристократии – верхней палате. И правительство империи должно было стать ответственным перед парламентом, а не перед монархом.

– Как на Соленых островах? – предположил я.

– Внешне так, но не по существу. Основой политической системы Объединенного королевства Соленых островов являются тайные общества. Именно они стоят за видимыми политическими партиями и выдвигают кандидатов в депутаты на общинных выборах, таким образом получая в парламенте большинство того или иного тайного общества в виде партийной фракции. Депутат может говорить, о чем пожелает, может вообще не ходить на заседания палаты, но он обязан всегда солидарно голосовать так, как решит руководство партии, ибо в противном случае он сразу лишится своего места. А руководство партии приказывает только то, что ему уже приказало соответствующее тайное общество. Король там вроде бы царствует, но не правит. Так полагает весь мир, но не знает одного: король там сам на самом деле глава всех тайных обществ. И имеет свой Тайный совет. Островитяне никогда не скрывали того, что их кабинет министров, составляемый из депутатов парламентского большинства, есть всего лишь подчиненное подразделение этого Тайного совета, но… мало кто обращает на это внимание – это и есть истинная демократия. А то, что в республике называется демократией, – бардак по определению. Там тайные общества тоже есть, но они как бы даже внешне без головы и постоянно между собой дерутся. Часто с разоблачительными скандалами. Но на самом деле они давно подчинены островным тайным обществам и являются их филиалами. Самое главное в том, что в этих тайных обществах жесткая пирамидальная иерархия и беспрекословное подчинение низших высшим, вплоть до смертной казни за ослушание.

– То есть получается так, что политика республики подчинена островному королю? – предположил я.

– Именно, – подтвердил генерал. – Но об этом не принято говорить. Потому и на Западном фронте от островитян всего три дивизии.

– Зачем тогда республиканцы резали своих аристократов в революцию?

– Резали, но не всех. Только тех, кто не состоял в тайных обществах. Эти государства всю историю были соперниками, а после революции вдруг стали союзниками. Не сразу, но…

– А наши аристократы?

– Частью состоят в тайных обществах. Но большинство нет.

Молас налил себе сидра, с удовольствием выпил и снова взялся за трубку. Его табак имел приятный запах. Не раздражал. Даже нравился.

– Выходит, Лига… – начал я озвучивать осенившую меня догадку.

– …внешний отросток одного из таких тайных обществ. Иначе бы они давно загнулись без денег. Членские взносы у них копеечные, – договорил за меня Молас. – И сам понимаешь, дураков среди промышленников нет, чтобы поддерживать такие идеи.

– А кто тогда дает им деньги?

– Те, у кого они всегда есть. Банкиры.

– Им-то это зачем?

– Задача банкиров сегодня – это сращивание банковского и промышленного капиталов, с гегемонией банковского.

– Значит ли это, что у главного руководства тайными обществами со времен революции в республике поменялись приоритеты?

– Этого мы точно не знаем. Но по косвенным признакам выходит, что так. Переваривай пока, Савва, эту информацию. Будут конкретные вопросы – еще поговорим. Я тут на неделю, не меньше. Потом отъеду в Риест. И на обратном пути мы еще встретимся.

Принесли десерт – чай и сладкий пирог с начинкой из цитрусового ассорти, и на некоторое время интересная беседа прервалась. Были еще орехи в меду – так скажем, в качестве потребительского теста. Моласу они настолько понравились, что я тут же дал команду приготовить генералу в дорогу горшочек этого лакомства.