Облака - Дмитрий Щербинин

Черные облака вдруг рассеялись и тогда... тогда он понял, что попал в блаженный мир. Он вновь шел по парку - и там везде были Жизнь и Любовь слитые воедино - все сияло ими, а на скамейке, словно фонтан, озаряющий весь этот, улыбающийся ему мир - сидела Она - прекрасная Дева с белыми волосами. Он подошел к ней, протянул навстречу пальцы - вот их руки должны были встретиться - какой же это миг! Как вспыхнуло сердце! Из него рванулась светлая песнь, стихи...

Загудел, раздробился раскат и милый сердцу его мир, был разрушен. Парк затянулся пеленою, а потом и пелена была поглощена уродливыми углами разрушений.

Впрочем, почти ничего не было видно - наступила ночь - и лишь пробивающиеся с улиц отсветы пожарищ, давали минимальное освещение, мучаясь на перекошенном бетоне...

Многие дни в Димином дневнике не появлялось ни одной записи, но вот однажды появилось там сразу множество исписанных страниц:

"Так - сейчас главное собраться, описать все, что стоит описания за эти дни, а так же и еще кое-что... ведь, этот дневник может быть найден. Быть может, - так на это надеюсь! (хотя в душе и понимаю, как это несбыточно) Она прочитает его... Так бы хотелось в это верить... Вдруг, все же...

Ежели ты читаешь, о Дева, которую видел я лишь мгновенье, то я счастлив безмерно, тогда я улыбаюсь, глядя на этот лист! Знай же, что вся жизнь до того мгновенья, и все это кошмарное существование после него - ничто! Вся вечность ничто перед тем мгновеньем! Оно, то мгновенье, когда я увидел тебя, оно каждый день в памяти, в сердце, в душе моей произрастает непрерывно. Я вижу его цветком среди развалин поднявшимся... Впрочем, все то слова, и, мне кажется они слишком блеклые против моих чувств. Потому оставим...

Пока я опишу, что со мной было за эти дни. Эх, голова так гудит - пальцы не гнуться - все тело, словно разваливается... Лишь бы суметь дописать. Ну а пока, на всякий случай, я просто скажу, что вас Люблю. Я могу так говорить, я выстрадал это... Как же я вас Люблю! Господи, как же жаль, что не могу вам этого сказать прямо! Господи, как же я вас люблю... слезы...

Сейчас так не хочется возвращаться из моих чувств к тебе туда, назад, в город - но все же описать надо, потому что иначе никто про это и не узнает. Постараюсь быть краток, так как времени осталось совсем немного...

Итак, начнем с того, что было семь дней назад.

Я очнулся в темноте, выбрался из своего укрытия - огляделся. Оброненный мною автомат, конечно же забрали. А если бы даже и оставили - я бы не взял его. С некоторых пор меня стало воротить от одного вида оружия. Любого оружия, черт подери!

Во дворе у костров грелись жителей этой страны. Где-то дальше гремело, разрывалось, прорывался треск пулеметов - все то, к чему я так и не смог привыкнуть. Все то, что истерзало... Ладно...

Мне удалось пробраться никем незамеченным, выползти на улицу.

Вот там ждало меня тяжкое испытанье, описание которого, о Дева, вы все же дочитайте до конца.

Вы, должно быть, не знаете, как пахнет горелая плоть. Этот запах захлестывает пронзительной волною, он прорезается к вам в легкие, и вас выкручивает наизнанку. Вас выкручивает, но не рвет, вы Дева, вся выкручена на изнанку, все болит все рвется - все сильнее и сильнее и от этого нельзя убежать - к этому, если у тебя честная сердце и душа, нельзя привыкнуть.

Зачем пишу вам это? Вам прекрасной и святой, которая никогда и не ведала о подобных ужасах?... Потому что все это время я вспоминал вас, и вас образ был безмерно сильнее этого, людьми созданного ада. Вы должны это знать, потому что - верю! - прошлись бы вы по этим черным улицам и улеглась бы боль; а там, где бы вы ступали, дева, произрастали цветы! Вы бы предвечным родником... Нет, я мог бы писать это вечно, и лучше - в стихах. Но у меня впереди не вечность, а считанные часы, а то и минуты.

Итак, я продвигался по улице, стараясь держаться теней, хотя их было не так уж и много; часто догорала подбитая наша техника, просто какой-то хлам. И среди всего этого трупы: просто трупы, трупы обгоревшие, ошметки плоти...

Часто я слышал речь людей, которых, по какой-то причине, должен был бояться, когда они проходили рядом, я притворялся мертвым. В этом городе лежащий на асфальте мертвый привлекает куда меньше внимания, чем живой.

Я очень изнемог на этих улицах - они высасывали силы - не думайте, что мне хотелось есть... От еды меня воротило, с тех пор, как появился Запах. Это было очень долгое, напряженное, выматывающее болезненным окружением, продвижение вперед - я также желал вырваться из города, как орел привыкший к белоснежным вершинам гор, и полетам среди гор-облаков и посаженный в узкую клетку...

Чтобы продолжить продвижение в необходимом мне направлении, требовалось пересечь улицу. Сначала я пополз, но улица была перегорожена обломками дома и тогда пришлось приподняться.

Дальше я уже не полз и вскоре поплатился за это.

Окрик на местом наречии - слов было не понять, но смысл ясен - спрашивали или имя, или пароль.

Тут же из-за укрытия вышел местный воин, в руках он держал направленный на меня автомат - лицо темная, в глазах, я навсегда запомнил - страшная Жажда, что Ничего не было.

Я слышал, что они берут в плен, и к пленным относятся довольно сносно, никого, во всяком случае, не убивают. Но я бы не смог сдаться.

Как только представил Я, что ждут меня недели, а то и Месяцы в каком-нибудь подвале, вдали от Вас, тогда я понял, что лучше уж смерть. Нет - я не хотел умирать, просто быстрая смерть казалась лучшего такого медленного загнивания, ежедневной, безысходной муки.

И я рванулся прочь, не назад - за завал, а около него, в ту сторону, где разумел - находитесь вы.

Я ждал очереди - ждал, что, как только застрекочет она - упаду - и так, получив, быть может, только одно ранение, притворюсь убитым.

Не знаю - может быть, он почувствовал, что-то - но он мог бы меня убить ведь - это был боец, ну а я - вовсе не герой, мимо которого изворачиваются все пули.

Сначала я и не понял, что он стреляет; потом вижу - пули скребутся, искры высекают из брони нашего танка, который догорал там на улице. Но я не падал - я просто забыл, что должен падать, я Жаждал вырваться из этого Ада.

Но вот, под ногу подвернулось что-то, падение...

Видно то - куда я упал, не было просто совпадением - то, что я тогда пережил чудовищно, и не знаю кому то было угодно - Богу или сатане. Но, если это совпадение, то совпадение слишком уж неслыханное.

Не знал я, что наш отряд прорывался по этой улицы. Какая-та мясорубка там произошла... Я споткнулся о нашего командира, того самого который недавно орал на меня.

Я упал на его грудь, прямо предо мной было его окровавленное лицо и он был еще жив... Позади подошел местный, поставил мне ногу на спину, стал вдавливать в командира.