Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие - Джон Террейн

Сражение «второй Ипр» теперь неизменно считается по своим масштабам одной из самых кровопролитных битв войны. 1-я канадская дивизия за период с 15 апреля по 3 мая потеряла 208 офицеров и 5828 рядовых – треть своей пехоты. Общие британские потери достигали 2150 офицеров и 57 125 рядовых; неполные германские данные дают цифры их потерь: 860 офицеров и 34 073 рядовых. Следует учитывать также потери французских войск. Для британцев существовала дополнительная угроза: положение с боеприпасами было теперь самым отчаянным. Горечь этой статистики заключается в том, что части этих потерь можно было избежать: она вызвана неэффективными попытками вернуть потерянную территорию. Но непомерный уровень потерь имеет и другое объяснение: «Причиной теперешней неудачи, как и удач в прошедшем военном году, был наступательный дух генерала Фоша».

Немцы и не планировали что-то большее, чем эксперимент; французы пребывали в муках подготовки к своему второму наступлению в Артуа; у британцев была критическая нехватка боеприпасов, так что сражение постепенно заглохло. Оно не достигло ничего, но способствовало изменению самого характера войны XX столетия. Перед лицом газа, без средств защиты, была уничтожена индивидуальность; солдат в траншее стал пассивным объектом пытки и смерти. Казалось, была достигнута финальная стадия в общей тенденции современной научной войны, направленной на уничтожение индивидуальной храбрости, энергии и мастерства.

В мае генерал Фош начал свое наступление в Артуа. С 18 дивизиями и 293 тяжелыми орудиями он обрушился на германские позиции, центр которых находился у возвышенной гряды Вими. Названия новых мест, вызывающие боль и тошноту, вошли в военную историю Франции: Нотр-Дам-де-Лоретт и Суше. При Вими двумя годами позже XXXIII корпус генерала Петена прокладывал путь почти по гребню гряды, где белеющие скелеты и гниющие мундиры погибших французов приветствовали наступающих. Только это и было успехом. Потеряв 100 тысяч человек, Фош закончил сражение в июне. Германцы потеряли около 75 тысяч. Британцы, все еще сражавшиеся под Ипром, предприняли две попытки помочь своему союзнику в продвижении: 9 мая у хребта Обер – весьма неудачно, 15–27 мая у Фестубера – с небольшим и обманчивым успехом. «Результат сражения, – говорит официальная история, – был мучительным: при большем количестве пушек и боеприпасов лучшего качества британские командиры могли бы достичь действительно серьезных успехов». Это была иллюзия 1915 года: рассудок был постоянно на грани решающих действий. Она была присуща в равной степени как германцам, так и союзникам. Истинную сущность войны на истощение являет последующее разочарование. Между тем британская армия потеряла еще более 27 тысяч человек вдобавок к потерям под Ипром. Ни в одном месте линия фронта не сдвинулась более чем на 3 мили.

Глава 7

Большое «если»

В заманчиво выглядящих военных планах редко виден какой-либо недостаток. Трудность состоит в том, как заставить их действовать…

Приход «Гебена» и «Бреслау» в Константинополь вовлек Турцию в войну. Затем намерения Энвер-паши вовлекли его в кавказскую катастрофу. Воинственность Турции и кавказская кампания вынудили союзников, в том числе Британию, к участию в одном из самых отчаянных предприятий в течение всей войны. 2 января 1915 года, когда разгорелось Сарыкамышское сражение, русское военное командование отправило в Лондон срочную телеграмму, в которой настоятельно просило, чтобы самая могучая в мире военно-морская сила предприняла выступление против Турции. Это предложение тут же нашло отклик у тех, кто (подобно Уинстону Черчиллю, первому лорду адмиралтейства, или лорду Фишеру) с тревогой обдумывал новые пути повышения действенности военно-морского флота, и тех, кто, подобно лорду Китченеру, сомневался в возможности развития Западного фронта и искал способы разворачивания британской Новой армии.

Слияние двух идей произошло не сразу. Лорд Фишер никак не мог расстаться со своими пристрастиями к действиям на Балтике; лорд Китченер сначала был против любых военных операций в Средиземноморье, кроме защиты Суэцкого канала. Но при постоянном настойчивом давлении Черчилля нужные нити были собраны вместе и соткали ткань под названием «Галлиполи». Позже Черчилль писал: «Я не составлял и не мог составлять план. Но когда он был сделан авторитетными моряками, поддержан техническими авторитетами и одобрен первым морским лордом, я ухватился за него и поставил на рельсы действия; в дальнейшем я поддерживал его всеми силами».

Глаза всех заинтересованных были обращены к проливу Дарданеллы, легендарному Геллеспонту – узкой полоске воды, где плавали Леандр и лорд Байрон, которая отделяет Европу от Малой Азии и ведет в Мраморное море, Босфор и Константинополь. Сзади острова Греции, по правую руку равнины Трои, а впереди предмет вожделений. Неудивительно, что романтическое воображение людей разыгрывалось. Не менее привлекательными казались материальные выгоды. «Сейчас кажется сомнительным, – пишет британская официальная история, – что идея форсирования проливов… была одной из наиболее значительных стратегических концепций мировой войны». Уильям Робертсон, который выступал против этого предприятия в целом, а позже, как начальник Генерального штаба, против аналогичных, признавал его некоторые достоинства: «Преимущества, которые могут быть получены от форсирования проливов, очевидны. Такой успех послужил бы обеспечению защиты Египта, стимулированию Италии и Балканских стран к тому, чтобы встать на нашу сторону. Если бы он сопровождался форсированием Босфора, то позволил бы России получать снаряжение из Америки и Западной Европы и экспортировать скопившиеся запасы зерна». Один логический шаг приводит нас к ошеломляющему предположению, что успех в Галлиполи мог бы предотвратить большевистскую революцию в России.

Далекоидущие планы – это одно, а их выполнение – совсем другое. Утверждение Черчилля, что экспедиция в Дарданеллы была тщательно проработана «техническими авторитетами», опровергается превратностями, которые сопровождали ее на всех стадиях, прежде всего на начальной. В самом деле, ничего нового не было в идее нападения на Турцию через Дарданеллы. Британское адмиралтейство и Генеральный штаб изучали этот проект еще в 1904,1906,1908 и 1911 годах и пришли к четкому выводу: в одиночку военно-морской флот с этой задачей не справится. Для этого надо захватить полуостров Галлиполи, лежащий на севере пролива, а это требует участия армии. Когда в январе 1915 года русский запрос был получен, лорд Китченер прямо сказал Черчиллю: «…у нас нет войск, чтобы их где-либо высадить». Мы видели, какое бремя испытывали войска британских экспедиционных сил в это время во Франции, какую тяжесть взвалило на них решение Китченера. Но правительство под воздействием пылких убеждений Черчилля пренебрегло аргументированными возражениями и приняло решение попытаться обойтись одним флотом без поддержки армии. После этого пошли бесконечные неудачи; странность этой кампании состоит в том, что ни один эксперт не доказал, что она не имеет шансов на успех.

Своеобразие галлиполийской эпопеи состоит в изобилии тех моментов, когда союзники находились в дюйме от успеха; сохранилось много острых воспоминаний. Черчилль более всех осознавал обманутые надежды, описывая их в таком виде: «Сила и время в этом виде операции – вещи равнозначные; любая из них может быть выражена на основе другой. Потеря недели – то же, что потеря дивизии. В феврале три дивизии заняли бы Галлиполийский полуостров небольшими усилиями. Пять могли захватить его после 18 марта. В конце апреля уже было недостаточно семи, но девять смогли бы это сделать. Одиннадцати хватило бы в начале июля. Но 7 августа оказалось недостаточно четырнадцати». Так серия «несчастных случаев» может стать причиной последующих неудач. Но правильно ли такое количество ошибок, очень близких по характеру, называть «несчастными случаями»? Не указывают ли они на хронический изъян? Официальный историк замечает более трезво: «Многие причины объединились, чтобы похоронить предприятие, успех которого в 1915 году изменил бы ход войны. Но каждая из них будет признана исходящей из одной фундаментальной – полным отсутствием подготовки перед началом кампании».

Атаки с моря силами объединенного британского и французского флота начались 19 февраля. Их задача состояла в том, чтобы открыть вход в Мраморное море тремя последовательными действиями: разрушением фортов и батарей в устье пролива, ликвидацией турецких минных полей и нейтрализацией фортов, охраняющих узкие места пролива. Для этого было выделено 10 линейных кораблей. Все, кроме двух, были старыми судами, обреченными на гибель в течение максимум пятнадцати месяцев. Они были устаревшими, но для борьбы с фортами их силы были достаточны. Говоря современными терминами, эти суда были расходными, но их 12-дюймовые орудия могли сделать полезную работу. Исключениями были «Куин Элизабет», только что построенный британский линкор, чьи восемь 15-дюймовых орудий делали его самым мощным из находящихся на плаву кораблей, и «Инфлексибл», современный линейный крейсер.