Петька Дёров - Виктор Аланов

Этот смех разбудил мальчика. Приподнявшись на подушке, он в полуотворенную дверь увидел мать. Он не окликнул ее. Было и жалко ее и противно подумать о том, что эта, теперь совсем чужая ему, женщина может подойти к нему, коснуться его.

Зачем, ну зачем всё это? Как было хорошо раньше, до войны! Как было всё спокойно и радостно, когда был дома отец! Как он любил их с матерью! И мать любила их, заботилась… Так смешно бранилась, когда они, загулявшись вместе в выходной день, опаздывали к обеду — «паршивые вы мальчишки». Ведь и теперь она любит его, Зозулю. Завтра опять будет смотреть на него жалкими виноватыми глазами, целовать…

Слезы сами покатились из глаз. Притаившись, он долго выжидал, пока она ляжет. Только когда всё затихло, рука его потянулась под матрац к фотографии отца.

— Папа, где ты? Скоро ли ты придешь? — прошептал мальчик.

И, закрывшись с головой одеялом, стиснул зубы. Зозуля молча плакал, обливая слезами фотографию отца.

С ТАЧКОЙ ПО ГОРОДУ

Зима кончалась. Потеплело. Кое-где показалась уже первая трава, на деревьях зазеленели нежные листики. Ожили пустовавшие зимой скворечни. Их хозяева хлопочут около своих домиков, приводят в порядок после долгой отлучки.

Вот около одной скворечни стоит неимоверный гам. Возмущенный щебет скворцов смешивается здесь с ожесточенным воробьиным чириканьем. Это скворчиная пара, вернувшись из дальнего путешествия, увидела, что их постоянная квартира занята нахальной воробьиной семьей. Скворцы вступили в бой с непрошеными жильцами, а те всеми силами протестуют против выселения, мобилизовав на помощь всю свою воробьиную стаю. Бой разгорается.

На теплых, нагретых солнцем кирпичах — развалинах разрушенного дома — сидят и греются, как два кота, жмурясь от яркого солнца, двое подростков. Фомка и Петька с интересом и знанием дела наблюдают за дракой воробьев.

— Смотри, смотри, — толкает друга Фомка. — Вот это долбанул! Память отшиб у воробья. Тот даже на землю свалился. Ну, уж не полезет больше.

Но воробей, полежав немного на песке в полном обалдении, взлетел на дерево, приглядывается к обстановке и снова кидается в драку.

— Вот лихой! — одобряет Петька. — Так и надо. Не сдавайся, пока жив.

Тепло. Под ярким весенним солнцем быстро подсыхает влажная земля.

— Сейчас за городом хорошо, — мечтательно произносит Фома. — Знаешь, Петь, как подсохнут дороги, — пойдем на экскурсию. Куда-нибудь в деревню. Вот хоть в Захворово.

— Почему именно в Захворово? — подозрительно спрашивает Петька. Шутки насчет «жениха» и «невесты», которые, хоть и редко, но отпускает иногда Фома, Петьке не нравятся.

Но на этот раз приятель вполне серьезен. Дружелюбно он кладет руку Петьке на колено.

— Ты не сердись- Я серьезно. Туда ведь увезли девочку эту, Машу. Вспоминаешь?

— Вспоминаю, — признается Петька. — Часто о ней думаю. Жива ли, хорошо ли ей там? Маленькая она такая была, слабая… И уж очень на нашу Нинку похожа… — тихо заканчивает он.

Но грустные Петькины мысли прерывает ожесточенный птичий гвалт. В стороне на одного скворца насело сразу штук пять воробьев. Они действуют дружно и теснят скворца. Только перья летят у бедняги.

— Во! Маленькие, а как друг другу помогают! Ровно мы с тобой, — смеется Фомка.

Да, оба мальчика жили всё дружнее. С каждым днем труднее было найти работу. Тяжелая зима и месяцы оккупации сократили у всех запасы, оставшиеся еще с добрых мирных времен, собранные осенью с огородиков, закупленные и выменянные где и как можно. Жизнь дорожала и ухудшалась с каждым днем. Псковичи прижимались, экономили каждый кусок. Те из жителей города, которые осенью охотно нанимали мальчиков для всяких хозяйственных посылок и платили им за работу то картошкой, то куском хлеба, то малой толикой денег, теперь, из экономии, отказывались от их услуг. Впору было прокормить собственные семьи. Навещать бабку Агафью слишком часто было стыдно, — старухе самой еле хватает. Знающий жизнь Фома часто теперь отказывался взять что-либо даже у Сергея Андреевича, бодро заявляя, что накануне хорошо заработал с Петькой и сыт по горло.

Конечно, можно было бы легко заработать, покрутившись около немцев. Но это было бы унижением, пойти на которое для мальчиков было немыслимо.

Воровать? Крайнее дело, на которое сам Фома решался лишь в последних случаях. А Петъка, тот был и вовсе против таких занятий.

И тут Петьке пришла в голову отличная идея.

— Знаешь что, Фомка, — предложил он. — Давай достанем тачку и будем на ней пассажирам от станции вещи возить.

— Что? Буду я фашистам служить! — возмутился Фома.

— Да нет! Я сам гитлеровцам не повезу. Наши ведь, русские, тоже ездят. Вот им. Что-нибудь заработаем.

Эта мысль Фоме понравилась. Дело было за тачкой.

— Достанем, — уверенно обещал Петька. — В мастерских у вокзала, за разбитым корпусом, я как-то видел, валялась одна. Без колеса, правда, но и колесо найдем, если поищем-

— Эге, брат, умнеешь, — одобрил Фомка-Попробовать можно.

Не прошло двух дней, как в деревянном сарайчике бабки Агафьи закипела работа. Не без труда друзья приволокли сюда тачку, присмотренную Петькой в мастерских. Кстати, там же, в куче железного лома, удалось найти и подходящее колесо. Мальчики подпилили у тачки ручки, чтобы были покороче, подстрогали стенки так, что они стали тоньше, а потому и легче. Раздобыв банку краски, они выкрасили тачку в веселый зеленый цвет.

Подъехав первый раз к вокзалу, мальчики стали в стороне в ожидании пассажиров. Вскоре должен был прийти поезд из Гдова. Когда приехавшие стали выходить на вокзальную площадь, Фомка нырнул в толпу.

— Тетя, тетя, — подбежал он, присмотрев двух женщин с тяжелыми узлами. — Давайте подвезу! — И он решительно ухватился за узел.

— Да куда тебе, сынок, — отнекивалась женщина. — У нас вещей много. Тяжело будет.

— Ничего, нас тоже двое. Тачка у нас, — уговаривал Фома.

Узлы были уложены в тачку. Мальчики впряглись и повезли.

— Видал! — подмигнул Фомка товарищу. — Сразу пассажиров подхватили. Куда прикажете отвезти?

— На Свердловскую, недалеко. Да ведь тяжело же вам, милые, — покачивала головой женщина. — Дайте-ка, уж и мы вам поможем.

— Ничего, сил хватит, — гордо отказался Фомка.

Дружно налегая на ручки, мальчики подвезли тачку к указанному дому.

— Вам какими деньгами платить, советскими или марками? — спросила женщина.

— Только советскими, — откликнулся Фомка.

Женщина протянула ему две десятирублевки.

Одну из них Фома отдал Петьке, а вторую, поплевав на нее, сунул в карман.

— Вот видишь, Фома, можно заработать, — радовался Петька, возвращаясь к вокзалу.

— Сами сыты будем и бабке Агафье деньгами теперь поможем, — строил планы Фома.

Прошло несколько дней. Тачка ежедневно давала ребятам заработок, хотя и небольшой. Фома уже научился, смешавшись в привокзальной толпе, бойко выкрикивать: «А вот кому вещи до дому подвезти!»

Радовала удача, радовала погода. Становилось всё теплее. В придорожных канавах пели веселые ручейки. Скворцы, разрешив квартирный вопрос, готовились к прибавлению семейства. Казалось, жизнь совсем налаживается, Но тут произошел неприятный случай.

Вместо очередного пассажирского поезда к вокзалу подошел состав с гитлеровцами. По-видимому, в нем солдаты ехали с фронта в тыл. Пьяные, разомлевшие от весеннего солнца и довольные предстоящим отдыхом вдалеке от передовой, гитлеровцы шумной толпой вывалились на площадь перед вокзалом и рассыпались по ближним улицам.

И тут один из них, рослый детина в огромных сапогах, вдруг подошел к мальчикам и швырнул в их тачку свой ранец и какой-то мешок.

— Поехай! — приказал он на ломаном русском языке.

Мальчики смутились.

— Колесо капут, — попытался было отговориться Фомка.

— Поехай, марш! — требовал солдат.

Фома покосился на друга- Лицо Петьки было бледно. Глаза недобро прищурились.

— Повезем, Петь, ну его к черту, — тихо сказал Фома. — Еще пристрелит ни за грош.

Тачка, скрипя, неохотно двинулась с места.

Солдат сначала шел рядом, пошатываясь и спотыкаясь на неровной мостовой. Но скоро этот способ передвижения ему надоел.

— Хальт! — внезапно завопил он.

Мальчики остановились. Гитлеровец тяжело плюхнулся в тачку, раскинув длинные ноги в пыльных сапожищах.

— Поехай! Вози! — приказал он и зачмокал губами на Фому, как на коня.

Побледневший Петька отскочил в сторону- Солдат схватился рукой за пистолет.

— Марш! Форвертс! Впериод!

Стиснув зубы, мальчики толкнули тяжелую тачку.

Грузный фриц вытянул губы трубочкой и засвистел какой-то марш.

«Скорей бы довезти и избавиться от этой сволочи», — мрачно думал Фома.