Секира и меч - Сергей Зайцев

Поборов сомнения, сказал:

– Тогда ты, смерть, открой…

Некоторое время было тихо, потом стукнула щеколда, и дверь слегка приоткрылась.

Глеб ослабевшей рукой сам распахнул ее и увидел высокую женщину на пороге. Она была в серой до земли рубахе; волосы ее были распущены.

Они посмотрели друг на друга.

Эту женщину, пожалуй, можно было бы назвать красивой. Крепкие полные бедра вырисовывались под рубахой. В плечах угадывалась сила. Грудь ее была невелика. Это была скорее девичья грудь, чем грудь рожавшей и вскормившей детей женщины. Но перед Глебом стояла именно женщина – много старше его. Глаза ее понравились ему – серые, несколько запавшие, усталые глаза. И была в этих глазах доброта… Женщина обманула Глеба, назвавшись смертью. Он подумал, что такая женщина никому не сможет причинить зла.

Она стояла на пороге и не приглашала Глеба. В глазах ее – небольших, но выразительных – застыл вопрос.

Глеб сказал:

– Может статься, что я тебе пригожусь… Женщина покачала головой:

– От тебя, человек, пахнет кровью.

– Я ранен, – Глеб новел плечом. Женщина кивнула на секиру:

– У тебя оружие в крови.

– Я дрался… – согласился Глеб. Женщина раздумывала, потом спросила:

– Ты победил? Он кивнул:

– Меня зовут Глеб. Я сын Аскольда.

Глаза женщины, до этих пор строгие, смягчились. Она отступила в сторону, как бы приглашая наконец войти:

– Я слышала о тебе.

Глеб вошел. Хотел осмотреться, но внутри этой хижины было совершенно темно. Он стоял, пригнувшись, упершись затылком в низкий потолок, и незнал, куда ступить. Он догадался, что освещалась хижина только через открытую дверь. Глеб спросил женщину:

– Хочешь, я прорублю тебе окно? Она притворила дверь:

– Я подумаю, – женщина взяла его в темноте за руку.

Он сделал за ней несколько шагов, низко пригибаясь, боясь задеть за потолок головой.

Женщина сказала:

– У меня тесновато для таких великанов, как ты. Но с этим тебе придется смириться.

Глеб кивнул, забыв, что она в темноте его не видит. А она продолжала:

– К тому же у меня только одно ложе.

– Да, – выдохнул Глеб, и сердце его здесь забилось чаще, ибо голову посетила мысль, что женщина эта ему нравится и он был бы не прочь возлечь с ней на одно ложе.

Женщина сказала спокойно:

– Но я уже выспалась. Я вообще рано встаю… А вот тебе не помешало бы прилечь.

– Прилечь? – переспросил Глеб. – Куда? Я ничего не вижу.

– Достаточно того, что вижу я, – ответила женщина, и Глеб здесь почувствовал, что она легонько нажимает ему на плечо, а руку его тянет книзу.

На ощупь Глеб определил, что ложе застлано косматой шкурой. Конечно, это была шкура медведя. Глеб слышал кисловатый запах, исходящий от этой шкуры.

Женщина велела:

– Ложись на живот. Я осмотрю твою рану. Глеб, ложась, выразил удивление:

– Как можно что-либо видеть в такой темноте.

– Я привыкла. У меня глаза, как у рыси.

– Нет, – покачал головой Глеб. – У тебя красивые глаза…

Женщина не ответила.

Глеб почувствовал легкие прикосновения ее рук. Она заставила его снять рубашку и влажной тряпицей очистила края раны, оттерла со спины и боков запекшуюся кровь. Потом она смазала чем-то жирным и душистым, пахнущим цветами, края раны. И что-то заложила в саму рану. Оттого боль сразу притупилась. Женщина делала все спокойно и уверенно. Со знанием дела. И даже как будто с нежностью. Глебу доставляли удовольствие ее прикосновения.

Он спросил:

– Как тебя зовут?

– Анна.

– А языческое имя?

– Другого у меня нет.

– И не было? – удивился Глеб.

– Я не помню.

– Как не помнишь? Она вздохнула:

– Я была совсем маленькой, когда меня подобрал тот человек.

– Какой человек?

– Он стал потом моим мужем. Глеб задумался:

– У тебя есть муж?

Она ласково провела ему по спине:

– Не тревожься, у меня уже нет мужа. Года три как он пошел на охоту и не вернулся. Может, в болоте утонул, может, подстерег его медведь или проткнул клыками вепрь… Он был отчаянный, смелый человек. Такие часто находят преждевременную смерть…

Глеб согласился:

– Да, вепрь – опасный зверь. Я знал нескольких людей, коим вепрь пропорол живот. Это страшная медленная смерть.

Снаружи быстро светало. Глеб уже видел в темноте квадрат прикрытой двери. Видел и силуэт Анны, склонившейся над его спиной. У Анны была красивая длинная шея. И были красивые же, гибкие как змеи, руки. Глеб некоторое время любовался ее руками.

Потом спросил:

– Ты недавно сказала, Анна, что слышала обо мне?

– Да. В лесу не так много людей. Все на виду.

– От кого ты слышала? Анна молчала.

Глеб покосился на нее:

– Почему ты молчишь?

– Я не хочу говорить.

– Вот как! – удивился Глеб. Поразмыслив немного, Анна все же сказала:

– Люди, от которых я о тебе слышала, говорят неправду. Я вижу это. У меня глаза острые, как у рыси…

– Нет, у тебя красивые глаза, – опять не согласился Глеб.

– Эти люди говорят о тебе много худого. Будто ты угоняешь лошадей и воруешь скот, а потом продаешь половецким ханам…

– А еще?

– Будто людей половцам продаешь…

– И людей?..

– Еще будто ты убиваешь невинных, а красивых девушек уводишь в свое логово – в глубокую нору. Будто ты по ночам воешь волком и глаза у тебя безумные… а на руках – когти… Не достаточно ли тебе слышать этого?

– Еще скажи. Анна вздохнула:

– Матери и отцы в селах пугают детей Глебом, который живет в лесу. А женихи стращают девок… Священник-грек говорит: не ходите на языческие капища – поймает вас Глеб.

Глеб горько усмехнулся:

– В том нет ничего странного, коли даже родные братья отвернулись от меня.

Анна покрыла рану тряпицей, пропитанной некоей мазью, и перевязала спину крест-накрест свежим рушником. Она велела Глебу лежать пока на животе. А он и не думал ослушаться. Ему была приятна забота этой женщины. Глеб уже и не помнил, чтоб о нем кто-то заботился. Разве что мать. Но это было давно.

Глеб взял Анну за руку и удержал возле себя. Спросил:

– Где ты научилась врачевать раны? Она улыбнулась только краешками губ:

– Я же говорила: муж мой был охотник. Он часто приходил исцарапанный, иногда сильно пораненный. Муж меня и научил. Он ведь был много старше меня.

Глеб посмотрел на Анну испытующе:

– Ты только про мужа и говоришь. Ты, наверное, любила его? Скажи…

– Нет, – покачала головой Анна. – Он был мне опора, стебель. А я была – цветок. Муж сам это говорил. А я думала, что так и не пришел тот, для которого я цвела.