Демоны крови - Андрей Посняков

— А там нашел, на тропинке, — беспечно отмахнулся подросток. — Присел по большой нужде, гляжу — блестит что-то… А что это, Мисаиле-боярин? И вправду — орехи колоть?

— Можно и орехи, — оторвав от рубахи подол, Миша хозяйственно завернул оружие в тряпицу и, подумав, сунул под бревно. — А можно и по голове кому-нибудь дать!

— Однако по голове неудобно…

— Тебе, например, чтоб с незнакомыми штуковинами не игрался!

— С чем не игрался?

— Все, проехали, парень, давай-ка черниц поедим да пройдемся… поглядим тут, что к чему!

— Приплыл кто? — Олекса тут же преобразился — вот только что сидел расслабленный, добродушно-вялый, улыбался совсем по-детски щурился, ни дать, ни взять ленивый двоечник на последней парте… а вот, предположив про чужих, резко собрался, свел скулы, глазами сверкнул серьезно, так, что сразу стало ясно — воин!

— Да уж, приплыли…

Михаил кратко рассказал парню о том, что случилось утром, не особенно акцентируя внимание на деталях. Ну, зачем Олексе знать, откуда именно появился Кнут и кто он такой? Просто высадились на острове тевтонцы, устроили засаду, в которую едва не угодил один черт… ловким оказался, ушел.

— Прямо так вот и уплыл на рыбацкой лодке? — не поверил юноша. — Тогда уж ясно — рыбачки эти его и ждали.

Умен!

— А кнехты что? У них же тоже ладья!

— На другой стороне.

— А-а-а… Опростоволосились, значит. Так им и надо, собакам. Девку зачем убили?

— Ну, девку и не они, может…

Олекса вдруг вздрогнул, вскочил:

— Батюшка-боярин! Так нам это… пастись надобно, вдруг да кнехты…

— Нет, не придут, — отмахнулся Ратников. — Они всех своих убитых-раненых подобрали, да на ладью. Уплыли.

— Ого! — подросток уважительно покачал головой. — У них, значит, и убитые, и раненые… И все — один? Это великий воин!

Михаил лишь усмехнулся: с парабеллумом против копий все великие. Хотя да, храбрости Кнуту не занимать… как и наглости, и злости, и откровенного садизма… Кнутом его за то и прозвали — любил кнутишком побаловаться, постегать… особливо молодых девок.

— Пойдем, Лекса, посмотрим… Может, еще чего найдем?

Поднявшись на ноги, Ратников быстро зашагал к поляне, чувствуя, как, озабоченно сопя, поспешает позади юный напарник.

Плащ! Если тевтонцы его не подобрали и не обшмонали… Может, там, в карманах, хоть один патрон завалялся? Или хотя бы нож…

Ножа не было. Как и патрона. Вообще ничего, кроме засунутого в наружный карман сложенного втрое журнала. Ратников внимательно осмотрел плащ — он так и валялся в кустах, густо испачканный кровью… видно, все ж таки зацепило Кнута. Что ж кнехты-то не подобрали? Не заметили в кустах? Или просто лень было лезть в колючие заросли? А, скорее всего — просто не до того. Раненых нужно было уносить, убитых… Да еще спешили, похоже… В общем, не подобрали. Красивый такой плащ, тонкого серого габардина, с большими лацканами и широким, тоже габардиновым, поясом. И вот, в кармане — журнал. Модный, с картинкам, можно даже сказать — антикварный — «Зильбершпигель», за март 1936 года. Немецкий!

Однако чудны дела твои, Господи! Откуда у этого шильника Кнута — немецкий иллюстрированный журнал? Да еще за тридцать шестой год! Фашистский!

А откуда парабеллум? И собственно плащ? Как раз такой, как на одной из фотографий в журнале. Да и чемодан… судя по виду, тоже ведь примерно из того же времени. Однако интереснее все же другое — что в чемоданчике? Вдруг браслетики? Почему бы и нет?

Нет, уж браслетами-то людокрад непременно воспользовался бы, ушел… Или просто не сообразил да на пистолет понадеялся? Может… А может, он просто «попка», курьер, и чемодан просто-напросто заперт на все замки? Кнут, конечно, их бы и открыл, вне всяких сомнений, полюбопытствовал бы… да вот, похоже, не успел.

Чуял! Нутром чуял Ратников маячившую за всем этим какую-то жуткую тайну! Впрочем, черт-то бы с ней, с тайной, выбраться бы поскорее обратно!

По зрелому размышлению, Михаил решил больше не сидеть, бессмысленно тратя время на ожидание неизвестно чего — так и до белых мух можно высидеть, а начать действовать активно. Примерно ясно было, в каком именно направлении. Искать монахов, кнехтов… и раненого Кнута. Все эти люди — не демоны и не бесплотные духи, а ливонский берег заселен достаточно густо, да и охотники везде, рыбаки… шайки там всякие. Кто-нибудь что-нибудь да видел, знает. Надо лишь аккуратненько местных людей расспросить, для чего лучше бы прикинуться торговцами… хоть из того же Торопца, Полоцка, Пскова… лучше — из Торопца, они с немцами зело дружат… как всегда — супротив владимирцев. Да и псковичи-то с тевтонами задружились и — после договора — Новгород. Так, исподтишка друг дружке, конечно, пакостят, но особого ожесточения нет. Да его и не было, в общем-то… Не те времена. Ну, подрались из-за землицы — с кем не бывает?

А крестьяне по чудским берегам — зажиточные! Рыба, зверь лесной, да и климат уж куда лучше, чем в тех же новгородских землях. Море ближе — теплее, сельскохозяйственный цикл недели на три, а то и на целый месяц больше, а следовательно, и крестьяне живут богаче, и не такие забитые. Тевтонцы, кстати, правильную политику ведут — на захваченные у пруссов да эстов земли переселенцев привечают, разные льготы дают, законы разумные установили, податями не душат. В первую очередь, конечно, немцев все это касается, из разных германских земель… Но и поляки начинали на землицах орденских селиться, и с удовольствием, от князей своих алчных сбежав… позднее, в знаменитой Грюнвальдской битве сколько знамен польских на стороне тевтонцев дралось? Ну, поменьше, конечно, чем против… но не особо. Так что бегли поляки на тевтонские земли, да и из русских крестьян многие бежали в Ливонию, переселялись. Родина, она для того Родина, у кого что терять да что защищать есть. А если нечего? Если боярин, гад, дерет семь шкур, хоть и без того не продохнуть не выдохнуть? Тогда уж лучше к немцам… и климат лучше, и дерут не семь шкур, а только пять. Уже вздохнуть можно.

Так что крестьяне, пусть не на орденских землях, а даже здесь, на ливонском берегу, в Пограничье, жили уж куда зажиточней, и даже многодворными деревнями: пять-шесть дворов — не редкость. А на Руси-матушке, в разных ее государствах-княжествах — все больше по одному двору, по два, редко — по три.

Потому мелкими торговцами прикинуться, гостями торопецкими — милое дело. На Новгородчине не прокатило бы — крестьяне бедные, злые, нечего им даже и на очень нужные товары выменять, а здесь… здесь уже люди другие. Пусть чуть-чуть, пусть самую малость… На эстов, главное, не нарваться — с этими немцы не церемонились, примучивали, только треск стоял. Потому и опасно было — Олекса как-то говаривал: и в прусской земле, и в лесах у эстов чего только не творится! Тевтонцам туда лучше и не соваться. Да и не только тевтонцам… Однако здесь, на Чудском, покуда спокойно. Относительно всяких других мест, конечно.

Что же касается еще одного следствия из всех произошедших событий, то теперь Ратников практически точно знал, где очутился… В нем, в родном, в тринадцатом веке. Наверняка! Исходя из этого, и нужно было теперь действовать.

— На немецкий берег? — Олекса озадаченно почесал за ухом. — Не, не доплывем, боярин! Далече! Я, хоть и хорошо плаваю, а все ж не отважился бы.

— Да зачем же нам вплавь-то? — добродушно рассмеялся Миша. — Вот еще — вплавь! Плот сладим!

— Плот? Так у нас же ни топора, ни даже ножика.

— А зачем? Плавника — я видел — у плеса много, ивовыми прутьями свяжем, выждем попутного ветерка — и в путь! Да и коряжину ту, какой могилу копали, можно вместо весла. И еще такую же отыскать… неужто до немецкого берега не доберемся?

— Доберемся, боярин! — неожиданно обрадовался подросток. — Главное — решиться. Так где, ты говоришь, плавник видел?

Плот конечно же вышел неказистым, да и неповоротливым, тяжелым, однако вполне держался на плаву — а что другое от него требовалось? Вместо весел взяли две подходящие коряги, соорудили и мачту из подходящей сушины, приспособив под парус все тот же плащ.

Стоя на берегу, Миша озадаченно осмотрел получившееся плавсредство и скривился:

— Да уж — не гламур!

— Что ты говоришь, боярин-батюшка?

— Говорю, неказист плотец. Ну да ладно, ветерок вроде бы подходящий… Пожалуй, и в путь!

— Конечно, в путь, господине! Чего тут еще выжидать-то?

Олекса выказывал явную радость, видать, жизнь «робинзонов» парню давно уже надоела. Как, впрочем, и Ратникову. Этак и впрямь до зимы можно было сидеть. Тем более, теперь хоть какой-то план появился.

Оба островитянина, закатав брюки, столкнули плот с песчаной мели и, быстро на него запрыгнув, заработали веслами. Сколько пены подняли, сколько брызг, употели все, а оглянулись назад — вроде никуда особо и не отплыли!