Тайный код Конфуция - Алексей Маслов

Существуют вещи, непостижимые для нашего сознания. Размышления, например, о космогонии и познаваемости мира лишь отдаляют от более насущных проблем. И Учитель говорил о другом: не о том, откуда произошли люди, но о том, какими они должны быть, об их моральных и этических качествах. Он думал не о происхождении Неба и Земли, а о том, как человек может понять их «волю» и не противоречить ей.

Учение Конфуция – это, прежде всего, знания о человеческом в каждой личности, и в этом смысле вселенная для него антропоцентрична, т. е. человек в ней – центр воплощения импульсов Неба и велений духов.

Очень важно указание Сыма Цяня на то, что Конфуций наставлял в музыке. Естественно, речь идет о том, что обучал воспринимать «правильную» музыку и отбрасывать ту музыку, что не соответствует ритуалу. Музыкальный строй вообще очень важен в магических ритуалах, поскольку способствует вхождению человека особое соматическое состояние. И речь здесь идет не о красоте музыке, не о ее эстетике, а о том, насколько точно он соответствует ритуальным действиям.

«Лунь юй» доносит лишь обрывочные сведения, как и в чем наставлял Конфуций. Очевидно, его традиция отличалась от школы Лао-цзы и Чжуан-цзы. Ее главное отличие состояло в том, что основной упор делался на соблюдение особых форм общения с потусторонним миром, с духами, предками и их представителями на земле – правителям. Все это обобщенно и называлось ли – Правила, Уложения, Ритуал и т. д.

Это действительно было какое-то целостное и очень емкое Учение. Это учение оказывается очень сложным для освоения, и оно отнюдь не заключалось лишь в выполнении каких-то норм поведения и ритуалов. Его сердцевина тяготеет к самым древним медиумным и шаманским комплексам – к особому чувству или переживанию, достигаемому в момент соприкосновения с силами Неба.

Истинное знание для него – знание, заложенное в человеке при рождении, которое и составляет то Дао – учение или Путь, который и стоит пестовать всю жизнь. Но, увы, далеко не все способный пробудить в себе такое врожденное знание, это доступно лишь высшим посвященным и мистикам древности. И тогда наступает период обучения, благодаря которому можно также достичь высшей мудрости, хотя эта мудрость будет по своему качественному уровню ниже, чем врожденное знание: «Высший – тот, кто обладает знаниями от рождения. За ним следует тот, кто приобретает знания благодаря учению» (XVI, 9). Сам же Конфуций, увы, не принадлежит к тем, кто получил высшее Знание от рождения. Он признается «Я обладаю знаниями не от рождения. Я приобрел их лишь благодаря любви к древности и настойчивости» (VII, 20).

По сути, этим признанием он расписывается в своей неспособности пробудить в себе то древнее знание, которое заложено в некоторых людях от рождения. И ему приходится учиться – постигать знаки древности и изучать скрытый смысл ритуалов. И по этому же пути он и ведет своих учеников.

Кто же такие те, кто получает высшее знание от рождения? Скорее всего, это та весьма обширная категория шаманов, магов, отшельников, которых могли именовать у, си, сянь и которые никогда не проходили систематического обучения. Да, впрочем, им этого и не надо – ведь их служение основывается на неких априорных знаниях, ощущениях, прозрениях, знаках. Все это – вполне в духе архаической традиции, где медиум играет важнейшую роль в процессе установления контактов с потусторонним миром, но при этом не обладает никаким формальным знанием. Конфуцию это уже недоступно – призывая к возвращению к древности (а для него это вполне конкретная мысль о возвращении к неопосредованной и личностной связи с Небом каждого человека), он прекрасно понимает, что сам принадлежит к другой эпохе и другому культурному окружению. Он уважает древних магов и трепещет перед ними, равно как и перед посвященными мудрецами древности. Но сам может достичь таких знаний через обучение, а не через пробуждение этого мистического «пред-знания».

По сути, он создает одну из первых школ священнослужителей, где пытается через привитие формальных знаний, через передачу внутренне сути правил и ритуалов, воспроизвести облик древнего мудреца, абсолютно открытого Небу.

Мудрость для него рождается не из обучения, а из пробуждения, из соприкосновения через ритуал с некими высшими сферами. Эта мудрость интуитивна и внезапна. Это то, что противостоит точному расчету и заблаговременному продумыванию. Именно эта мудрость позволяет прозревать вещи и понимать людей безо всякого дополнительного обучения. Сам Конфуций говорит: «Не предполагать обмана и никого не подозревать в бесчестии, но сразу же распознать такое, – разве не в этом мудрость?» (XIV, 31).

Истинное знание передается вне слов – эта мысль прослеживается у всех проповедников той эпохи. Конфуций же одним из первых превращает передачу знаний именно в проповедь. Он впервые заговаривает о тайном, о том, что открыто передавать нельзя.

Он разъясняет внутреннюю сущность ритуалов, стремиться передать то, как можно открыть душу силам Неба. Он методично обучает, использует разные методы: проповедь, личный пример, чтение древних текстов. Но он отчаивается и в этих своих попытках наставить учеников именно словами. Как-то он признается своему ученику Цзы Гуну: «Я не хотел бы больше говорить (т. е. проповедовать – А.М.)». И объясняет пораженному ученику: «А, разве Небо говорит? Между тем четыре сезона чередуются ежегодно как обычно. Все сущее рождается как обычно. А разве Небо говорит?» (XVII, 19).

Учение, что несет сам Конфуций, представляет собой далеко не только набор морализаторских наставлений и правил поведения. Это абсолютно живое и целостное учение. В беседах с учениками он именует его Дао (путь), и в его устах «Дао» близко к тому раннему значению, в котором его употребляли ранние мистические школы даосизма и сам Лао-цзы. Дао – это не столько некий высший принцип и не порождающие начало (даосы, например, для обозначения этого вселенского начала первоначально использовали термин «и» – «Единое»), а именно учение.

Учение это – закрытое, потаенное, в которое Конфуций посвящает лишь немногих своих учеников. Среди них много старательных и талантливых, но свое Дао он передаст лишь немногим, другие окажутся недостойны его. И здесь недостаточно быть лишь добродетельным человеком. Его ученик Цзы Чжан спрашивает, что представляет собой Дао доброго человека. И Конфуций отвечает: «Такой человек не следует проторенными тропами, но ему никогда не войти во внутренние покои». Здесь и похвала настойчивости добродетельному человеку и указание на то, что такой добродетельности мало, чтобы получить высшее знание. Но что же нужно еще? Самораскрытие Небу!

I, 2

Ю-цзы сказал:

– Очень мало бывает людей, которые, обладая сыновней почтительностью и любовью к старшим братьям, склонны выступать против высших. И вовсе не бывает людей, которые не любили бы выступать против высших, но любили бы затевать смуту. Благородный муж все свои усилия сосредоточивает на корне. Когда корень заложен, то рождается Дао-Путь. Сыновняя почтительность и любовь к старшим братьям – это и есть корень человеколюбия.

Ю-цзы или Ю Жо – ученик Конфуция, уроженец царства Лу, на 33 года моложе Учителя.

IX, 30

Учитель сказал:

– Человек, с которым можно вместе учиться, не всегда может оказаться тем, с кем будешь затем следовать Дао. Человеком, с которым вместе следуешь Дао, не всегда может оказаться тем, с кем вместе утвердишься [в Дао]. Человек, с которым вместе утвердишься [в Дао], не всегда может оказаться тем, с кем можно будет оценить достигнутое.

Здесь под Дао подразумевается именно Учение, передаваемое Конфуцием.

XI, 20

Цзы Чжан спросил, что представляет собой Дао доброго человека. Учитель ответил:

– Такой человек не следует проторенными тропами, но ему никогда не войти во внутренние покои.

«Войти во внутренние покои» Учителя означает, что такому человеку никогда не получить посвящения или Высшего знания. Это связано с тем, что традиционно учитель передавал свои знания лучшим ученикам лишь во внутренних покоях дома в стороне от любопытных глаз и ушей.

XIV, 3

Учитель сказал:

– В государстве, где царит Дао, говорить и действовать надо прямо. В государстве, лишенном Дао, действовать надо прямо, а говорить стоит сдержанно.

XIV, 28

Учитель сказал:

– У благородного мужа три пути-Дао. Но, увы, ни по одному из них я не смог пройти до конца: человеколюбивый не печалится, мудрый не сомневается, храбрый не боится.

Цзы Гун сказал:

– Это как раз и есть Дао нашего Учителя!