Рукопись Бэрсара - Елизавета Манова

- А и хитер! Так подвел, ровно и впрямь на Хозяине свет клином сошелся! Ну, чего там у тебя?

- Взяли связного. Знал он, сколько ему положено, но, видно, еще кто-то заговорил.

- Народец!

- Лихо судишь. Сам-то пытки пробовал?

- Ты, что ли, отведал?

- Досыта.

Он поглядел не без почтения и покачал головой.

- Суди - не суди, дела не сладишь.

- Ирсал, - спросил я тихо, - скажи честно: вам можно верить? Я тебе верю. Но _м_ы_ можем верить _в_а_м_?

Он не обиделся. Потер свой длинный нос и сказал задумчиво:

- Дельный вопрос, коль по вашим судить. Я тебе так скажу: у нас молчат. Ежели кто попался, нет ему расчету говорить. От петли и так не уйдешь, значит, на себя все бери. Выдержишь - мы семью не оставим. Нет клятвы у нас страшные.

- А семью-то за что?

- А мы к себе силком не тянем и втемную никого не берем. Всякий знает, на что идет.

Я подумал о Суил и старухе, и озноб протек по спине.

- Ладно, слушай. Есть писец в канцелярии Судейского приказа, Тас его зовут. С нами он не связан - просто очень любит деньги и не любит кеватцев. Выберите какой-то предлог, прошение составить или еще что-то. Денег я дам. Если убедитесь, что все чисто, намекните, что знакомый, мол, к нему обратиться надоумил. Тот, с кем он в Оружейном конце о погоде толковал. Станет отнекиваться и погоду бранить - больше ни слова. Значит, и Тас на глазу. Похвалит - отдать ему эту половинку монеты. На, держи. Спросите, для всех ли погода хороша.

- Все?

- Все.

- Ну, так я пошел, покуда тетки не воротилась, - усмехнулся, покрутил головой. - Ну, дела! А мертвых ты, часом, не воскрешаешь?

- А что, надо?

Он покосился с опаской, хмыкнул и ушел.

Ночь была неуютная, а день - непомерно длинным; я спасался только работой. Добил последние ружья, пристрелял их в сарайчике, подправил инструменты... Все. Работа кончилась, осталось ждать.

- Ты чего, Тилар? - спросила Суил. - Иль неладно что?

- Еще не знаю.

- Так почта ты с ними связался?

- С кем?

- С братцами-то Тиговыми!

- А я с ними не связывался. Меня им Огил подкинул. Отдал на хранение до весны, а вот объяснить что-нибудь забыл.

- Полно, Тилар! - сказала Суил и даже немножечко побледнела. Быт того... и ты, впрямь, не ведаешь?

- Ничего.

Теперь она покраснела. Красные пятна выступали на скулах, глаза заблестели, губы сердито сжались.

- Я-то не путаю, да не больно много мне ведомо. Братство Тигово оно, ой, какое страшное! Сказывают про них, что еретики, что обряды у них тайные, что будто людей они ловят, да дьявола их кровью поят. А что не одна болтовня - так мастерские иной раз жгут, дат приспешников хозяйских режут. А уж как скажут: "Во имя святого Тига" - так лучше не супротивничать, потому им ни своя, ни чужая жизнь не дорога.

- И это все?

- А тебе мало?

- Мало, птичка, - грустно ответил я. - Очень-очень мало.

Ирсал пришел перед рассветом, я чуть не проспал условленный стук.

- На, - сказал он сунул мне в руку теплую половинку монеты.

- Не ответил?

Он вздохнул, как заморенный конь, и сказал:

- Пошли потолкуем, - и я побрел за ним, одевая сатар в рукава и хрустя оглушительным снегом. Забрались в какой-то сарайчик, Ирсал заложил дверь и зажег лучину.

- Садись!

Я послушно присел на полено, а он так и торчал передо мною, как нескладная грозная тень.

- Видели Таса?

Он кивнул.

- Ну?!

- Как помянули про приятеля да Ружейный конец, сразу задергался. А молвил так: "Дом сгорел, а погода в руке божьей". Грех, мол, про то говорить. Ну и был таков.

Видимо, я все-таки переменился в лице, потому что он взялся пятерней за щеки.

- Ну? Какая еще пакость?

Я покачал головой. Ох, как паршиво! Попробуй не объясни - теперь докопаются сами. И злость на себя: допрыгался, идиот? И страх - но почти только за Суил: что с нею будет, если _э_т_и_ примутся за меня? И остается одно: выпутываться любой ценой. Черт с ней, с ценой...

- Ну так что? - спросил Ирсал уже мягче, и я ответил... почти спокойно:

- Этим делом занялась Церковь.

- Что?! - сказал он с трудом и покачнулся. - Что? А, будь ты проклят! - присел было и тут же опять вскочил, заметался, спотыкаясь о поленья: а, колдун чертов!

- Сядь! Хватит дергаться.

- Командует! Будь ты проклят!

- Ладно, буду. Садись!

Он с ворчанием сел.

- Еще раз скажешь, что я - колдун... ей-богу, морду набью! Кое-что умею - так я в вонючей норе не сидел, а по свету шатался. А что пугал тебя... ладно, прости. Кто ж знал, что так повернется? Пугаешься ты красиво - приятно глянуть!

- Ах ты, сволочь!

- Уймись! - велел я ему. - Ничего петушиться, когда беда пришла.

- Ты за это еще заплатишь!

- А ты думал, тебя попрошу? Я за себя всегда сам плачу - не одалживаюсь.

Теперь он молчит. Глядит на меня, и ничего не прочтешь на длинном закопченном лице.

- Вот что, Ирсал. Забудь про ваше и наше... тут другое. Очень темное дело. Бери конец и распутывайте.

- Какой конец?

- Дом, который "сгорел". Хозяйка - молодая вдова. Зовут Ваора, прозванья не знаю. Она не из наших. Ты про одиннадцать мучеников слыхал?

Он усмехнулся, будто я спорол несусветную глупость.

- Один из одиннадцати, Сабан, был ее женихом. Вся их родня связано через Ваору. Деревенские останавливаются в ее доме, да и городские навещают. Нам было это удобно - сам понимаешь: эти люди... нам не враги. Вот тут я и не пойму. Почему Ваора? Она ни в чем не замешана. И почему Церковь? Слушай, а если... если не из-за нас? Если из-за одиннадцати? Разделаются с их близкими - им эти люди, как бельмо на глазу - а заодно и память наших мучеников замарают. Что ты на это скажешь, Ирсал?

- Да неужто они бога не боятся?

- Кто? Глава Церкви нашей, акхон Батан, кеватец родом.

- Господи, великая твоя мощь и благость! - тоскливо сказал Ирсал. Будь он проклят, Кеват, и люди его!

- Я ведь чего боюсь? Симаг разматывает это дело с одного конца, Церковь - с другого. А чем кончится... Да и стыдно. Понимаешь? Неужели мы опять дадим надругаться над святым нашим?

- Слышь, - подумав, спросил Ирсал, - ты по-честному скажи: все правда? А то ведь проверим...

- Ты знаешь, где меня искать. Об одном прошу: не трогайте девушку, что у Синар живет. Она дочь одного из одиннадцати, Гилора.

- Коль так, не тревожься. Твои грехи не мне судить, а за нее господь тебе много простит.

Он вскочил, и я поднялся следом.

- Ладно. Как уж с тобой... Мудрен ты больно на мой разум, да на то и у нас мудреные есть. А за дело не бойся. Мне твой Хозяин ни к чему, да за мучеников наших и кровь их весь народ в ответе. Но чтоб больше не шлялся!

А Суил заметила мою отлучку. Весь день поглядывала на меня с тревогой, и я радовался, что старуха так ревностно нас блюдет. И про Ваору я ей не сказал. Незачем ей сейчас это знать.