Манифест новой экономики. Вторая невидимая рука рынка - Александр Долгин

Новая экономика обслуживает острейшую потребность социума в разного рода стратификациях, размежеваниях и объединениях — понимая это, можно по достоинству оценить тот жизненный уклад, который она формирует. Процессы фрагментации, поддержанные институционально, отвечают интересам всех и каждого, поскольку любой человек нуждается в сближении со «своими» и разделении с «чужими». При этом в одном для него желательна социальная общность, в другом — индивидуализм. Новая экономика поставляет все необходимое для формирования страт, групп, сообществ, кругов, кружков и т. п., из которых складывается тонкая структура социума. Все ее индустрии работают на производство атрибутов и знаков отличия, с помощью которых происходит деление на группы. Тем самым каждый способен позиционировать себя в социуме, обретая соответствующую по уровню, и потому комфортную, нишу. Задача дня — предоставить человеку инструменты поиска тех, с кем ему будет хорошо, помочь сблизиться с этими людьми. Как поспособствовать этому процессу? Ответ лежит в поле новых коммуникативных технологий и практик.

Интернет-сети предоставляют богатейшие возможности для формирования сообществ. Тот факт, что коммьюнити стали виртуальными, не делает их ни менее жизнеспособными, ни менее реальными или полезными. Один из самых перспективных и революционных, с моей точки зрения, инструментов — это клубная (коллаборативная) фильтрация. Она существовала во все времена (хотя самого термина не было), но в интернет-сетях приобрела особую эффективность. Этот механизм — плоть от плоти нового клубного мироустройства, поэтому ему отведено центральное место в книге. Клубная фильтрация — это способ взаимодействия между людьми, позволяющий им найти друг друга, сплотиться и согласованно действовать к взаимной пользе. Примерам подобных продуктивных объединений несть числа, они разного плана и масштаба — от дробных нишевых сообществ по вкусам и интересам до сколь угодно больших групп, в том числе политического характера. Выигрыш, который получают люди в результате объединения, может быть самым разным. Коллективная (коллаборативная) фильтрация информационных и материальных продуктов и услуг обещает наиболее крупную отдачу, поскольку она повышает КПД индивидуального потребительского выбора и параллельно на совершенно ином институциональном уровне выстраивает взаимосвязь производства с потреблением, создает столь необходимый во всяком общественном деле механизм обратной связи.

Благодаря клубной фильтрации человек обретает новые степени свободы, а общество структурируется куда гармоничней, чем прежде. Это путь к повышению качества жизни, поскольку у каждого появляется возможность обрести свой комфортный микромир, который куда сложней создать иными способами. Новые инструменты, институты и бизнес-модели, о которых идет речь в книге: коллективная фильтрация, беспосреднические связи, постфактумные благодарственные платежи (способные стать альтернативой копирайту), взаимообусловленное клубное поведение, страхование опытных (культурных) благ, символический обмен без участия денег (бартер вниманием), реклама на доверии, — значительно сокращают издержки на этом пути.

Часть 2. Экономико-символический подход к гуманитарным наукам и практикам

2.1. Перспективы гуманитарных исследований в сетях третьего поколения

Немногим более полувека назад, когда Школа «Анналов» занялась изучением экономики минувших эпох, историческая наука получила мощный импульс к развитию. Тогда на основе архивных данных начали по крупицам воссоздавать картину материального обмена, исследовать распределение богатств, рост институтов, устройство рынков… В итоге сложилось более цельное представление о движущих силах истории. Сегодня на повестке дня количественные измерения нематериальных процессов. Без этого о многих явлениях и грядущих социальных развилках можно только догадываться, неопределенно пожимая плечами в ответ на просьбу дать точный прогноз. До недавнего времени попытки гуманитариев что-то подсчитать заканчивались ничем из-за дефицита мало-мальски пригодного измерительного инструментария. К настоящему моменту интернет-технологии позволяют прорвать завесу, скрывающую количественные параметры символического обмена. Ничто не мешает перейти от разговоров к делу, за исключением одного: прочно укоренившегося ощущения, что оно неподъемное. Двинься гуманитарная мысль в этом направлении — и она выйдет на новый виток развития, нет — ее ждет стагнация.

Единственное, где были сделаны существенные шаги, — информационная экономика, в рамках которой внимание стало пониматься как ресурс (Г. Саймон). Тем самым наука вплотную приблизилась к количественным методам в символическом поле. Однако важнейших данных — о количестве и качестве информации — по-прежнему не хватает. Если первое еще как-то можно прикинуть, то как быть с качеством информации? Формальные признаки тут не проходят, экспертные суждения отрывочны и разноречивы, рыночные индикаторы вводят в заблуждение. Впрочем, научная мысль сталкивается с такого рода трудностями и в том случае, когда речь идет о привычных утилитарных ценностях, — их ведь тоже нельзя соотнести между собой до тех пор, пока они скрыты в головах людей. Но, попадая в рынок, они проявляются в обмене через готовность платить, т. е. через цены. Символические ценности таким образом не измеряются. В силу ряда причин они плохо котируются в деньгах, даже если обращаются на рынках. (Это подробно рассматривается в моей книге «Экономика символического обмена». Для примера напомню о «парадоксе однородных цен», когда совершенно разные по качеству фильмы, книги, звукозаписи и т. п. продаются по одинаковой цене.) До какой-то степени ценность символического можно прощупать через время, память и внимание, которые конденсирует на себе тот или иной текст. Но это окольный и тернистый путь, который все равно не приводит к желаемой ясности. За кадром всегда остается ряд существенных факторов, как предшествующих обмену (предпочтения, желания, мотивации и т. д.), так и вытекающих из него (эмоции, новые смыслы, удовлетворение и т. п.).

Нельзя сказать, что науки об обществе игнорируют обменные процессы и что гуманитариям не свойственно мыслить в соответствующих терминах. Например, историки экономики, социологи, политологи и т. д. трактуют события в категориях символических выигрышей и проигрышей, которые движут группами интересов. Но это сугубо словесные декларации: численное наполнение понятия «обмен» напрочь отсутствует. А ведь только оно и делает обменный подход по-настоящему продуктивным. Когда сплошь и рядом козыряют «обменом», когда им столь многое объясняют, хотелось бы знать, какие ставки на кону, что на что и в каких пропорциях меняется. Увы, паритеты символического обмена еще вчера были неуловимы. За редким исключением данные приходилось наскребать по крупицам. В нужном объеме их попросту неоткуда было взять. Навскидку, самый богатый источник интересующих нас сведений о неутилитарном обмене — рынки культуры. Но они высвечивают главным образом то, что улавливается денежными индикаторами. По кассе можно составить некоторое представление лишь о верхушке символического айсберга — о той его части, которая попадает в пространство коммерции. Сюда относятся, например, антиквариат, филармония, драгоценности, а также все, что завязано на редкость. Все прочее остается за рамками учета. (Стихи, например, бесплатны, хотя среди них есть бесценные.) И если нам известно кое-что о ценности досуга и внимания, то это заслуга рынков рекламы, на которых эти ресурсы обмениваются на деньги более-менее прозрачно. Но это не частый случай, когда деньги оказываются релевантным индикатором чего-либо из символического поля.

Иногда данные получается извлечь не прямо из рыночных показателей, а с помощью расчетов, основанных на неких допущениях. К примеру, символическую ценность коллекционирования живописи можно прикинуть, следя за отставанием потенциальной выручки при продаже картин от доходности вложений в процентные бумаги. Оказывается, полотна дорожают со временем медленней, чем государственные облигации. Следовательно, коллекционеры недополучают доход и недоборы можно расценить как плату за право наслаждаться живописью, иными словами, как денежный эквивалент ценности коллекционирования. Когда крепостным в России в наказание за проступки на выбор предлагалась либо порка, либо штраф, это было удобно для экономиста, так как четко определяло цену неприятия насилия. (Кстати, наши стойкие прапрадеды выбирали главным образом порку.) Но столь четкие тарифы — редкая удача. Рынки спорта, медицины и войны тоже дают определенное представление о денежных эквивалентах гуманитарных ценностей, но далеко не полное. В целом деньги и рынки плохие измерители неутилитарного.