Святилище - Кейт Мосс

И самое приятное, что одну фотографию она узнала. Мередит улыбнулась. Над кухонной дверью, рядом со студийным портретом женщины, молодого мужчины и кудрявой девочки, висела одна из самых известных фотографий Дебюсси. Его сфотографировали на вилле Медичи в Риме, в 1885 году. Двадцатитрехлетний Дебюсси по обыкновению перед камерой принял угрюмый вид. Черные волосы коротко подстрижены надо лбом, усики едва пробиваются. Мередит с первого взгляда узнала фотографию. Она собиралась поместить ее на задней обложке своей книги.

— Он жил на этой улице, — сказала она официанту, набирая код кредитки. — Клод Дебюсси. Совсем рядом.

Официант неопределенно пожал плечами и оставался равнодушен, пока не увидел, сколько она оставила чаевых. Тогда он заулыбался.

Глава 11

Остаток дня прошел по плану. Мередит посетила все адреса, оставшиеся в списке, и к шести часам вернулась в отель. Она обошла все места, где проживал в Париже Дебюсси.

Приняв душ, она переоделась в белые джинсы и бледно-голубой свитер, перекачала снимки с цифровой камеры в ноутбук, просмотрела почту — деньги не пришли — и съела легкий ужин в брассерии напротив, закончив вечер зеленым коктейлем в баре отеля. Выглядел он ужасно, но на вкус оказался удивительно хорош.

Вернувшись в комнату, она поняла, что соскучилась по знакомым голосам. И позвонила домой.

— Привет, Мэри, это я.

— Мередит!

От дрогнувшего голоса матери на глазах Мередит показались слезы. Ей вдруг показалось, что дом очень далеко, а она очень одинока.

— Как вы там? — спросила она.

Они немного поговорили. Мередит рассказала Мэри, чем занималась с последнего звонка, и подробно перечислила, где побывала в Париже, хоть и не забывала ни на минуту, как набегают доллары за каждую минуту их болтовни.

На том конце провода помолчали.

— А как второй проект? — спросила Мэри.

— Пока я о нем не думаю. Здесь в Париже слишком много дел. Займусь этим после выходных, в Ренн-ле-Бен.

— Не стоит беспокоиться, — сказала Мэри слишком поспешно, выдавая свое волнение.

Она всегда поддерживала Мередит в ее желании узнать прошлое семьи. Но в то же время Мередит понимала, как она боится, чтобы на свет не вышло слишком многое. Она и сама боялась того же. Что, если окажется, что болезнь, несчастье, омрачившее всю жизнь ее кровной матери, передается в семье из поколения в поколение? Что, если и у нее начнут проявляться те же признаки?

— Я не беспокоюсь, — несколько резковато проговорила она и тут же смутилась. — Со мной все хорошо. Настроение скорее приподнятое. Я буду держать тебя в курсе, честно.

Они проговорили еще пару минут и распрощались.

— Люблю тебя.

— И я тебя, — долетел через тысячу миль ответ.

В воскресенье с утра Мередит отправилась в парижскую Оперу, в Пале Гарнье.

В 1989 году в Париже открылся новый оперный театр в бетонном здании рядом с Бастилией, так что в Пале Гарнье теперь, как правило, ставили балеты. Но во времена Дебюсси в это роскошное, несколько вычурное, барочное здание приходили, чтобы посмотреть и себя показать. Здесь разразилась пресловутая антивагнеровская демонстрация в сентябре 1891-го, здесь разворачивались события романа Гастона Леру «Призрак Оперы».

Мередит потратила пятнадцать минут, чтобы дойти до театра, лавируя в толпе туристов, стекавшихся к Лувру. Здание на авеню Опера было воплощением XIX века, зато улицу перед ним занимал исключительно XXI век. Сумасшедшее движение, сплошные потоки машин, мотороллеров, автобусов и велосипедов неслись со всех сторон. Рискуя жизнью, Мередит перешла через улицу и оказалась на островке, занятом Пале Гарнье.

У нее захватило дух: торжественный фасад, величественная балюстрада, розовый мрамор колонн, золоченые статуи, золотая и белая лепнина на крыше и зеленый медный купол под октябрьским солнцем. Мередит попыталась мысленно представить болотистый пустырь, на котором возводили театр, Вообразить на месте грузовиков и гудящих легковушек экипажи, женщин в платьях со шлейфами и мужчин в высоких цилиндрах. Ничего не вышло. Шум и суета вокруг заглушали эхо прошлого.

Она с облегчением узнала, что по случаю дневного благотворительного концерта в театр пускают и в воскресенье. Едва она шагнула внутрь, тишина исторических лестниц и балконов приняла ее в свои объятия. Большое фойе оказалось точно таким, каким было знакомо по картинам, — просторный мраморный зал, подобный нефу монументального собора. Перед ней вздымалась к куполу широкая главная лестница.

Мередит, озираясь по сторонам, двинулась вперед. Да разве ей здесь место? Резиновые подошвы кроссовок скрипели по мрамору. Двери в зал были распахнуты, и она проскользнула внутрь. Хотелось своими глазами увидеть прославленную шеститонную люстру и шагаловский потолок.

В оркестровой яме репетировал квартет. Мередит тихонько пробралась в задний ряд. На миг ей почудилось, что призрак прежней Мередит — молодой исполнительницы — проскользнул следом и сел рядом. Ощущение было таким явственным, что она едва не обернулась.

Повторяющиеся такты взлетали из оркестра и плыли по пустым проходам. Мередит вспоминала, сколько раз она участвовала в подобном. Ждала за кулисами со скрипкой и смычком в руках. Ощущала, как предвкушение, волнение и страх остро отдаются под ложечкой перед первым шагом в зал. Подстроить скрипку, чуть подтянуть струны и смычок, осыпая крупинками канифоли черный капрон длинной концертной юбки.

Мэри подарила ей первую скрипку, когда Мередит было восемь лет. Как раз тогда она насовсем перебралась к ним. Больше не будет возвращений к «настоящей» матери на выходные. Футляр со скрипкой ждал ее на кровати в комнате, которая станет ее комнатой, — желанный дар для девочки, потрясенной тем, как обошлась с нею жизнь. Для ребенка, успевшего повидать слишком много.

Она ухватила свой шанс обеими руками. Музыка стала для нее спасением. У нее были способности, она быстро схватывала и много работала. В девять лет она уже играла на школьном концерте в балетной студии Милуоки. Вскоре она стала заниматься и на рояле. Музыка стала главной в ее жизни.

Она мечтала о профессии музыканта и в начальной, и в средней школе, до выпускного класса. Ее преподаватели советовали поступать в консерваторию и уверяли, что она скорее всего пройдет. И Мэри тоже.

Но в последнюю минуту Мередит струсила. Уговорила себя, что она недостаточно хороша. Что у нее нет чего-то самого необходимого. Вместо консерватории она подала документы в Университет Северной Каролины на отделение английского и поступила. Она завернула свою скрипку в красный шелковый платок и уложила в обитый синим бархатом футляр. Ослабила натяжение волоса на дорогих смычках и укрепила их на крышке. Уложила в специальное отделение золотистый кубик канифоли. Убрала футляр в самую глубину шкафа и оставила там, когда уезжала из Милуоки в колледж.