Галопом по Европам - Андрей Готлибович Шопперт

полной скорости минуты две надо, чтобы нападающие приблизились. Защёлкали выстрелы и черкесы с егерями окутались дымом. Брехт видел, как падали у напавших на них лошади, как и сами эти товарищи вались под ноги лошадей, но много блин их было.

Пётр Христианович не стрелял. Штуцера у него не было. Зарядил два пистоля винтовальных и ждал. На Слона не садился пока. Успеет. Лучше две пули Петерса гарантированно потратить. Когда подъехали поближе нападавшие, стало ясно, что это поляки, и что это не регулярная часть, а партизаны какие-то. Видимо из герцогства Варшавского их пруссаки шуганули, и они прорвались сюда в Белоруссию, партизанить. Не простой отряд, организованы и дозоры у них есть, и подзорные трубы, увидели дорогие кареты и позарились, на большой численный перевес понадеявшись.

Брехт даже отошёл немного от Слона, облако порохового дыма сносило на него, а хотелось не бабахнуть, куда-то в сторону врага, а прицельно снять того, кто впереди или кто командует. Есть. Есть и впередилетящий, и командир. Теперь уже слова долетали, там про пся крёв кричали и орали «Ура». И впереди на высоком белом коне летел с саблей в руке улан, одетый в узнаваемую сине-красную форму.

Бабах, Брехт нажал на спусковой крючок. Долго переучивался стрелять в этом времени, особенно из пистолетов. Из его М1911 совсем по-другому пуля вылетает. Прицелился, нажал на курок и всё, смерть чья-то унеслась. А здесь так нельзя. Нажал на курок, а пуля не сразу полетела, пока вспыхнул порох на полке, пока воспламенился основной заряд, проходит немного времени, не часы, но всё же. И всё это время нужно держать руку, удерживая цель на мушке.

Бабах. Специально не надеясь на удачу попасть в движущуюся и дёргающуюся мишень с приличного ещё расстояния, Брехт стрельнул в коня. Попал. Белый конь подогнул передние ноги и кувыркнулся придавив не успевшего выскочить из стремян улана. Пётр откинул пистолет за себя и из-под мышки вытянул второй. Уже совсем близко эта конная лава. Бабах и ближайший конь тоже полетел кубарем.

Ну, теперь и до его длинной сабли дело дошло. Одним слитным движением князь оказался в седле и вытянул из ножен саблю. Надо отдать должное его отряду, шестьдесят выстрелов в холостую, они не сделали. Из пятидесяти примерно нападающих осталось меньше половины. Великий уравнитель сработал как надо — равны силы. Надо ещё дать черкесам и егерям время вскочить в седло. Брехт вытянул саблю, приглашая несущегося к нему ещё одного улана сразиться. Дзынь и сабельки нет у поляка. Она просто переломилась об его изготовленную неизвестно из чего кочергу толстенную. Жах, и товарищ дальше скачет уже без руки.

Черкесы успели. Брехт оказался в самом центре польского отряда, и из-за и своего роста, и размеров шайра, был на метр почти выше остальных, видел всё, жаль, что не с высоты птичьего полёта. Звенело со всех сторон и железки острые мелькали. Один раз его конкретно рубанули. Из-за всё той же разности в росте коней, досталось ему по ноге. Спасла ташка. Поляк рубанул по ташке, сумочке кожаной с металлическим замочком. Бам. Больно-то как. Брехт в ответ ткнул поляка саблей и проколол насквозь и … остался без оружия, пролетевший дальше, явно уже мёртвый поляк, прихватив его саблю, поскакав дальше, ещё и кисть вывернуло Петру Христиановичу. Оставалось только скорее входить из боя. Пётр Христианович вытащил из ножен нож «Крокодила Данди» и даже умудрился рукоятью этого несерьёзного в сабельной рубке оружия врезать подъехавшему к нему вплотную поляку по плечу. Метил по голове, но дёрнулся товарищ. Но и по плечу удачно получилось, поляк выронил саблю и поскакал дальше уже тоже безоружным.

Пару секунд и Брехт оказался в тылу у поляков, они все проскакали мимо. Опять нужно было поворачивать неповоротливого Слона. Рубка подходила к кончу, может польские уланы и замечательные мастера сабельного боя, но здесь их не было, была шляхта, скорее всего мелкопоместная, у которых и сабельки из дрянного железа и учителя так себе, папенька или сосед время от времени, куда им против двух десятков два года обучавшихся профессионалов, уже ни раз участвующих в боях. Один за одним падали нападанцы с коней. Пётр Христианович и рад бы напасть на вражин с тылу, раз представилась такая возможность, но воевать-то чем. Хотя. Нож ведь есть, и он десять лет тренировался метать ножи. Да этот тяжеловат, но и сам сейчас богатырь. Брехт выбрал спину ближайшего живого ещё поляка и со всей дури бросил в него крокодильский нож. Эх, перестарался. Нож врубился под лопатку рукоятью. Но ведь за кило весом. Поляка скрючило, он выронил саблю и тут же был укорочен Маратом на целую голову.

Фух, отбились. Ох, блин, не без потерь.

Глава 8

Событие двадцатое

Над шрамом смеётся тот, кто не был ранен.

Уильям Шекспир

Первым делом Пётр Христианович вытащил из дормеза визжащую Василису Преблудную и сумку для оказания первой помощи.

— Васька, бросай кричать, раненые есть. — Сработало. Ведьмочка шмыгнула носом, соплю по личику размазала и стала выбираться из кареты.

Первым Брехт дотянулся до егеря. Степан Говоров был ранен серьёзно видно, лежал на земле и всё лицо и грудь в крови.

— Воду, — князь протянул руку, и Василиса подала ему фляжку. Полил на красную физиономию и куском бинта размазал кровь вокруг раны. Оказалось, что всё не так страшно, как казалось. Рассечён лоб, и самую малость щека. Нда, писанным красавцем теперь не станет. Станет расписанным. Ну, да шрамы украшают настоящего мужчину. Глаз вот только, чтобы целый был.

— Спирт.

Аккуратно промокая начинавшую спекаться кровь, Брехт очистил кожу вокруг глаза, фух, глаз не задет, это просто кровь на веко натекла.

— Васька, ещё раз промой рану и перевяжи пока, шить чуть позже будем. Нужно остальных раненых проверить.

Оставив Степана на ведьмочку, Пётр Христианович бросился к следующему горцу, лежащему на земле. Черкес Махти был мёртв. Даже слушать, бьётся ли сердце, не надо. Голова почти отрублена, наклонена к плечу неестественно. Брехт поправил её, и глаза аскерчи закрыл. Эх.

Слева застонали и князь туда кинулся. Черкесы усаживали одного из своих. Брехт пробился через них к раненому. Вся рука в крови.

— Снимите с него черкеску. — И сам бросился помогать. Рукав рубахи просто разорвали. Выживет, если заражения не будет. Серьёзный порез на руке и кровь хлещет, но пальцами скребёт раненый, а значит, кость и жилы не задеты.

— Перетягивай, выше раны, — бросил