Необычайное путешествие - Вера Кузнецова

Но Валерику эта перспектива не понравилась.

— Во-первых, после обеда мне полагается мертвый час, — сказал он. — Во-вторых, мы рыбы для всех изловили. По-моему, уже достаточно поработали.

— Так ведь мы ловили рыбу для собственного удовольствия, — возмутился Вася. — Какой ты, Валерик, странный! Конечно, если тебе хочется валяться в холодке, как тем, что впятером любуются, как один из них вырезает ложку, то, пожалуйста, лежи с ними до отупения. Пойдем, сестренка!

— Я сейчас спрошу у Мары, куда нам идти, — ответила девочка, с готовностью вскакивая на ноги.

— Кто это — Мара?

— Да девочка, которую ты зовешь поварихой. Ее зовут Мара. У нее, когда она была еще маленькой, родную маму съели волки. Но ее все зовут «дочкой». И вообще, здесь все дети всех женщин называют «матерями».

— Уже познакомилась со здешними порядками, — удивился Вася. — Ну, ладно, узнавай скорее.

— Мара тоже пойдет с нами, — сказала Кюльжан, возвращаясь. — Сейчас женщины убирают ячмень. Мара ужин уже приготовила, так что она свободна и может нас проводить.

— Ну и замечательно! — одобрил Вася. — Одни мы, пожалуй, и не найдем их поля.

Тем временем Мара сбегала в Дом и вернулась с двумя деревянными серпами, в которые были вставлены кремневые пластинки.

Один серп она вручила Кюльжан.

— А мне? — спросил Вася с обидой.

— Мужчины хлеб не убирают, — возразила Мара.

— Вот тебе раз, — возмутился мальчик. — Ну и в общество я попал! Убирают ваши мужчины хлеб или нет, меня не касается. Давай мне серп и все!

— Больше нет серпов! — испуганно воскликнула Мара.

— Не волнуйся, Вася, — примиряюще сказала Кюльжан. — Будем жать по очереди. Один жнет, другой снопы вяжет. Снопы вязать тоже интересно.

— Договорились. Пойдемте в поле, а Валерик пусть себе валяется в холодке с теми лодырями.

— Это женихи… — хихикнула Мара.

— Какие женихи? Чьи?

— Старшая Мать сказала, что они уже не дети, а женихи. Кормить их больше не будут. Охота у нас сейчас плохая, зверь куда-то ушел. Коров тоже мало — много пастухов не надо. Делать им нечего. Уберем хлеб, тогда отведем женихов в другой род. Может быть, там их примут. Тогда будет большой праздник.

Слушая объяснения Мары, Вася хохотал, как сумасшедший.

— Вот в какую компанию попал наш товарищ, — еле выговорил он. — Этак и его заодно сдадут в другой род. Валерик! Несчастный! Иди сюда скорее!

Тот нехотя поднялся и подошел к Васе, по просьбе которого Мара повторила свой рассказ.

— И куда ты нас, Вася, затащил! — возмутился Валерик. — Все здесь не как у людей. Все шиворот навыворот! Вы как хотите, а я, честное слово, отсюда сбегу.

Прошло несколько горячих «уборочных» дней. Вася и Кюльжан работали очень охотно, а Валерик больше из-за того, чтобы не быть причисленным к злополучной группе «женихов».

Скудный урожай был убран до последнего зернышка, до последней соломинки и на носилках перенесен людьми в общую кладовую Большого Дома.

Вася, Кюльжан и Валерик продолжали жить, вернее, ночевать, у той же приютившей их женщины, которую звали Ксандрой. Между делом они нянчились с ее ребятишками, мастерили им несложные игрушки.

Ксандра, в свою очередь, платила им почти материнской заботой. Во время общего завтрака или ужина (обеды здесь были не положены) отламывала им большие куски лепешки, а как-то, договорившись со Старшей Матерью, сшила «детям умершего племени» более легкую и удобную одежду, чем та, в которой они прибыли на стоянку.

— Пусть души ваших предков радуются за вас, — сказала Ксандра, вручая детям одежду, — может быть, они пошлют нам за это хороший урожай.

Только одно обстоятельство несколько беспокоило ребят — явная неприязнь выгнанного из Большого Дома Ксандрой унылого Ичипора. Правда, он больше не пытался силой занять свое место в Доме, но при каждом удобном случае вставлял несколько слов о том, что глупо кормить чужих детей, когда и своим не хватает вдоволь пищи. Сам Ичипор был постоянно голоден и питался только пойманной и запеченной им в золе рыбой. За общую трапезу, по распоряжению Старшей Матери, его не пускали.

Но как ни трудно было Ичипору переносить упреки Ксандры и насмешки женщин, он не мог уйти от Большого Дома. Здесь жила близкая ему женщина, здесь были его дети. Не смея теперь подойти к ним, он издали искал их глазами среди копошившихся у Дома малышей. Со стыдом и жалостью вспоминал, как в голодную минуту отнимал у них куски, оставленные матерью. Маленькая каморка, где они жили, теперь казалась ему недоступным раем. Ичипор тщетно ломал голову над тем, как вернуть себе уважение женщин; он был уверен, что только в том случае его простит и, быть может, примет обратно Ксандра.

Жизнь рода тем временем шла своим чередом. На общем Совете рода было решено, чтобы Старшая Мать в сопровождении старейших отвела пятерых старших юношей «на смотрины» в соседнюю стоянку. С собою послы должны были взять несколько годовалых телят для жертвоприношения и угощения будущих родичей, если, конечно, они согласятся оставить юношей у себя.

Скота было так мало, что эти подарки являлись значительной брешью в общем хозяйстве рода. Но так требовал обычай, и все понимали неизбежность этой жертвы.

В назначенный день матери одели юношей в новые штаны из белых козлиных шкур, щедро обрызгали красной охрой, растворенной в сливках. Расчесали их длинные кудри смоченным в воде гребнем и украсили венками из лучших цветов, растущих вокруг стоянки. Юноши взяли свои луки и колчаны со стрелами, каменные топоры из отполированного до блеска камня змеевика и попрощались с матерями, сестрами и братьями.

— Кровные вы наши! — причитали женщины. — Как-то вас встретят чужие матери? Не осмеют ли, не отправят ли назад с позором девушки? Не обидят ли чужие мужчины? Были бы у нас леса зверем богаче, были бы у нас стада побольше, не отдавали бы мы вас в чужие люди!

Вася, Валерик и Кюльжан решили обязательно пойти посмотреть, как встретит юношей чужой род. Это желание разделяли многие жители Большого Дома, и потому провожать женихов собралась внушительная процессия.

Впереди во главе со Старшей Матерью выступали старейшие мужчины рода. В числе их был и тот пастух, который привел на стоянку путешественников. За ними следовали убранные цветами женихи. Шагах в пяти за юношами — провожающие. Они вели также украшенных цветами дарственных телят. В толпу провожающих замешались Вася, Валерик и Кюльжан.

Путь до стоянки соседей был неблизкий. Не доходя до стоянки, все сели отдохнуть. Девушки пошли рвать цветы, чтобы освежить увядшие венки женихов, а заодно и гирлянды на телятах, которые в пути с аппетитом жевали цветочное убранство друг друга. Старейшие же отправились вперед — предупредить соседей о цели своего посещения.

Стоянка находилась на опушке леса. Под высокими кряжистыми дубами на пригорке возвышались три Больших Дома. Внизу протекала речка. В воздухе пахло сухим липовым цветом и медом. Меж цветов с жужжанием деловито сновали пчелы и, проследив их полет со взяткой, Вася заметил дупло, или борть, служившее ульем.

— А здешние жители живут богаче наших хозяев, — сказал Валерик. — Вон поле какое большое! И хлеб уже убрали… Одна стерня торчит.

— Может быть, у них и народа больше, — предположил Вася.

— Вставайте, мальчики, — сказала Кюльжан. — Видите, Старшая Мать рукой нам машет.

Сигналы матери увидели и другие. Все торопливо поднялись, и процессия в прежнем порядке двинулась к стоянке. Чем меньше оставалось расстояние между встречающей толпой и гостями, тем медленней и торжественней выступали старейшие. Юноши, чувствуя, что все взгляды устремлены на них, гордо приосанились. В алых лучах заходящего солнца их одежды из белых шкур казались пурпурными. С гордостью и умилением смотрели на них провожающие матери.

У самой стоянки, как бы охраняя ее от врагов, стояла вырезанная из целого дерева фигура женщины в человеческий рост. Ноги ей заменяли корни дерева. Руки статуи, сложенные спокойно на груди, были едва намечены, но четко вырезанные черты лица, обрамленного свободной, падавшей на плечи повязкой, были внушительны и красивы.

У статуи полукругом стояли встречающие. Впереди — высокий красавец-старик с белоснежной бородой чуть не по пояс держал на деревянном блюде большую лепешку со щепоткой соли. Отдав поясной поклон Старшей Матери, он передал ей это блюдо.

Старшая Мать, взяв лепешку, разломила ее пополам и, вернув половину старику, произнесла:

— Мы переломили хлеб в знак дружбы между нашими родами. Пусть каждый отведает этого хлеба, как член одного общего рода.

И она начала оделять мелкими кусочками оставшейся у нее половинки всех пришедших с ней людей. Ее примеру последовал и старик. Люди бережно ели свои кусочки, беря их губами с ладони, стараясь не уронить ни крошки. Это было бы плохим предзнаменованием.