После сделанного - К Тарасов

Он заметил, что кончается бензин. До ближайшей заправочной было километра полтора, но Децкий помчал через весь город заправляться на Веселовское шоссе. Наполнив бак, он поехал к месту Пашиной гибели. Оно, к удивлению Децкого, находилось с левой руки, то есть Павел возвращался в город. Не останавливаясь, Децкий погнал вперед. На двадцать пять километров шоссе не имело ни одного пересечения с другими значительными дорогами, отходили от него только грунтовые проселки с указателями деревень. Затем шоссе разветвлялось, правая ветвь вела в Веселовичи, до которых было пятьдесят километров, левая - на магистральное шоссе, и здесь располагался стационарный пост ГАИ.

Децкий развернулся. Теперь он ехал по той стороне, по какой лежал последний путь Паши. Перед седьмым километром стояли знаки "Внимание, уклон" и "Внимание, зигзаг". Когда знаки повторились, Децкий остановился. Лента шоссе круто убегала вниз. Здесь случилось, подумал Децкий. Легко стронув машину, Децкий дал ей свободный ход. "Жигули", развивая скорость, покатились по уклону. У сломанных машиной Павла столбиков Децкий затормозил; спидометр показывал пятьдесят километров. Внизу, у подножия холма, отчетливо виднелись следы катастрофы: залитая маслом земля, сбитые кусты, глубокие вмятины на земле. Вот здесь, на обочине, подумал Децкий, он еще был жив, а через полминуты вот там уже лежал его труп. Все хрупкое, незримое, воздушное - душа, сознание, ум - растерялось на этом откосе. Децкий представил, как это происходило. "Москвич" врезался в столбики, они сломались, машина сотряслась, Павла бросило на руль и лобовое стекло. Затем машина пошла с откоса, на рытвине стала на буфер, перевернулась, перевернулась еще раз и упала на валуны, а после них перевернулась набок. Авария на этом месте шансов на спасение не оставляла. Точно выбрано гибельное местечко, думал Децкий, кто-то знал исход, бил наверняка.

Поглядывая на приметы трагедии, он попытался восстановить события позавчерашнего вечера. Он приехал к Павлу в одиннадцать, и в это время кто-то его увез. Последний разговор с Павлом был перед тем за полтора часа. Паша старался вспомнить какое-то странное наблюдение в электричке. Об этом же он, Децкий, беседовал по телефону со всеми, но в те полтора часа разбежки он никому не звонил, только Паше, но его номер был занят. Вот в это время туда прибыл убийца; наверное, предложил выпить, Паша, разумеется, согласился, затем под веским предлогом взяли машину, и тот повез Павла убивать.

Децкому вспомнилось, что он разговаривал еще с Катькиным любовником, но через десять минут после этого разговора он выехал к Павлу. Подозревать Олега Михайловича не приходилось. За десять минут добраться к Павлу от Катьки нельзя, но главное не в том, главное, что Олег Михайлович был Павлу чужой человек, и вот так, с наскоку, только войдя в дом, потребовать открывай гараж, выводи машину - он не мог. Приезжал свой, кого Павел знал, с кем мог беседовать, кому хоть в малой мере доверял. А ведь в квартире, подумал Децкий, еще вчера утром оставалось множество следов этого человека - на стаканах, на ручках, посуде, на столе, - не сидел же он перед Павлом в перчатках... Теперь Децкому стало ясно, почему отвечал короткими гудками телефон: трубку с рычагов снял убийца - никто не мог отвлечь Павла звонком, и Павел никому не мог проговориться, что он не один, что у него гость, что он пьет с этим гостем...

Вдруг близко, напугав Децкого, заскрипела тормозами машина. Оглянувшись, Децкий увидел в десяти шагах "Москвич" дорожной инспекции; из него выходил старший лейтенант. "Что ему? - неприязненно подумал Децкий. Кажется, ничего не нарушил". Но еще через миг его пронзил суеверный страх за лейтенантом из машины вышел следователь Сенькевич. Только удивление, отразившееся в глазах следователя, удержало Децкого от панической растерянности.

Поздоровались.

- Ваш старый товарищ, да? - сочувственно сказал следователь, глядя вниз на масляное пятно.

Никаких слов не нашлось у Децкого для ответа, язык предательски онемел, и Децкий кивнул, но получилось даже хорошо, даже со значением: зачем спрашивать, зачем трогать чужую рану.

Игнорируя это значение, следователь спросил:

- Он крепко выпивал, да?

Децкий вновь ограничился кивком.

- А когда вы видели его в последний раз?

Уж тут невозможно было отделаться кивком и нельзя было сказать правду, и Децкий сказал полправды, лишь то, что могли подтвердить другие:

- После работы. Мы вместе вышли с завода.

- А куда, Юрий Иванович, - не унимал интереса Сенькевич, - Пташук мог ехать ночью по этому шоссе?

- Ума не приложу, - искренне ответил Децкий.

- Как же получилось, что он напился до такой степени?

- Дома, - сказал Децкий. - Он позвонил мне часов в девять, уже плохо владел речью.

Сказав так, Децкий тут же пожалел о своих словах: зачем объяснять, пусть бы и гадал, где напился, а так падала на него самого какая-то недобрая тень, непонятно какая и почему, но ложилась на него вина.

- И часто так бывало?

- В последний год - да.

- Хорошо водил машину?

- Слабо.

- Но любил ездить?

- По настроению, - осторожно ответил Децкий. - Иногда неделю не садился за руль.

Вопросы были уместные, безобидные; Децкий сориентировался, что следователю немногое известно, что он в плену версии ГАИ, и почувствовал себя вольнее. Но тут вышел из машины и подошел к ним парень лет двадцати пяти - высокий, модно одетый, интеллигентного облика.

- Познакомьтесь, Юрий Иванович, - сказал следователь, - это мой помощник, инспектор Корбов. Если возникнет необходимость, можете обращаться к нему, как ко мне.

Децкий взглянул на помощника; тот показался ему излишне для работника розыска красивым, утонченным, изнеженным - этакий "маменькин сынок"; по было и понятно Децкому, что это впечатление обманывает его, что на опасной работе уголовного розыска делать "маменькиному сынку" нечего, что он должен многое уметь и иметь толковую начинку головы. С первого взгляда Децкий приметил и крепкие руки Корбова, и на руке никелированный браслет автогонщика - знак быстрой реакции и личной храбрости. Децкому вновь стало не по себе. Угнетающее это действие оказал не сам умный и, судя по браслету, смелый Корбов, сам по себе он Децкого не испугал; скверно было другое, скверно было, что следователь Сенькевич взял помощника, что уже двое, а то и больше, людей занимаются его делом. И занимаются успешно, в чем убедил Децкого очередной вопрос:

- Пташук был у вас на даче двадцать четвертого числа?

- Был.

- Как он приехал? Поездом, машиной?

Пришлось рассказывать, кто чем добирался и почему Павел приехал без семьи. Все это вызывало досаду, но особенно потрясло Децкого, что Сенькевич с помощником вели свое следствие параллельно. Децкий даже с ужасом предположил, не следят ли за ним - уж очень странно выглядела эта встреча здесь, на шоссе, этот приезд обоих именно в ту минуту, когда он примерял к месту катастрофы свою версию. Но такое подозрение сразу и отпало: он возвращался с развилки и все двадцать километров ни одна машина не появлялась в смотровом зеркальце. Совпадение, решил Децкий. Но крайне неприятное было совпадение, ненужное, памятное, способное породить сомнительные мысли.

Децкий попрощался и поехал в город. Думы свелись на следователей. Что им Павел, рассуждал Децкий, что привело их на место гибели, что они ищут тут с утра пораньше? И вопросик этот "был ли на даче, чем ехал?" совсем не безобидный, не формальный вопросик, а содержательный, злой, меткий. Уже повязали, черт бы их взял, дачу с похищением, а похищение с транспортом. Пусть версия, пусть догадка, но есть она, породили, обдумывают, подбираются. Вот и Павлика заподозрили; не ушел бы вчера, сегодня бы вызвали для знакомства. А если Павел, то и все остальные тоже под подозрением. "Заварилась-таки каша! - сказал Децкий вслух. - Все отпробуют, все загремят!" Но подумав, решил: никто не загремит - улики отсутствуют. Вот, приехали следователь с помощником на место происшествия, посмотрел один, посмотрел другой - и что с того? Мало ли у них нераскрытых преступлений? Мало ли развешано плакатиков - разыскивается опасный преступник? Каждый делает свое дело. Кто обловчит - тот и жив. И помощник, экая важность - помощник, думал Децкий, может, он бумажки помогает писать; мастера к мастеру не ставят, подмастерье, одним словом, ученик, технический исполнитель; он количество дает, а качество дает майор Сенькевич. Так что не двое против одного, а один на один. Не бояться надо, думал Децкий, надо спешить.

Заскочив домой, Децкий позвонил в таксопарк. Главный инженер отсутствовал, но секретарша, услыхав "капитан Децкий", ответила, что ей дана бумага с тремя адресами для товарища капитана, продиктовала адреса и пояснила, что первые двое водителей сегодня работают в первую смену, а третий - в ночную.

До похорон оставалось четыре часа, и Децкий решил навестить свободного таксиста. Но как все прежние встречи с водителями, так и эта удачи не принесла. Таксист помнил пассажиров, вышедших в Игнатово, но ими оказались две семейные пары. Децкий уверился, что желаемого ответа не получит; две причины мешали его получить: вор мог нанять частника, вор мог рассчитаться двадцатьпяткой, и водителю крайне неловко обнажаться перед милицией такими грехами. Последняя мысль - о щедрой оплате - породила следующую, очень для Децкого болезненную. Он подумал, что вор, покинув квартиру в начале одиннадцатого, уже не располагал свободным временем и физически не успевал отвезти деньги и облигации к себе домой; они были при нем, он принес их на дачу, они лежали на дне его сумки. Вор, разумеется, похохатывал в душе, наблюдая, как он, Децкий, проходит возле этой сумки, случайно смотрит на нее, а ночью, готовя всем постели, лично переносит на веранду. Шнырять по сумкам, проверять их содержимое, конечно, никто не решился, и смысла в этом не было. Вор забавлялся, ничем и нисколько не рискуя.