Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны - Владимир Снегирев

Далее он сказал: «Возможно, советские руководители беспокоятся о том, что недруги в мире расценят это как вмешательство во внутренние дела ДРА. Но я заверяю вас, что мы являемся суверенным и независимым государством и решаем все вопросы самостоятельно… Ваши войска не будут участвовать в боевых действиях. Они будут использованы только в критический для нас момент. Думаю, что советские подразделения потребуются нам до весны».

«20 августа был приглашен к Амину. В ходе беседы тов. Амин поставил ряд вопросов о том, что в районе Кабула сосредоточено большое количество войск, в том числе с тяжелым вооружением (танковые, артиллерийские и другие части), которые можно было бы использовать в других районах страны для борьбы с контрреволюцией, если бы СССР согласился выделить соединения (1,5–2 тысячи) коммандос (десантников), которых можно было бы разместить в крепости Бала-Хисар. Для борьбы с контрреволюцией они привлекаться не будут.

Далее Амин поставил вопрос о замене расчетов зенитных батарей 77 зенап, прикрывающих Кабул и располагающихся на господствующих высотах вокруг города, в благонадежности которых он не уверен, на советские расчеты…

«25 августа совместно с главным военным советником встретился с Амином.

Амин вновь поднял вопрос о вводе наших войск в Кабул, что, по его мнению, высвободит одну из двух дивизий кабульского гарнизона для борьбы с мятежниками.

Ответил Амину, что ввод наших войск может привести к осложнению военно-политической обстановки в регионе и усилению американской помощи мятежникам.

Резолюция министра обороны СССР Д. Ф. Устинова: «Доложить ЦК КПСС».

«3 декабря состоялась встреча с X. Амином. Во время беседы X. Амин сказал: «Мы намерены передать часть личного состава и вооружения дивизий (из Мазари-Шарифа и Баглана) для формирования подразделений народной милиции. В этом случае вместо ввода в ДРА советских регулярных войск лучше прислать подразделения советской милиции, которые совместно с нашей народной милицией смогли бы обеспечить безопасность и восстановить порядок в северных районах ДРА.

Теперь остается расшифровать, кто же эти люди, подписавшие донесения, отправленные в Москву, доложенные, кому следовало, и положенные затем на архивные полки с грифом «Секретно».

Уже упоминавшиеся в первой главе:

Лев Николаевич Горелов, генерал-лейтенант, главный военный советник в ДРА.

Борис Николаевич Пономарев, секретарь ЦК КПСС.

Александр Михайлович Пузанов, посол СССР в Афганистане.

Борис Семенович Иванов, генерал-лейтенант КГБ.

А также новые имена:

Иван Григорьевич Павловский, генерал армии, главком сухопутных войск — заместитель министра обороны СССР.

Султан Кекезович Магометов, генерал-полковник, с середины ноября 1979 года сменил в Афганистане Л. Н. Горелова.

Ради справедливости укажем, что не только афганские руководители просили о вводе войск на территорию ДРА (а таких просьб всего было 20), причем 7 из них высказывались Амином после устранения им Тараки. Наши представители тоже иногда слали в Москву предложения о необходимости направить в Афганистан какие-либо подразделения для обеспечения безопасности советских граждан. Так, 19. марта 1979 года совпосол и представитель КГБ предложили «рассмотреть вопрос о каком-то участии, под соответствующим подходящим предлогом, наших воинских частей в охране сооружений и важных объектов, осуществляемых при содействии Советского Союза. В частности, можно было бы рассмотреть вопрос о направлении подразделений советских войск:

а) на военный аэродром Баграм…

б) на Кабульский аэродром…

В случае дальнейшего осложнения обстановки наличие таких опорных пунктов позволило бы… при необходимости обеспечить безопасность эвакуации советских граждан».

1 августа советские представители в Кабуле сообщали: «…есть необходимость положительно отнестись к просьбе афганских друзей и в ближайшие дни направить в Кабул спецбригаду».

Все это свидетельствует о сложности тогдашнего положения в ДРА, неоднозначности его оценок.

Свидетельствуют генералы и дипломаты

— Обстановку в Афганистане я знал хорошо, — вспоминал в беседе с одним из авторов этой книги Иван Григорьевич Павловский. — Не раз бывал там. В августе 1979-го с группой генералов вновь прилетел в Кабул. Передо мной ставилась задача организовать помощь в очистке территории ДРА от душманов, как было принято называть оппозиционеров. В этих операциях должны были участвовать только подразделения афганской армии.

Помню, перед самым вылетом из Москвы я позвонил в Сочи проводившему там отпуск министру обороны СССР Д. Ф. Устинову, заместителем которого, будучи главкомом, являлся. Среди прочих вопросов задал Дмитрию Федоровичу и такой:

— Планируется ли ввод войск в Афганистан?

— Ни в коем случае! — категорично ответил министр.

Таково было тогда, как я понял, мнение члена Политбюро, о чем я по прилете в Кабул уведомил нашего посла А. М. Пузанова.

Сразу же нанес визит Тараки. Пожилой добродушный человек, склонный к отвлеченным, философским рассуждениям, что свойственно писателям, принял меня открыто, я бы даже сказал, сердечно. В конце разговора сказал:

— А теперь езжайте к Амину.

Амин был премьер-министром и министром национальной обороны в правительстве Тараки. Насколько я был информирован, они дружили, друг без друга не обедали. Амин был предупрежден о моем визите. Он выглядел энергичным, напористым, активным, показал, что разбирается в военном деле. В нем не обнаруживалось ничего такого, что вскоре, после захвата им власти, многим дало повод говорить о его кровожадности. Впрочем, он умел маскировать свои намерения…

Амин попросил меня передать Д. Ф. Устинову свою просьбу о вводе одной бригады воздушно-десантных войск. С ее помощью он хотел покончить с враждебными бандитскими группировками. А возможно, и использовать ее для еще большего укрепления своего влияния, демонстрации своей силы. Подчеркиваю, речь шла только об одной бригаде.

Я уже говорил о мнении члена Политбюро на сей счет. Тем не менее еще и еще раз решил проанализировать обстановку. Любой ввод войск на чужую территорию, пусть даже дружественной нам страны, должен обусловливаться весьма серьезными причинами. Таких причин я в Афганистане не видел. Велась борьба между различными группировками НДПА, обостренная межнациональной племенной рознью. Агрессия извне в тот момент республике не грозила — немногочисленные формирования душманов не в счет. Есть ли надобность в присутствии бригады ВДВ? К тому же ее негде было разместить.

Я отправил в Москву шифровку, в которой сообщил о просьбе Амина и счел необходимым высказать свое мнение: «Вводить войска нецелесообразно».

Я передал также Д. Ф. Устинову, что лично побывал у Тараки и Амина. По ответной реакции Дмитрия Федоровича понял: Москва не доверяет Амину.

3 ноября 1979 года я возвратился из Афганистана в Москву. Возвратился с трудом, так как лично маршал Устинов все оттягивал срок моего возвращения. Потом я понял, почему… В день прибытия я сразу же направился в Министерство обороны для доклада маршалу Устинову. Он встретил меня холодно, мимоходом поинтересовался, знал ли я о внутрипартийной борьбе в НДПА? Закончив доклад об обстановке в стране, я высказал мнение о том, что нет необходимости вводить наши войска в Афганистан, привел в поддержку своего мнения ряд соображений. Но меня министр не стал слушать…

О вводе войск я узнал из официальных сообщений. Все держалось в секрете, обсуждалось крайне узким кругом лиц.

Спустя одиннадцать месяцев я был вызван к Устинову. Дмитрий Федорович объявил мне: «Пойдете в группу генеральных инспекторов». Так закончилась моя служба на посту главкома сухопутных войск.

Вот так Герой Советского Союза Павловский изложил свои воспоминания. Вероятно, мог бы поведать больше, но не стал, не захотел. Разговор наш происходил летом 1989 года, до известных выводов второго Съезда народных депутатов оставалось немало месяцев. Герои в мирной жизни бывают весьма осторожными. Но то и хорошо, что беседа наша состоялась за нолгода до съезда.

Не будем пускаться в полемику с Иваном Григорьевичем относительно того, мог ли не знать главком сухопутных войск о дате ввода наших войск. Вероятно, кое-что он запамятовал. Например, то, что 24 декабря присутствовал на совещании руководящего состава Министерства обороны, где Д. Ф. Устинов объявил о принятом советским политическим руководством решении ввести войска в ДРА. Тогда же была подписана директива на ввод войск, в которой устанавливалось время «Ч» — дата пересечения Государственной границы СССР.