Короли и капуста (сборник) - О. Генри

– Ставайте за мной, вы оба, – говорит Генри.

– Что вы задумали, вождь? – спрашиваю я.

– Я буду прорываться по центру, – говорит Генри на своем футбольном жаргоне. – Их много, но во всей их команде нет ни одного стоящего защитника. Не отставайте от меня. Вперед!

Затем этот образованный индеец издал своим ртом такую шумовую аранжировку устрашающих звуков, что неприятельский отряд приостановил свое наступление, и все латинцы погрузились в задумчивость и нерешительность. Как мне показалось, эти звуки были чем-то средним между боевым кличем карлайлского колледжа и кричалками спортивных болельщиков университета чероки. И тут он ринулся на шоколадную команду с такой скоростью, как будто им выстрелили из рогатки. Своим правым локтем он опрокинул на поле губернатора и проделал в толпе небольшую улочку, достаточно широкую, чтобы женщина могла пронести по ней стремянку и ничего не задеть. Все, что оставалось сделать нам с Меллинджером, так это просто идти за ним.

Нам хватило всего трех минут, чтобы выбраться с этой улочки и добежать до штаба военной части, где Меллинджер сразу начал отдавать приказы. Тут же, как из-под земли, возникли полковник и батальон босоногих солдат, которые побежали вместе с нами обратно к месту проведения музыкального вечера. Однако к моменту нашего возвращения вся банда заговорщиков уже разбежалась. Но зато мы вернули себе наш граммофон и с высоко поднятыми головами торжественным маршем отправились обратно к казармам, поставив играть веселую арию «Сердце красавицы склонно к измене и к перемене, как ветер мая».

На следующий день Меллинджер отводит нас с Генри в сторону и начинает сыпать десятками и двадцатками.

– Я хочу купить этот граммофон, – говорит он. – Мне понравилась эта последняя мелодия, которую он играл на нашем званом вечере.

– Здесь больше денег, чем стоит эта машинка, – говорю я.

– Это из правительственных фондов, – говорит Меллинджер, – платит правительство, и оно получит эту музыкальную кофемолку за очень дешево.

Нам с Генри это было очень хорошо известно. Мы знали, что наш граммофон спас предприятие Гомера П. Меллинджера, когда оно было на грани краха, но мы, конечно, и виду не подали.

– А сейчас, ребятки, вам бы лучше на время убраться отсюда куда-нибудь подальше, – говорит Меллинджер, – пока я здесь не прищучу этих типов. Если вы не поспешите, они могут доставить вам неприятности. И если вам случится увидеться с Билли Ренфрю раньше, чем мне, передайте ему, что я вернусь в Нью-Йорк, как только заработаю достаточно, чтобы стать его компаньоном, – но я заработаю эти деньги честно!

До дня возвращения нашего парохода мы с Генри залегли на дно. А когда мы увидели, что капитанская шлюпка причалила к берегу, мы отправились на пляж и стали в воде у берега. Увидев нас, капитан заулыбался.

– Я же говорил, что вы будете ждать меня, – произносит он. – А где же ваша машинка для приготовления гамбургеров?

– Она решила остаться здесь, – отвечаю я, – чтобы играть мелодию «Нет ничего милей родного дома».

– Все в точности, как я вам предсказывал, – снова говорит капитан. – Забирайтесь в шлюпку.

– И это, – сказал Кио, – правдивая история о том, как мы с Генри Хорсколларом привезли в эту страну первый граммофон. Генри отправился обратно в Штаты, а я с тех пор все скитаюсь в тропиках. Говорят, после этого случая Меллинджер никуда не ходил без своего граммофона. Думаю, он помогал Меллинджеру не забывать о своих принципах всякий раз, когда очередной ловкач пытался сунуть ему взятку, разливаясь соловьем и подмигивая на оба глаза.

– Неудивительно, что он захотел забрать граммофон с собой на память, – заметил консул.

– На какую там память! – сказал Кио. – В Нью-Йорке ему понадобится не меньше двух, и чтоб играли, не замолкая ни на секунду.

Глава VII

Денежный лабиринт

Новое правительство Анчурии с энтузиазмом приступило и к своим обязанностям и к своим правам. Самым первым решением правительства было отправить в Коралио агента с категорическим приказом вернуть, если это только возможно, денежные средства, похищенные из казначейства злополучным Мирафлоресом.

С этой важной миссией из столицы был отправлен полковник Эмилио Фалькон, личный секретарь нового президента Лосады. Должность личного секретаря тропического президента – это очень ответственная должность. Он должен быть и дипломатом, и шпионом, и повелителем людей, и телохранителем своего повелителя, а еще он должен вынюхивать заговоры и зарождающиеся революции. Часто именно секретарь, уютно устроившись в тени президентского трона, определяет политику страны, и поэтому президенты выбирают себе секретаря во сто раз тщательней, чем даже спутницу жизни.

Полковник Фалькон, вежливый и учтивый джентльмен, обладавший истинно кастильской любезностью и обходительностью, прибыл в Коралио с заданием отыскать давно остывший след пропавших денег. Здесь на месте он обратился за помощью к военным властям, которые получили инструкции всячески содействовать ему в расследовании.

Полковник Фалькон устроил свой штаб в одной из комнат Casa Morena. Здесь в течение недели он проводил свои неофициальные заседания – как если бы он был в одном лице и следователь, и судья, и прокурор. Он вызывал «для беседы» всех тех, чьи свидетельства могли бы пролить хоть какой-то свет на финансовую трагедию, которая сопровождала другую, хотя и не столь значительную, трагедию – смерть бывшего президента.

Двое или трое из тех, с кем полковник таким образом побеседовал (в том числе и парикмахер Эстебан), заявили, что они опознали бренное тело президента перед тем, как оно было предано земле.

– Истинно вам говорю, – рассказывал Эстебан полномочному представителю правительства, – это был он, президент. Подумайте: как могу я брить человека и не видеть его лицо?! Он послал за мной, и я брил его в маленькой хибарке. У него была борода, очень черная и большая. Видел ли я президента когда-нибудь раньше? Почему нет? Я видел его один раз в Солитасе – он прибыл туда на пароходе и ехал в карете. Когда я побрил его, он дал мне золотую монету и велел помалкивать. Но я – либерал, и я предан своей стране, и я рассказал обо всем сеньору Гудвину.

– Нам известно, – ровным голосом продолжал полковник Фалькон, – что покойный президент имел при себе кожаный американский саквояж с большой суммой денег. Вы видели этот саквояж?

– De veras[73], нет, – ответил Эстебан. – Света в этой хибарке было очень мало – всего один маленький светильник. Когда я брил президента, я едва мог рассмотреть его лицо. Может, там и была эта вещь, но я ее не видел. Нет. Также в комнате была молодая женщина – сеньорита очень большой красоты – о, да! – это я смог заметить даже в тусклом свете этого маленького светильника. Но денег или какой-то сумки с деньгами – ничего такого я не видел, сеньор.

Comandante и другие официальные лица дали следующие показания. Их разбудил шум пистолетного выстрела в гостинице де лос Экстранхерос. Они подняли тревогу и поспешили туда, чтобы защитить мир и достоинство республики, и там обнаружили человека – он лежал мертвый, а в руке его был зажат пистолет. Около него горько рыдала молодая женщина. Сеньор Гудвин также был в комнате, когда они вошли. Но ничего похожего на саквояж с деньгами они не видели.

Мадам Тимотеа Ортис, хозяйка гостиницы, в которой и завершилась игра «лиса на охоте», подробно рассказала о том, как двое ночных гостей прибыли в ее дом.

– В мой дом они пришли, – сказала она, – один сеньор, не совсем еще старый, и одна сеньорита, достаточно красивая. Они не захотели ни поесть, ни попить – не захотели даже моего aguardiente – а ведь он лучший в городе! В свои комнаты они поднялись – numero nuevo и numero diez[74]. Позже прибыл сеньор Гудвин, и он тоже поднялся наверх, чтобы поговорить с ними. Потом я услышала страшный грохот, совсем как выстрел из пушки, и они сказали, что pobre presidente[75] застрелил себя. Está bueno. Я не видела ни денег, ни той вещи, которую вы называете сакваяш, и которая, вы говорите, у него была. Полковник Фалькон очень скоро пришел к вполне разумному заключению, что если кто-нибудь в Коралио и может дать ему подсказку относительно того, куда исчезли деньги, то этот человек – Фрэнк Гудвин. Однако для того, чтобы получить информацию от американца, благоразумный секретарь избрал совсем иной подход. Гудвин был влиятельным человеком и другом нового правительства, так что в вопросах, которые затрагивали его личную честность или храбрость, нужно было быть предельно осторожным. Даже личный секретарь Его Превосходительства не решался вызвать этого бананового короля на допрос, как обычного гражданина Анчурии. Поэтому он послал Гудвину цветистое послание, с каждого слова в котором так и капал мед. В этом письме он просил Гудвина оказать ему честь и встретиться с ним, когда и где мистеру Гудвину будет удобно. В ответ Гудвин отправил полковнику приглашение на обед в своем доме.