Иномерники - Николай Басов

– Не понимаю.

– Вы не торопитесь, просто подумайте. И тогда, возможно, увидите, как сделать эти… инструменты полезными для вас, как их задействовать и использовать. Для вас, для экипажей, для общего направления исследований.

Ромка подумал. Потом еще подумал. В общем-то, все было ясно, но он, кажется, начинал догадываться, что за этой простотой лежал, как за горной грядой, едва ли не целый океан сложностей. И тогда он решился:

– Батюшка, – он решил не слишком церемониться, тем более что разговор завел сам гуру Пачат, – хотелось бы поговорить об этом подробнее, не на ходу.

– Не на ходу – как здорово звучит, я отвык от русского, оказывается… Смешная идиома, но точная. Знаете, мастер, я скоро уеду, да и вы тоже, как мне кажется, как-то отвлечетесь от здешней, слишком удобной и комфортной жизни. Вы не расстраивайтесь, вы поймете мои слова, по-настоящему поймете, когда придет время. Главное, не забывайте их. А поговорить подробнее… Это уж как получится.

Гуру Пачат вдруг стал Ромке интересен, еще не слишком, но все же… И он почему-то догадался, что интерес этот, может быть, пока скрытый, неявный, будет со временем нарастать.

– Ну все, догоняйте ваших товарищей, – гуру Ахромеевич похлопал Романа по руке, повернулся и пошел себе в своей яркой до чрезмерности тоге.

– Гуру Пачат… Ахромеевич, – окликнул его Ромка, пока гуру не ушел еще слишком далеко, – вы у нас в школе уже месяца три, да? Вы заранее знали, что мы… Ну, что мы пробьемся в Чистилище, или как вы это называете в ваших терминах?

– Вы ответили на вопрос, – гуру остановился, повернулся вполоборота и теперь смотрел на Ромку, словно пастух, оценивающий овчарку, которая должна помогать ему пасти его отару, – жестковато, цепко, изучающе, и черт-те знает как еще. – Я знал, примерно месяца за три до того, как это у вас случилось. Это неинтересно, мастер Вересаев. Вы думайте о том, что я вам сказал. Еще помните, то, что вы делаете, – он легко качнулся в ту сторону, где находился конференц-зал, где собралась вся публика, что понаехала к ним в школу в поисках сенсаций, сведений или хотя бы интересненьких разговоров, – в отличие от той публики, я считаю – очень важным. Очень. Может быть, самым важным, что происходит сейчас в светском мире.

Ромка дошел до лаборатории, обдумывая этот нелепый, сложный, какой-то неопределенно многомерный и едва ли не тоскливый разговор. Что-то он недоспросил, что-то недосказал сам. Или – он-то как раз досказал, но был попросту не готов все понять, как следовало бы. В общем, гм… оказался совсем не на высоте, как любил когда-то говорить отец. Определенно, плохо и неудачно с его стороны все получилось.

А дальше он стал думать о том, что придется искать продолжение Чистилища. Ведь забраться туда и просто драться с этими монстрами, которые могут обращать людей в себя, в чудовищ, – не является настоящей целью. Цель их экспериментов и вообще всего, что они тут делают, лежит где-то еще. Вот только при чем здесь гуру Пачат? Это оставалось загадкой. И он был вовсе не уверен, что сумеет ее самостоятельно разрешить.

3

Ромка стоял на застекленном балкончике поста управления, в своей лаборатории, и смотрел вниз. Там техники заводили уже последние крепления на бакен, который несколько дней назад прислали из Штатов, на новую, чрезвычайно навороченную машину. Что-то изменилось в отношении начальства к ним после памятной для всех конференции, пошли деньги, пошла техника. Когда-то они радовались, что военные помогли своей производственной базой, номерными заводами довольно быстро сделать новый, четырехлепестковый антиграв, а ведь сделали – практически кустарно, на коленке… И как же они радовались!

Теперь все происходило иначе, теперь мелочам никто не радовался, воспринимали как должное. И машину сделали мощную, с оружием и даже с полной герметизацией, чтобы не было у ребят там, в Чистилище, неприятностей с дыханием, и с камерами внешнего наблюдения по разным спектрам, даже с передачей сигнала для тех, кто оставался на башне контроля, и с кучей самых разных датчиков, в которых пока только Шустерман и разбирается. Но со временем все начнут понимать, что и как эти новые приборчики фиксируют, пока же было решено обкатывать новые прибамбасы в группе Вересаева, даже команду Миры Колбри решили сделать дублирующей. Это в какой-то момент вызвало споры и почти ругань, но теперь Колбри примирилась с подобным решением. Основную работу должен делать Роман с Веселкиной и Шустерманом, который, конечно же, был способен освоить новое оборудование быстрее и эффективнее всех.

Для Ромки это было внове и приятно щекотало самолюбие – чувствовать себя координатором общих усилий и работ, сделаться почти настоящим маленьким командиром, отвечающим за своих подчиненных. И лишь иногда он думал, что со временем это пройдет, исчезнет новизна, и от лишней ответственности придется научиться отбиваться, но пока все было здорово.

Техники, кажется, закончили работу, их бригадир заглянул под металлический диск антигравитационной штуковины последний раз, выпрямился и помахал Ромке, мол – все, свое сделали. В конце коридора появился второй экипаж – Блез, Чолган, Виноградова и Янек Врубель. Они уже были почти нагими, в полетных пси-сетках по телу и в гигиенических поясах. Ромка подумал, что они рановато вышли, у техников, обычного служивого молодняка, существовало естественное для их возраста и положения стремление подсмотреть за голыми антигравиторами, особенно за женским составом. Скорее всего, это служит неиссякаемым поводом для пересудов в их казарме, и в столовых, и на летном поле…

«Сейчас им представился отличный случай подсматривать в свое полное удовольствие», – думал Ромка, – потому что Блезу не терпится приняться за дело. Он даже не думал приостанавливать шаги к машине, а вот Виноградова, конечно, замялась. Но бригадир техников, молодец, прикрикнул на подчиненных, и те убрались из тренировочного зала бегом, хотя один из них так засмотрелся на Наташу, что чуть не грохнулся на бегу. «Хороший знак», – отчего-то решил Ромка и тут же позлился на себя немного за эти бабкины суеверия. Действительно, считалось, если кто-то из технарей упадет или хотя бы споткнется, но не уронит инструмент! – все пойдет отлично, это все признавали. Вот если бы инструменты рассыпались, тогда другой разговор, прямо наоборот это считается, и пришло, кажется, еще от авиаторов, какими они были до эры гравитационных машин.

В пост ввалились, именно так, – начальники. Мзареулов, неизменный Венциславский, барон фон Мюффлинг, генерал Желобов и семенящий Масляков. В лаборатории, подальше от входа и обзорного стекла, в новеньких, только вчера установленных и опробованных креслах-имитаторах уже сидели ребята из четвертого и пятого экипажей.