Смерть приходит в Пемберли - Филлис Джеймс

Элизабет решительно двинулась вперед и постучала в дверь. Ей открыл Бингли, и она с удивлением увидела в комнате у кровати Джейн и миссис Рейнолдс. Рядом на стуле стоял тазик с окрашенной кровью водой, и Элизабет обратила внимание, что миссис Рейнолдс вытерла тряпкой руки и повесила ее на край тазика.

— Лидия все еще спит, но я знаю, что стоит ей проснуться, как она сразу потребует, чтобы ее привели к Уикхему, и я не хочу, чтобы она видела, каким его привели сюда, — сказала Джейн. — У Лидии есть право находиться рядом с мужем, даже если он без сознания, но будет ужасно, если его лицо будет по-прежнему в крови капитана Денни. Здесь есть и его кровь: две царапины на лбу и еще несколько на руках, довольно слабые — возможно, следы от колючего кустарника.

Элизабет сомневалась, что умывание Уикхема было разумным поступком. Сэр Селвин ожидает увидеть Уикхема в том состоянии, в каком его нашли, когда он склонился над трупом. Но действия Джейн ее не удивили, как не удивила и поддержка, оказанная Бингли. Несмотря на благородство и мягкость, в сестре была и решимость, и если она не сомневалась в правильности своего поступка, никакие аргументы не могли заставить ее изменить решение.

— Доктор Мерфи приходил? — спросила Элизабет.

— Он осмотрел Уикхема полчаса назад, и придет снова, когда тот проснется. Мы рассчитываем, что к тому времени Уикхем успокоится и сумеет что-нибудь съесть до приезда сэра Селвина, но доктор в этом сомневается. Ему еле удалось дать Уикхему лекарство, весьма сильное, и доктор надеется, оно подарит больному несколько часов крепкого сна.

Элизабет подошла к кровати и остановилась, глядя на Уикхема. Лекарство доктора Мерфи действительно оказалось эффективным: ушло тяжелое, в винных парах, дыхание, он спал, как ребенок, грудь его еле вздымалась, — можно было подумать, что он неживой. Теперь, когда лицо его очистилось, темные волосы разметались на подушке, а расстегнутая рубашка открывала нежную линию шеи, он казался юным раненым рыцарем, измученным схваткой. Глядя на него сверху вниз, Элизабет пережила целую гамму эмоций. Против воли в ее сознании всплыли переживания настолько болезненные, что она почувствовала отвращение к себе. Ведь она чуть не влюбилась в него. Если б он был богат, а не гол как сокол, могла бы она выйти за него? Конечно, нет; теперь она понимала: то чувство не было любовью. Он, любимец Меритона, прекрасный незнакомец, в которого влюбились все девушки, выбрал ее. Все было замешено на тщеславии, опасной игре, в которую играли они оба. Она поверила и — что еще хуже — поделилась с Джейн голословными утверждениями Уикхема о вероломстве Дарси, уничтожившего его шансы на будущее, предавшего их дружбу и нарушившего обязательства отца по отношению к Уикхему. Только со временем она поняла, как неуместно звучали эти откровения в устах малознакомого человека.

Глядя теперь на лежащего мужчину, Элизабет почувствовала, как возвращается прежний стыд и чувство унижения — как могла она быть такой глупой и недальновидной, как могла до такой степени не разбираться в характерах других людей, а ведь она гордилась своей проницательностью. И все же что-то осталось, чувство, близкое к жалости, которое заставляло страшиться его возможного конца. Даже теперь, когда Элизабет знала о нем самое худшее, она не верила, что Уикхем убийца. Как бы то ни было, женившись на Лидии, он стал частью семьи, частью ее жизни, так же как и ее замужество сделало его частью жизни Дарси. А теперь каждая мысль о нем была омрачена ужасными видениями: ревущая толпа, внезапно затихающая при виде появившейся на пороге тюрьмы фигуры в наручниках, виселица и петля. Она хотела, чтобы он исчез из их жизни, но не таким путем — Боже, не таким!

Часть третья

Полиция в Пемберли

Когда экипаж сэра Селвина и катафалк въехали в главные ворота Пемберли, Стаутон тотчас открыл двери дома. Возникла небольшая задержка, пока один из конюхов не взял под уздцы коня Дарси и не переговорил со Стаутоном; наконец оба пришли к согласию, что карета сэра Селвина и катафалк будут не так заметны из окон, если их перевезти ближе к конюшням и заднему двору, где можно быстро и по возможности незаметно погрузить труп Денни. Элизабет решила, что с официальной точки зрения правильнее лично встретить этого позднего и вряд ли желанного гостя, но сэр Селвин сразу дал понять, что ему не терпится немедленно приступить к работе. Он задержался только, чтобы поклониться Элизабет и коротко извиниться за столь поздний и причинивший массу беспокойства визит, и после тотчас объявил, что начнет с посещения Уикхема в сопровождении доктора Белчера и двух полицейских — старшего констебля Томаса Браунрига и констебля Мейсона.

Уикхема охраняли Бингли и Элвестон, сразу открывшие дверь на стук Дарси. Комната вполне могла служить камерой. В просто и скудно обставленном помещении под одним из высоких окон стояли кровать, тазик для умывания, небольшой гардероб и два деревянных стула с прямыми спинками. Для тех, кому придется нести тут ночную вахту, принесли два дополнительных удобных стула и поставили по разные стороны двери. Сидевший справа у кровати доктор Мерфи встал при появлении Хардкасла. Сэр Селвин познакомился с Элвестоном на одном из обедов в Хаймартене, и, уж конечно, хорошо знал доктора Мерфи. Кивнув в знак того, что узнал обоих, и, отвесив поклон, сэр Селвин подошел к кровати. Переглянувшись, Элвестон и Бингли поняли, что им следует удалиться, и тихо покинули комнату; Дарси остался, держась несколько в стороне. Браунриг и Мейсон заняли позицию у дверей, глядя прямо перед собой и всем своим видом показывая, что хотя сейчас они не участвуют непосредственно в расследовании, но комната и охрана подозреваемого доверены им.

Доктор Белчер был медицинским экспертом, при случае его вызывал главный констебль или мировой судья для помощи в расследовании, и как человек, больше привыкший препарировать мертвых, чем лечить живых, он обрел мрачную репутацию, подкрепляемую не самой удачной внешностью. Почти бесцветные, шелковистые, как у ребенка, волосы он зачесывал назад, открывая землистого цвета лицо, и смотрел на мир маленькими подозрительными глазками из-под низкого лба. Его длинные пальцы и ногти были тщательно ухожены, а отношение к нему публики хорошо выразила кухарка в Хаймартене: «Никогда не позволю доктору Белчеру прикоснуться к себе. Кто знает, где раньше были его руки?»

Его репутация зловещего эксцентрика только усиливалась созданием в маленькой комнате на втором этаже лаборатории, где он, по слухам, проводил эксперименты по свертыванию крови при разных обстоятельствах, а также скорости возникновения необратимых процессов в организме после смерти. При огромной практике у него было только два пациента — старший полицейский и сэр Селвин Хардкасл, а так как никто из них никогда не болел, то способствовать росту его популярности они не могли. Сэр Селвин и другие джентльмены, проводившие в жизнь законы, высоко его ценили: ведь в суде он высказывал свое мнение как известный специалист. Все знали, что он поддерживает связь с Королевским обществом, а также переписывается с другими специалистами, проводящими научные эксперименты, и наиболее просвещенные из соседей гордились его общественной репутацией, прощая небольшие взрывы, сотрясающие время от времени его лабораторию. Он редко говорил, и только после длительного размышления, и сейчас, подойдя близко к кровати, стоял и, не говоря ни слова, смотрел на спящего мужчину.

Легкое дыхание Уикхема практически не было слышно, рот чуть приоткрыт. Он лежал на спине — левая рука откинута, правая — согнута на подушке.

— Он явно не в том виде, в каком, по вашему описанию, его сюда доставили, — сказал Хардкасл Дарси. — Кто-то его умыл.

После некоторого молчания Дарси посмотрел Хардкаслу в глаза и твердо ответил:

— Я отвечаю за все, что здесь произошло, после того как мистера Уикхема привели в мой дом.

Реакция Хардкасла была неожиданная. Его большой рот мгновенно искривился и принял выражение, которое у любого другого человека сочли бы снисходительной улыбкой.

— Очень благородно, Дарси, — сказал он, — но, полагаю, здесь приложили ручки дамы. Разве они не считают своим долгом разгребать завалы, которые мы устраиваем в своих комнатах, а иногда и в своей жизни? Не важно, будет достаточно показаний слуг, видевших, в каком виде доставили Уикхема в дом. На теле не видно никаких особых следов повреждений, кроме небольших царапин на лбу и руках. Значит, кровь на его лице и руках принадлежала в основном капитану Денни. — Хардкасл обратился к Белчеру: — Полагаю, Белчер, ваши ученые коллеги еще не научились отличать кровь одного человека от крови другого? Мы бы это приветствовали: у нас с Браунригом и Мейсоном было бы меньше работы.

— К сожалению, нет, сэр Селвин. Мы не боги.