Когда мы вернемся - Борис Борисович Батыршин

Юлька задорно улыбалась с фотографии, и я только теперь заметил как она… слово «постарела» не выговаривалось даже мысленно, но куда денешься от очевидного? В кадре было лицо вполне жизнерадостной моложавой женщины лет около пятидесяти. В волосах отчётливо проглядывала седина, невооружённым глазом можно было разглядеть морщинки в уголках губ, глаз и на шее — там они у женщин всегда заметнее всего, но Юлька, похоже, не обращала на это внимания, по привычке не застёгивая верхние пуговицы блузки. Я всмотрелся, стараясь уловить другие признаки беспощадного времени на любимом лице — и вдруг меня словно током пробило. Сейчас Юльке должно быть… позвольте, на год больше чем Андрею Полякову! Может, это семейное — помнится, её мать, к которой мы ездили в Калугу, тоже выглядела существенно моложе своих шестидесяти пяти. Или нынешняя медицина (или косметика, тоже вариант?) научились-таки творить чудеса с женскими лицами такие вот чудеса? Сомнительно — Юлька всегда пренебрегала макияжем, и уж тем более он неуместен на космической станции, в сочетании с рабочей одеждой…

Но факт остаётся фактом: если судить по дате в углу фотографии моей любимой сейчас должно быть прилично за шестьдесят, а по ней этого никак не скажешь. Что ж, запишем в загадки… впрочем, приятные.

Сложив фотографии вместе с журналом на столик, я прошёлся по квартире. Несмотря на наслоения пыли и не слишком чистые оконные стёкла, она не производила впечатления совсем уж заброшенной — электрика старательно отключена, краны на водяных и газовых трубах закручены до упора, дверца холодильника открыта настежь, и даже из раковин и унитаза не тянет канализационной затхлостью, неизбежной спутницей высохших сифонов. Здесь бывали — и позаботились о том, чтобы те, кто придёт позже, почувствовали себя, как дома.

В моей комнате не изменилось вообще ничего. Я нечасто заглядывал сюда в последние годы перед отлётом — я и на Земле-то дывал от случая к случаю, и останавливался либо в Королёве, либо на Ленинском у бабули с дедом, либо в нашем с Юлькой загородном доме. Здесь же всё осталось почти как в мои школьные годы: запылённые книги на полках, бумаги на письменном столе (я сваливал их сюда в надежде когда-нибудь разобрать, но руки так и не дошли), старый дисковый телефон Я снял трубку — тишина, ни гудка, никакой реакции на постукивание по рычагам и попытку подуть в микрофон. Видимо, номер отключили — а может, здесь тоже перешли на цифровой формат связи, который антикварный аппарат попросту не поддерживает?

Над столом, на стене висели постеры «Звёздных войн», Космической одиссеи 2001года' и «Москвы-Кассиопеи». Рядом с ними красовались плакаты с изображениями ракет и космодромов «добатутной» эпохи — реально существовавших «Сатурнов» и «Союзов», и вымышленных, творений художников-фантастов и голливудских мастеров по спецэффектам. Такие постеры, американских и французских коллег, приносил с работы отец — а я развешивал их у себя в комнате, как это и полагалось пятнадцатилетнему пацану — и неважно, что в голове у него сидит шестидесятилетний мужчина, посмеивающийся над подростковыми привычками и вкусами…

И ещё одно украшение — в коридоре, над столиком, в ящичке которого обычно хранились квитанции и запасные ключи. Большой календарь за 2009 год — красочный, почти не выцветший в полумраке, где на него не падали солнечные лучи, с изображением Луны и колонками дат. Число «11» в сентябрьской колонке обведено красным — мой день рождения, наверняка маминых рук дело, видимо, перед самым отлётом на Марс…. К горлу подкатил ком — я вспомнил, что ведь и на Юлькином фото значилось одиннадцатое сентября, пусть никто не говорит мне, что это всего лишь случайность!..

[1] Фраза «Слухи о моей смерти сильно преувеличены» произнесенаМарком Твеном в 1897 году в ответ на газетные сообщения о его кончине, ставшие результатом ошибки с болезнью его двоюродного брата.

VII

— Значит, отец дал звезде имя матери… — Данила говорил совсем тихо. — И даже не имя, а прозвище, которым её завали ещё со школы?

Влада кивнула.

— Да. Юрка-Кащей сказал как-то, что для астрономов будущего это будет загадка — что за Юлия такая? Вряд ли через сотню лет кто-нибудь вспомнит, что жену капитана первого настоящего звездолёта Земли друзья называли именем героини детского фантастического фильма. Вы… ты ведь знаешь о Кащее?

И дёрнула уголком губ, что должно было обозначать улыбку — в самом деле, странно было бы называть мужчину, из постели которого только что выбралась, на «ты»… Впрочем, он её гримасы скорее всего, не заметит — титановая нашлёпка на скуле сильно искажает мимику, чтобы нормально её воспринимать, нужна привычка, а та возникает лишь после продолжительного общения.

— Конечно. — Данила кивнул. — Мать много рассказывала и о нём, и о всех вас. И о Ветрове тоже.

Он знал о гибели одного из членов экипажа звездолёта — слышал в новостях, едва прибыв в Солнечную Систему.

— Да, Дима… — Влада посмотрела на экран, где пылала оранжевым звезда. — Он так и не увидел Юлианну вблизи — собственно, он и названия-то этого не слышал, Алексей придумал его уже позже, когда мы привели «Зарю» в порядок. Орбита «суперобруча», через который мы туда попали, в афелии имеет около четырёх с половиной астрономических единиц, больше, чем тот, Поясе Астероидов, — а оттуда центральное светило выглядит как совсем маленький, хоть и яркий кружок.

— А что остальные, согласились? — осведомился Данила. — Никто не предложил другое название?

— Нет, никто. Посмеялись, правда — «Отроков во Вселенной» все смотрели, и сразу поняли, что Алексей подражает Вите Середе, назвавшей планету в честь Варвары Кутейщиковой, в которую по сюжету был влюблён.

— Планета в системе звезды Альфа созвездия Кассиопеи… — Данила усмехнулся. — Она же Шидар. Мать говорила, что для отца этот фильм всегда был… особым.

— Так и есть. — Влада наклонила голову. — Впрочем, это не только к нему относится, мы все на нём выросли. Вот и наш Середа не возражал. Заявил, что давать имена открытым землям испокон веку было правом капитана судна — а звёзды-то чем хуже?

Данила пожал плечами.

— А по мне — лучше было бы приберечь название для какой-нибудь из планет этой системы. Они ведь там есть, и даже размерами близкие к Земле?

— Да, целых две. Кроме них, в системе Юлианны не меньше четырёх газовых гигантов и целых три астероидных пояса — правда, пожиже нашего. Самой интересной нам показалась вторая от