Тигр! Тигр! (Tiger! Tiger! / The Stars My Destination) - Альфред Бестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бэйкер приоткрыл древний текст.
– Это очень болезненная процедура. Знаешь, как делают татуировку? Берут иглу, макают в краску и вкалывают в кожу. Чтобы вывести краску, мне придется пройтись иглой по всему лицу, пора за порой, вкалывая туда индиготиновую кислоту. Это очень больно. Глаза Джизбеллы вспыхнули.
– Можно это сделать без наркоза?
– Я могу, дорогая, но Фойлу…
– К черту Фойла. - Плачу четыре тысячи. Никакого наркоза, Бэйкер. Пусть страдает.
– Джиз! Ты не ведаешь, на что его обрекаешь!
– Знаю. Пусть мучается. - Джизбелла истерически засмеялась.
Бэйкеровская фабрика Уродов занимала пятиэтажное здание, в котором раньше находился завод. Завод выпускал вагончики для метро, пока с метро не покончила джантация. Задние окна фабрики выходили на ракетное поле, и пациенты Бэйкера могли развлекаться, наблюдая за взлетающими и садящимися по антигравитационным лучам кораблями.
В подвальном этаже располагался бэйкеровский зоопарк анатомических аномалий, естественных выродков и чудовищ, купленных, одурманенных или похищенных. Бэйкер был страстно предан этим несчастным созданиям и проводил с ними долгие часы, упиваясь их уродством, как другие упиваются красотой искусства. На средних этажах размещались палаты для прооперированных пациентов, лаборатории, склады и кухни. Наверху - операционные.
В одной из последних - крошечной комнатке, обычно используемой для экспериментов на сетчатке глаз, - Бэйкер трудился над лицом Фойла. Под ослепительно яркими лампами он склонился с маленьким стальным молотком, выискивая каждую пору с краской и вбивая туда иглу. Голову Фойла зажимали тиски, но тело было не привязано. И хотя его мускулы дергались, он ни разу не шевельнулся, вцепившись руками в край операционного стола.
– Самообладание, - выдавил Фойл сквозь зубы. - Ты хотела, чтобы я научился самообладанию, Джиз. Я учусь. - Он скривился.
– Не двигайся, - приказал Бэйкер.
– Мне смешно.
– Все хорошо, сынок, - произнес Сэм Куатт, отвернувшись. Он искоса взглянул на яростное лицо Джизбеллы. - Что скажешь, Джиз?
– Он учится.
Бэйкер методично продолжал манипулировать иглой и молоточком.
– Послушай, Сэм, - еле слышно пробормотал Фойл. - Джиз сказала мне, что у тебя есть свой корабль.
– Да. Из тех, что зовут «Уикенд На Сатурне».
– То есть?
– Уикенд на Сатурне длится девяносто дней. Корабль обеспечивает жизнь четырех человек девяносто дней.
– Как раз для меня, - невнятно прошептал Фойл. Он скорчился от боли, однако тут же взял себя в руки. - Сэм, я хочу воспользоваться твоим кораблем.
– Зачем?
– Есть дело.
– Законное?
– Нет.
– Тогда это не для меня, сынок. Я завязал.
– Плачу 50 тысяч. Хочешь заработать 50 тысяч? Считай их целыми днями.
Безжалостно впивалась игла. Фойл корчился.
– У меня есть 50 тысяч. В венском банке лежит в десять раз больше. - Куатт вытащил из кармана колечко с мерцающими радиоактивными ключами. - Вот ключ от сейфа. Вот ключ от моего дома в Йобурге - двадцать комнат, двадцать акров земли. А вот ключ от корабля. Можешь не искушать меня, сынок. Я джантирую в Йобург и остаток дней своих буду жить тихо и мирно.
– Позволь мне взять корабль. Сиди в Йобурге и греби деньги.
– Когда будут деньги? И откуда?
– Когда вернусь. В астероидах… корабль «Номад».
– Что там ценного?
– Не знаю.
– Лжешь.
– Не знаю, - упрямо пробормотал Фойл. - Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.
– Послушай, - зло произнес Куатт. - Если хочешь договориться, давай начистоту. Ты осторожничаешь, как проклятый татуированный тигр, готовящийся к прыжку. Мы твои единственные друзья…
С губ Фойла сорвался крик.
- Не шевелись, - бесстрастно сказал Бэйкер. - Когда у тебя дергается лицо, я не туда попадаю иглой.
Он поднял глаза и пристально посмотрел на Джизбеллу. Ее губы дрожали. Внезапно она открыла сумочку и достала две банкноты по 500 кредиток.
– Мы подождем снаружи.
В приемной она потеряла сознание. Куатт подтащил ее к креслу и разыскал сестру, которая привела ее в чувство нашатырем. Она так зарыдала, что Куатт испугался. Он отпустил сестру и ждал, не решаясь подойти, пока рыдания не стихли.
– Черт побери, что происходит?! - потребовал он. - Что значат эти деньги?
– Это кровавые деньги.
– За что?
– Не хочу говорить об этом.
– С тобой все в порядке?
– Нет.
– Могу я тебе помочь?
– Нет.
Наступило молчание. Потом Джизбелла произнесла усталым голосом: - Ты согласен на предложение Гулли?
– На «Номаде» должно быть что-то ценное. Иначе Дагенхем не преследовал бы Гулли.
– Я все равно пас. А ты?
– Тоже. Не желаю больше иметь ничего общего с Гулли Фойлом.
Снова наступило молчание. Потом Куатт спросил: - Значит, я возвращаюсь домой?
– Тебе не сладко пришлось, да, Сэм?
– Я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну, нянчась с этим тигром.
– Прости, Сэм.
– Я бросил тебя, когда ты попала в беду в Мемфисе,
– Это было естественно.
– Мы всегда делаем то, что естественно, хотя иногда не следовало бы.
– Я знаю, Сэм. Знаю.
– А потом проводишь остаток дней, пытаясь отквитаться… Пожалуй, я счастлив, Джиз. Сегодня ночью я сумел отдать долг. Могу теперь вернуться домой?
– Назад в Йобург, к спокойной жизни?
– Да.
– Не оставляй меня одну, Сэм. Я стыжусь себя.
– Почему?
– Жестокость к глупым животным.
– Что это значит?
– Не обращай внимания. Побудь со мной немного. Расскажи мне о счастливой жизни. Что в ней счастливого?
– Что ж, - задумчиво произнес Куатт. - Это иметь все, о чем мечтал в детстве. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечтал в пятнадцать, это счастье. А мечтал я…
И Куатт стал рассказывать о символах, целях и разочарованиях своего детства, пока из операционной не вышел Бэйкер.
– Ну, как? - нетерпеливо спросила Джизбелла.
– Все. С наркозом я мог работать быстрее. Сейчас его бинтуют.
– Он ослаб?
– Разумеется.
– Когда снимут бинты?
– Через пять-шесть дней.
– Лицо будет чистым?
– Я полагал, тебя не интересует его лицо, дорогая… Оно должно быть чистым. Не думаю, что я пропустил хоть пятнышко. Можешь восхищаться моим мастерством, Джизбелла… и моей проницательностью. Я собираюсь поддержать затею Фойла.
– Что?! - Куатт рассмеялся. - Ты хочешь рискнуть, Бэйкер? Я считал тебя умнее.
– Не сомневайся. Под наркозом он заговорил… На борту «Номада» - двадцать миллионов в платиновых слитках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});