Валлийская колдунья - Рексанна Бекнел

Уинн резко остановилась у маленького ручейка. Прозрачная холодная вода журчала, пробегая мимо спутанных корявых корней, затем падала с камней и вновь тихо бежала по заросшей мхом поляне, на которой росли ясени и шершавые ильмы. Уинн огляделась по сторонам, словно впервые видела это место. А ведь она знала здесь каждую кроличью норку, каждое птичье гнездо, каждую лисью тропку, и тем не менее все здесь ей показалось новым.

Неужели в Англии найдутся такие места? Дикие места, дышащие покоем и безопасностью? Это казалось невероятным, хотя разум говорил ей другое. Земля все-таки остается землей. Везде разная и все же в чем-то похожая. Это люди делают ее такой: то чудеснейшим местом, то самым ужасным.

Англичане как раз и делают свою землю ужасной, сказала себе Уинн. И жизнь валлийского сироты, такого юного и беззащитного, они тоже сделают ужасной.

Она глубоко вдохнула знакомый сырой воздух. Даже от одной мысли, что ее ребенок окажется в Англии, можно было сойти с ума. Ему будет, страшно и одиноко вдали от семьи, в которой он вырос. Кроме того, его отец потерял все права на него, когда покидал Уэльс с потерпевшей поражение армией. Если дети когда-нибудь спросят о своих отцах, она решит эту проблему просто: расскажет им правду и тогда посмотрим, что будет.

Почувствовав внезапную усталость, Уинн сняла чепец и встряхнула волосами. Потом поплелась к низко свисающей ветке старого дуба. Сколько она себя помнила, это был ее любимый уголок. Она частенько сидела на этой ветке и, отталкиваясь пятками, раскачивалась на ней в медленном и вялом ритме. Это успокаивало ее. С годами здесь ничего не менялось — все тот же мох под ногами, а над головой ветви омелы. Здесь она пролила много слез. Здесь проклинала англичан, давая выход своему гневу и боли, и переполнявшему сердце горю.

Наверное поэтому омела здесь так хорошо цветет, подумала Уинн. Все ее черные чувства, витающие в воздухе, наделяют омелу еще большей силой.

Она подняла руку и легко провела пальцем по восковому зеленому листку, повторив его форму на темной серо-коричневой коре дуба.

— Как же мне лучше всего избавиться от этих дьяволов? — вслух подумала Уинн, затем волоски на ее затылке встали дыбом, и она резко с испугом оглянулась. На краю поляны — ее поляны! — стоял тот самый дьявол, который задумал разрушить ее жизнь.

— Убирайтесь отсюда, — прошипела она угрожающе.

— Нам нужно поговорить.

Она послала ему убийственный взгляд.

— Мне нечего сказать вам, — начала она, — кроме того, что вы безмозглый глупец, раз думаете, что я могу бы отдать одного из своих детей двум бессердечным лордам, вроде вас и этого… и этого…

— Лорда Сомервилла, — подсказал он.

— Да, да, лорда Сомервилла. Какие же вы оба дураки. Неужели англичанки легко отказываются от своих детей? Они в самом деле такие жестокие и черствые? Неужто ваша мать отдала бы вас, если бы вдруг вы понадобились своему отцу? — выразительно поинтересовалась она, надеясь причинить ему такую же боль, какую причинял ей он. — Ах нет, я забыла. Ваш отец так и не захотел видеть своего сына рядом с собой, так ведь?

Она снисходительно улыбнулась, не сомневаясь, что нанесла болезненный удар. Но лицо англичанина было непроницаемым. Глядя ей прямо в глаза, он сделал шаг вперед.

— Ты совершенно права, я был не нужен своему отцу, и в детстве меня это очень мучило. Нелегко расти, зная, что твой отец больше волнуется о лошадях в стойле, чем о тебе.

Уинн приказала себе не поддаваться. Неважно, что он рос без отца и теперь жалеет об этом. Совсем необязательно, что с ее детьми произойдет то же самое, люди ведь все разные. К тому же она любит своих детей очень сильно, за обоих отсутствующих родителей.

Казалось, он прочел ее мысли.

— Моя мать души во мне не чаяла. А когда она все-таки вышла замуж, ее муж был более чем добр ко мне. Но после смерти матери, когда мой отец в минуту слабости устроил меня служить пажом в богатый дом, я был рад угодить ему. Так что видишь, — он развел руками, — ребенка нельзя лишить желания узнать своих родителей. Можно отложить их встречу, но нельзя предотвратить ее, она обязательно когда-нибудь произойдет.

Сердце Уинн бешено застучало. Страх и отчаяние лишили ее сил возразить ему. Она нащупала шершавую ветвь и припала к ней, ища поддержки.

— После той войны остались сотни незаконнорожденных детишек. Вы не можете быть уверены, что один из моих — тот, кто вам нужен.

— Это Раднорский лес. Я обыскал в нем все деревни — Раднор, Пинибонт, Лландриндод. Никто из найденных мной женщин не подходит под описание. — Фицуэрин не сводил с нее пристального взгляда. — А утебя пятеро сирот. Это один из твоих детей. Все остальные отпадают.

От его уверенности у нее кровь застыла в жилах.

— Убирайтесь отсюда, — пробормотала Уинн, стиснув зубы. — Убирайтесь!

— Нет. Сначала выслушай меня.

— Ни за что! — бросила она в ответ, чувствуя, что голос срывается почти до истерики. — Я отказываюсь слушать вас!

— Нет, черт побери, ты выслушаешь меня, — выругался он. Через секунду он оказался рядом с ней и пригвоздил ее к толстой ветке, на которой она сидела, сжав ей колени ногами. Она отпрянула назад и чуть не упала на спину, но он поймал ее за руки и удержал на месте.

— Сын лорда Уильяма заслуживает того, чтобы стать наследником. Не лишай его этого права. Иначе он может возненавидеть тебя до конца жизни.

— Мои сыновья — вот именно, мои! — любят Уэльс.

— Они не твои сыновья, — бросил он. — Как только они узнают, что в них течет английская кровь, им наверняка станет любопытно, кто их отцы и каково их наследство.

— Они никогда не захотят ничего английского!

— Ради Бога, женщина. Подумай. Что может Уэльс дать ребенку лорда Уильяма? Ни собственных земель. Ни замка, ни даже приличного дома. Поэтому придется довольствоваться ему глиняной лачугой с соломенной крышей, тогда как в Англии он мог бы стать хозяином необозримых владений. Ты думаешь, что можешь потягаться с английским лордом?

— Все эти богатства не будут для него ничего значить. У детей есть этот дом. У них есть этот лес, где они построят собственные жилища и найдут все, что им нужно, — упорствовала Уинн, хотя внутренне дрожала от мысли, что он прав. — Мы, валлийцы, презираем все английское.

— К черту твое презрение, — еще раз выругался Фицуэрин. Он крепче сжал пальцы на ее запястьях и впился в нее карими глазами. — Ты, безусловно, веришь тому, что говоришь. Но даже ты, так называемая Валлийская колдунья, не сможешь устоять перед кое-чем английским.

Он поднял ее и рывком притянул к себе, так что она оказалась между ним и медленно раскачивавшейся веткой. Тяжелая ветвь качнулась вперед и подтолкнула Уинн еще ближе к нему.