Высщей категории трудности - Юрий Яровой

— Постыря?

Валентин Петрович помедлил с ответом, и это не ускользнуло от прокурора.

— Постыря в лицо не знаю, на утверждении маршрута он не присутствовал… Но, судя по отзывам и характеристике, которую давал ему Сосновский, это хороший, дисциплинированный турист.

— К сожалению, товарищ Воронов, характеристика, которой располагаю я, прямо противоположна вашей: несдержан, человек без постоянного места жительства и постоянной профессии со всеми вытекающими из этого последствиями. Я сделал официальный запрос на место его последней работы, — добавил он, предупреждая встречный вопрос.

Воронов слегка побледнел.

— Вы считаете…

— Я ничего не считаю. Пока я только собираю факты. Мы должны быть готовыми к самой неожиданной, с вашей точки зрения… — (Новиков подчеркнул «вашей точки зрения») — …ситуации в деле о пропавшей группе. Нельзя пренебрегать никакими сведениями. Правда, я надеялся, что вы, товарищ Воронов, опровергнете эту характеристику…

— Я, Николай Васильевич, не верю, чтобы в группу Сосновского мог попасть плохой человек.

Воронов овладел собой, и только голос его звучал чуть резче, чем обычно.

— Значит, вы абсолютно отрицаете всякую возможность несчастья по вине одного из членов отряда?

— Я не понимаю, о каком несчастье вы говорите?

— Жаль, что не понимаете. Разве возвращение Южина — это уже не несчастный случай?

— Если Сосновский счел возможным продолжать поход, значит, этот случай не был серьезным.

— Я хочу сказать, — перебил его прокурор, — чтобы строите поиски, исходя из того, что с группой Сосновского не случалось и не могло случиться ничего серьезного. А правомерна ли такая постановка поисков? Не следует ли пересмотреть кое — какие позиции? Ведь сегодня, по вашим же подсчетам, пропавшие туристы уже второй день без продуктов. Значит, что — то с ними произошло. Не так ли?

— Да, так. Если Южин не оставил им свои продукты.

На что намекал прокурор, я так и не понял. Но Воронов замкнулся, опять уселся над картой, не проявляя ни малейшего желания общаться с прокурором. Видимо, у них это уже не первый разговор. Новиков успел опросить всех членов штаба и многих спасателей, знавших сосновцев.

Прокурор переключился на полковника, я с трудом улавливал слова, так как все время прислушивался к голосу радиста, доносившемуся из рубки. Приближалось время связи с Васюковым, этого часа с нетерпением ждали все члены штаба. По расчетам, Васюков к вечеру должен был достигнуть перевала у вершины «1350» и выяснить, куда пошли сосновцы от Тур — Чакыра: на Сам — Чир или к Раупу. Ждали мы и возвращения вертолета Проданина.

Радист монотонно бубнил свои позывные, так же монотонно вызывал то пилота ЯКа, то опять без конца повторял «Малахит, почему не отвечаете?» Вдруг в его голосе послышалось оживление «Малахит, как слышите меня? Вас слышу, вас слышу, возьмите пеленг, возьмите пеленг…»

Еще через несколько минут он уже приказывал: «Малахит, Малахит, держите связь с ведущим. Включаем посадочные огни, включаем поеадочные огни. Как слышите? Следуйте за ведущим, следуйте за ведущим…»

Стекла задрожали от рева моторов. Все выбежали на поле.

Сильная поземка забивала прожекторы. В углах поля пылала ветошь, облитая бензином.

Сначала сел вертолет. ЯК кружился над ним, как телохранитель. Потом и он, взметнув облако снега, подрулил к ангару.

Проданин и трое его помощников измучены и перепачканы в масле. Особенно грязен был бортмеханик. С него масло прямо текло. Их обнимали, трясли руки,

— Товарищ полковник…

— Ладно, отставить рапорт. Ребята где?

— Высадил в районе устья Мяпин — Ия. Последнюю радиограмму принял от них в воздухе полчаса назад.

Проданин протянул полковнику листок. Уже в пилотской полковник прочел вслух: «Штаб, Кротову. В охотничьей избушке туристы не были. Лисовский».

Впрочем, на эту радиограмму никто не обратил особого внимания. Не успел полковник ее дочитать, как радист включил громкую связь и сообщил, что поймал позывные отряда Васгокова. Сразу же без всякой паузы он начал расшифровывать писк «морзянки»: «Кожар, Кротову. Вышли к перевалу у вершины «1350». На восточном склоне вершины под снегом обнаружили палатку группы Сосновского. Палатка порвана. В ней много теплых вещей и продуктов. Никого из членов группы Сосновского не нашли. Ветер валит с ног. Вынуждены прекратить поиски и отступить в лес. Васюков».

— Будет ли обратный текст? — спросил радист.

Ему никто не ответил.

12

Страницы дневника шершавы, как наждак. Тетради промокли от снега. На севере от снега нет спасения, как в Кара — Кумах от песка. Снег проникает под одежду, находит мельчайшие щели в палатке, в рюкзаке, набивается между страницами, и они жадно впитывают его.

Записи Люси Коломийцевой наполовину состоят из арифметических подсчетов и туристских песен…

«Пшено! 2 + 1,5… На сколько каш? Не забыть какао. На ведро — 1 банку. 2X16 = 32 б: X 0,45 = = 14,5 кг!! Ужас!» «Парни, парни, это в ваших силах…» Будем пить какао один раз в день — 7 кг. Сколько весит пустой рюк? Масло. 7 руб. дал Глеб. Полиэтилен, мешки ломаются. 3,5 + 2 + 1,5 = 7 кг. Сухарей мало.

…На одной из уральских дорог

Как — то летом во время похода

Мы туристский нашли котелок.

Котелок никуда не годился…

Надо выучить всю. Отличный мотивчик. Завтра уезжаем. Маме написать письмо!!

У папаши — старика, старика, старика,

Жили — были три сынка, три сынка,

Один был футболист,

Второй был шахматист -

Оба умные ребята,

Третий был турист!

Надо обязательно проверить, взяли ли парни запасные шерстяные носки. И вообще все проверить — пусть ругаются.

Наши парни — лодыри. Только и знай покрикивают: «Люська, дай, Люська, покорми!» Как будто я обязана и кормить, и следить, чтобы у всех были чистые носы. Но я все равно их люблю.

… Что лучше — корейка или ветчина? Вернее — что дешевле?

Всем известно, что туризм

Укрепляет организм.

Один раз укрепишь.

Второй раз загремишь,

А в конечном результате -

Получаешь шиш!

Туристу песня в холод, как тулуп… Поют часто, а едят мало. Не втянулись? Семь человек в обед едва одолели котелок каши и полведра какао. Позор! Куда девать лапшевник? Повесили носы из — за Сашки… Жалко его, конечно, но аппетит — то при чем? Придется лапшевник тащить на себе до ужина,

В нашей милой штопаной палатке (господи, где она только не побывала вместе с нами!) довольно прохладно. Ветерок баллов шесть — семь раздувает бока, палатка скрипит и жалуется…

Отличная у нас турбанда! Все острят, все забияки, но главное — гитара!