Петька Дёров - Виктор Аланов

— Мальчики… Не знаю, как зовут… Мы с ними на речке встречались.

Видя, что от измученного мальчишки ничего не добьешься, Гиллер пошел на хитрость.

— Ну, хорошо, — благодушно сказал он, закуривая. — В общем, всё это совершенно несерьезно. Ваша глупая хлопушка, конечно, никому не сделает вреда. Взорваться она не может. Если не веришь, — пойди посмотри сам. Да, да… так будет даже лучше, ступай на речку к этим твоим мальчикам и идите сами на дорогу, посмотрите. А потом возвращайся сюда за твоим папой. Он пока останется здесь. Мне очень приятно побеседовать с таким почтенным человеком, который знает, что такое порядок. Да, кстати, узнай, как зовут твоих мальчиков, где они живут. Вернешься, — расскажешь. И не вздумай говорить им, что ты был здесь. Имей в виду, если кто-нибудь об этом узнает, твоему папе будет очень, очень плохо. Ты можешь даже никогда его больше не увидеть. Ступай!

Дежурный вывел мальчика и вернулся. Гиллер кивнул головой на дрожащего у стены сапожника.

— Посадить! — и прибавил по-немецки. — Какие всё-таки скоты! Приходят сами. Все до единого, кто замешан в этом деле, отправятся на тот свет. Иначе я не смогу взглянуть в глаза старому барону фон Венделю. Его единственный сын. Ах, боже мой! Бедный Эрнст. Погибнуть так глупо, так бесславно!.. Жутко!..

Через несколько минут в помещении дежурной команды гестапо поднялась суетня. Фельдфебель Карл Бурхардт получил приказ: взяв два мотоцикла и машину, отправиться к месту взрыва, организовать засаду и, когда появятся мальчишки, которые, по-видимому, должны туда прийти, забрать всех до единого.

А тем временем сапожник, запертый в сырой, темный подвал, проклинал свою судьбу, то вспоминая жену, не раз корившую его за трусость и желание выслужиться перед начальством, то осыпая руганью нелюбимого пасынка, из-за которого он попал в такое положение.

Карлу Бурхарлту не повезло. Выехал он уже поздно и устроить задуманную засаду не успел. А возившиеся около взорванной машины мальчишки метнулись в кусты так быстро, что их не удалось даже как следует разглядеть и пришлось открыть стрельбу. Отличился длинноногий Ганс. Он раньше других спрыгнул с мотоцикла и через несколько минут с торжеством выволок на дорогу отбивавшегося от него кривоногого мальчугана.

Беготня по кустам и ожесточенная стрельба были безрезультатны. Лишь на удаленной от дороги полянке немцы обнаружили еще теплый труп светловолосого худенького подростка. Его решили взять с собой, как доказательство своей исполнительности.

— Слабая добыча, — перешептывались солдаты, бросая в грузовик крепко связанного Пашку и мертвое тело Белоголового. — Сегодня наш старый Бурх благодарности от начальства не заслужит.

Это чувствовал и сам Бурхардт. Однако, явившись в кабинет Гиллера, он четко и бодро доложил, что задание выполнено. Доставлены один живой партизан и один мертвый, убитый в перестрелке.

— Ага… — Гиллер приподнялся в кресле. На его обычно бледном лице выступили пятна нервного румянца, руки хищно вцепились в край стола. — Ага! Сейчас займемся.

Штурмбанфюрер повеселел. Исчезло дурное настроение. Он закурил сигарету и поднялся.

Схваченный гитлеровцами и брошенный в грузовик, Пашка в первую минуту не чувствовал ничего, кроме боли. Болела голова, по которой ударил схвативший его фашист. Ныла вывихнутая нога— она-то и подвела Пашку, запнувшегося за корень во время бегства через куст. Нестерпимо болели руки, туго скрученные за спиной.

На улице было жарко, но мальчика бил нервный озноб. Что-то всё время стукало его в бок. Пашке с трудом удалось повернуться. Рядом с ним лежал мертвый Белоголовый. Голова его подпрыгивала на тряском полу грузовика, кровь, двумя струйками стекавшая с уголков губ, засохла.

«Мертвый! — подумал Пашка. — А остальные? Верно, ушли. Иначе тоже были бы здесь.»

У бортов машины стояли гестаповцы с автоматами. Рукава их мундиров были по обыкновению засучены.

«Бить будут, — подумал Пашка. — Только бы вытерпеть. Только бы ничего не сказать. Главное — не говорить, где живу… Ой, мамка, мамка моя!»

Машина с разгону въехала в открытые ворота гестапо. Один из гитлеровцев ногой столкнул с машины тело Белоголового. Потом схватил Пашку за ворот рубахи, рывком поставил на ноги и, как щенка, сбросил с грузовика.

В дверях, выходивших во двор, показалась высокая сухопарая фигура в черной гестаповской форме. Покачиваясь на тонких ногах, штурмбанфюрер процедил сквозь зубы:

— Ну?..

— Вот, — показал ему почтительно следовавший за ним Карл Бурхардт.

Перед майором Гиллером лежал на земле труп светловолосого мальчика, от которого он час назад надеялся выпытать так много. А в стороне, у машины, стоял другой мальчишка-подросток, кривоногий, ощетинившийся, как еж, глядевший на Гиллера исподлобья, глазами, полными ненависти и злобы.

Штурмбанфюрер кинул на Бурхардта такой взгляд, что фельдфебель съежился и отступил.

— Идиот! — бросил Гиллер, скрипнув зубами.

Прошел час. Но настроение штурмбанфюрера не улучшилось. Расстегнув ворот мундира, он сидел за столом в подвальной комнате, которую гестаповцы образно называли «приемной». Хищные пальцы нервно ломали спички одну за другой. Сигарета не раскуривалась. Пол около стула штурмбанфюрера был забросан окурками.

«Черт бы побрал это проклятое русское племя! Мальчишка, ребенок… Еле жив— и всё-таки не говорит!.. Не знает? Нет, не может быть! Не хочет!»

Волна ярости налетела на Гиллера, красной пеленой застлала его тусклые глаза. Схватив парабеллум, он нажал на спуск и несколько раз выстрелил в стену над головой мальчика.

Бессильно прислонившись к стене, Пашка только слабо вздрагивал.

— Будешь говорить теперь!.. Будешь!.. — кинулся к нему Гиллер.

С трудом приподняв распухшие веки, Пашка смотрел на немца и, почти не слыша звуков, видел только его орущий рот с хищно оскаленными, прокуренными зубами.

— Нет… — еле выдохнул он. — Ничего не знаю…

И голова его снова опустилась на грудь.

— Скажешь, сволочь!..

Окончательно потеряв самообладание, Гиллер высоко занес руку. Тяжелая рукоятка парабеллума опустилась на висок Пашки. Мальчик рухнул на каменный пол.

Подручный Гиллера наклонился к упавшему, чтобы снова поставить его на ноги, но тело Пашки обвисло у него в руках.

— Готов! — произнес эсэсовец. — Не рассчитали, герр майор.

Гиллер швырнул в угол пистолет и вышел, не сказав ни слова.

Уже вечерело, когда Фома подошел к стоявшему у реки маленькому домику Черновых. Всё возраставшая слабость, вызванная и раной и пережитыми волнениями, заставляла мальчика часто останавливаться и отдыхать. Но он твердо помнил слова, сказанные как-то Сергеем Андреевичем: «Если случится что-нибудь серьезное, — иди ко мне». Да и утром Чернов велел прийти к нему после возвращения с шоссе.

Поэтому, напрягая последние силы, Фомка шагал к знакомому домику, внимательно поглядывая, не следит ли кто-нибудь за ним.

Чернов с женой сидели на крыльце. Завидев Фому, он быстро поднялся.

— Наконец! Паршивец ты мой дорогой, где тебя носило?

Обессиленный Фома прислонился к столбику крылечка.

— Господи, да на нем лица нет! — всплеснула руками Мария Федоровна. — Сережа, веди же его в комнату!

Подробно, силясь припомнить все мелочи, Фомка рассказал обо всем случившемся.

— Белоголовый так и остался лежать, убили, видно, А меня вот зацепило маленько.

— Где, где зацепило? — заволновалась хозяйка. — А ну… Мать моя родная! Да он весь в крови. Перевязать же надо! Постой, сейчас обмоем, посмотрим, что с тобой. Вода теплая как раз есть. Сейчас принесу копыто. Да раздевайся, — тоже нашел время стесняться! Сережа, помоги.

Фома пытался было протестовать. Вот еще! Чтобы тетя Маня мыла его в корыте, как маленького, да еще белье ему стирала! Но слабость, снова охватившая его в тепле, была слишком велика, а энергичная Мария Федоровна командовала так решительно, что мальчуган безропотно подчинился ей.

Когда Фома был вымыт и переодет в чистое белье Сергея Андреевича, он почувствовал себя значительно лучше. Постепенно утихала и боль в раненой шее заботливо забинтованной руками Марии Федоровны. Рана оказалась несерьезной, хотя была довольно болезненна к вызвала большую потерю крови.

Чернов, как всегда в минуты волнения, ходил по комнате, погладывая на Фому. Брови его были озабоченно сдвинуты.

— Так значит, где твои остальные товарищи, ты не знаешь?

— Нет. Я сейчас в город… — двинулся Фома.

— Подожди, надо всё обдумать. Если даже остальные уцелели, то Белоголового, несомненно, нашли. Разыщут его родителей, через них найдут тебя…

— Да что вы! Они меня не знают. Батька его не любил, когда он с ребятами водился. Он и играть-то с нами бегал всегда не спросясь.