Насчастливый город - Эллери Квин

— Дурочка! — мрачно отозвалась Пэт. — Я все тебе прощу, если только ты будешь такой, как сейчас.

— Хорошо, что Нора в отличном настроении, — заметил Эллери, когда Пэт рассказала ему об этом. — Кого она приглашает?

— Семью, судью Мартина с женой, дока Уиллоби и даже собирается позвать Фрэнка Ллойда.

— Хм! Убедите ее пригласить и Картера Брэдфорда.

Пэт побледнела.

— Карта?

— Ну-ну. Заройте топор войны. Приближается Новый год.

— Но почему Карта? Эта свинья даже не прислала мне рождественскую открытку!

— Я хочу, чтобы Брэдфорд был здесь в канун Нового года. И вы должны заполучить его, даже если вам понадобится ползти к нему на четвереньках.

Пэт посмотрела ему в глаза:

— Если вы настаиваете…

— Да, настаиваю.

— Тогда он будет здесь.

Карт поблагодарил Пэт по телефону за приглашение, сказав, что это для него приятный сюрприз. Затем сообщил, что его приглашают многие и он не хотел бы разочаровывать Кармел Петтигру, но постарается «забежать ненадолго».

— О, Карт, — не выдержала Пэт, — почему люди не могут оставаться друзьями?

Но Брэдфорд уже положил трубку.

Редактор-издатель Фрэнк Ллойд прибыл рано. Он вошел с неприветливым видом, с одними здороваясь односложно, а с другими не здороваясь вовсе, и при первой же возможности направился к «бару», наскоро сымпровизированному в буфетной Норы.

В тот вечер интерес Эллери Квина к кулинарии непосвященному человеку показался бы абсолютно неестественным. Он торчал на кухне, наблюдая за Альбертой, за Норой, за плитой и холодильником, за всеми входящими и выходящими и за их поведением вблизи еды и напитков. Причем проделывал это настолько энергично и в то же время ненавязчиво, что, когда Альберта отправилась встречать Новый год к литовским друзьям в Лоу-Виллидж, Нора воскликнула:

— Господи, Эллери, из вас вышла бы отличная домохозяйка! Набейте-ка индейку оливками!

Эллери повиновался, покуда Джим смешивал напитки в соседней буфетной. Со своего рабочего места он мог наблюдать за хозяином дома.

Индейке предшествовали канапе, паштет в оболочке, стебли сельдерея, многие другие закуски и коктейли. Вскоре судья Илай Мартин уже говорил тете Табите, которая неодобрительно озиралась вокруг:

— Ну-ну, Тэбби, выпей и согрей душу, а то она так скрипит от недовольства, что на небесах слышно. Возьми «Манхэттен» — как раз для тебя.

— Нечестивец! — фыркнула сестра Джона Ф. и прочитала Клэрис Мартин лекцию о том, как опасно позволять пить старым дуракам.

Клэрис, плавающая по комнате с туманным взором, словно Дева озера,[30] заявила, что Табита абсолютно права, и продолжила потягивать коктейль.

Лолы не было. Нора пригласила ее по телефону, но та отказалась прийти.

— Прости, сестренка, только у меня запланирована собственная вечеринка. Счастливого Нового года!

Розмэри Хейт царственно восседала в углу, вынуждая мужчин хлопотать вокруг нее, отнюдь не из интереса к ним, ибо она выглядела скучающей, а из необходимости практиковаться. Глядя, как старый доктор Уиллоби отошел наполнить очередной бокал Розмэри, Пэт тихонько спросила Эллери:

— И почему мужчины не видят насквозь эту женщину?

— Может быть, потому, — сухо отозвался тот, — что им мешает обилие ее плоти. — И Квин в двенадцатый раз отправился на кухню следом за Джимом, как подметил обеспокоенный взгляд Пэт.

Праздничные вечеринки в респектабельных домах Райтсвилла не отличались буйным весельем, но Розмэри Хейт, будучи нездешней, оказывала дурное влияние, которому было трудно противостоять. После нескольких «Манхэттенов» она развеселилась окончательно, вызывая отвращение у тети Табиты, но заражая своим настроением мужчин. Разговоры становились все громче, а смех — все несдержаннее, поэтому Джиму пришлось неоднократно посетить буфетную, чтобы приготовить новые порции виски с вермутом, а Пэт — открыть еще одну банку с горькими вишнями. И каждый раз Эллери оказывался рядом с Джимом, предлагая ему помощь.

Картер Брэдфорд все еще не появлялся. Пэт прислушивалась, ожидая звонка в дверь. Кто-то включил радио, и Нора сказала Джиму:

— Мы ни разу не танцевали после медового месяца, дорогой. Пошли!

Джим с недоверием уставился на нее, потом его лицо расплылось в улыбке, он подхватил Нору и закружился с ней в танце. Эллери отправился на кухню смешать себе выпивку — первую за весь вечер.

Без четверти двенадцать Розмэри, сделав рукой театральный жест, скомандовала:

— Джим! Еще порцию!

— Тебе не хватит, Розмэри? — дружелюбно отозвался он. Как ни странно, сам Джим выпил очень мало.

Розмэри нахмурилась:

— Принеси еще одну, брюзга!

Джим пожал плечами и зашагал на кухню, сопровождаемый напутствием судьи смешать побольше коктейлей и хихиканьем Клэрис Мартин.

Из коридора в кухню вела дверь, а из кухни в буфетную — арка. Еще одна дверь соединяла буфетную и столовую. Эллери Квин остановился у двери в коридоре, чтобы зажечь сигарету. Дверь была полуоткрыта, и он мог видеть кухню и буфетную, в которой Джим смешивал виски с вермутом, что-то насвистывая. Он только что наполнил «Манхэттеном» очередную батарею бокалов и потянулся за банкой с горькими вишнями, когда кто-то постучал в заднюю дверь кухни. Эллери напрягся, но справился с искушением отвести взгляд от рук Джима.

Джим оставил коктейли и подошел открыть дверь.

— Лола! А я думал, Нора говорила…

— Джим, — прервала его Лола, — я должна была повидать тебя.

— Меня? — Джим казался озадаченным. — Но…

Лола понизила голос, и Эллери не смог разобрать ее слов. Фигура Джима загораживала Лолу, которая говорила всего несколько секунд, а потом повернулась и ушла. Джим закрыл заднюю дверь и с рассеянным видом вернулся в буфетную, где положил в каждый бокал по вишенке.

— Всем хватит, Джим? — спросил Эллери, когда тот вышел в коридор с подносом, уставленным бокалами.

Джим усмехнулся, и они вместе вошли в столовую, приветствуемые радостными криками.

— Уже почти полночь, — весело напомнил Джим. — Это выпивка для всех, чтобы встретить Новый год. — И он зашагал по комнате с подносом, с которого каждый брал себе бокал.

— Выпей, Нора, — обратился Джим к жене. — Один бокал тебе не повредит, а Новый год бывает не каждую ночь!

— Но, Джим, ты действительно думаешь…

— Возьми. — Он протянул ей бокал.

— Не знаю, Джим… — с сомнением начала Нора. Потом засмеялась, но бокал взяла.

— Будь осторожна, Нора, — предупредила Герми. — Ты только выздоровела. Уф! Как кружится голова!

— Пьяница, — улыбнулся Джон Ф., галантно целуя ей руку.

Герми шутя шлепнула его.

— Один глоток мне не повредит, мама, — запротестовала Нора.

— Тихо! — крикнул судья Мартин. — Наступает Новый год! Ура! — Возглас старого юриста утонул в звоне колокольчиков, гудении рожков и шуме, извергаемом радио.

— За Новый год! — провозгласил Джон Ф.

Все выпили — даже тетя Табита. Нора сделала глоток и скорчила гримасу. Джим засмеялся и поцеловал ее.

Это стало сигналом к поцелуям, и Квина, силящегося не упустить ничего из поля зрения, внезапно обняли две теплых руки.

— Счастливого Нового года! — прошептала Пэт, повернула его лицом к себе и поцеловала в губы.

На момент комната, озаренная лишь пламенем свечей, поплыла перед глазами Эллери, затем он потянулся за повторным поцелуем, но доктор Уиллоби, проворчав: «А как насчет меня?», выхватил Пэт из его объятий, и Эллери чмокнул губами воздух.

— Еще! — вскричала Розмэри. — Давайте все напьемся вдребезги! — Она игриво взмахнула бокалом в сторону судьи Мартина, который бросил на нее странный взгляд и обнял Клэрис.

Фрэнк Ллойд быстро выпил два коктейля. Джим сообщил, что должен спуститься в погреб за бутылкой виски — наверху запасы истощились.

— Где моя выпивка? — настаивала Розмэри. — Что это за забегаловка? Новый год, а выпить нечего! У кого что-нибудь осталось? — В этот момент мимо нее, направляясь к радио, проходила Нора, и она обратилась к ней: — Эй, Нора! У тебя почти полный бокал!

— Но, Розмэри, я уже пила из него…

— Я хочу выпить!

Нора недовольно поморщилась и отдала ей свой недопитый коктейль. Розмэри залпом осушила бокал, шатаясь подошла к дивану и плюхнулась на него с глупым смехом. Через минуту она уже крепко спала.

— Прекрасная дама храпит, — мрачно констатировал Фрэнк Ллойд. Он и Джон Ф. прикрыли Розмэри газетами, оставив видимым только ее лицо.

После этого Джон Ф. принялся декламировать «Горация на мосту»,[31] хотя его никто не слушал, покуда Табита, тоже слегка раскрасневшаяся, не назвала его еще одним старым дурнем. В ответ на это Джон Ф. схватил сестру и начал кружиться с нею в вальсе под абсолютно неподходящий ритм румбы. Все согласились, что выпили лишнего, но что Новый год начинается замечательно. Все, кроме Эллери Квина, который снова задержался у двери из коридора в кухню, наблюдая, как Джим Хейт смешивает коктейли.