Скрижали мертвеца - Чад Луцке

моим бабушке и дедушке, они подарили его моим родителям, и теперь я живу там один круглый год. Однажды у меня будет жена, и у нас появятся дети, которые будут рассказывать истории о домике у озера, подобные моей. Ну, может быть, не совсем такие, как моя.

Мистер Овергаард жил на вершине холма в маленьком домике рядом с моей хижиной. Он кормил белок и птиц и оплакивал потерю своей жены и молодости. Я уже бывал в его маленьком домике раньше. В нем повсюду были развешаны фотографии его супруги, а над каминной полкой гордо висела его собственная фотография в военной форме. Понимаю, когда твои колени больше не сгибаются, а спина напрягается от того, что ты обоссался в штаны, выполняя обычные домашние дела, твоя фотография в расцвете сил служит полезным напоминанием о том, что так было не всегда. Что раньше ты был кем-то особенным. Кем-то, кто заставлял намокать женские трусики, а мужчин съеживаться.

Фотографии его жены были разного возраста - от подросткового до того, как она превратилась в раковую оболочку себя прежней. Мы были в хижине в то лето, когда она умерла. Четвертого июля того же года мистер Овергаард отвез свою жену на хосписной койке к озеру, чтобы посмотреть шоу фейерверков. Я держался на расстоянии и не мешал им, но наблюдал за ней. Ее глаза были похожи на два черных озера, распахнутых с детским удивлением многоцветными взрывами. Мистер Овергаард наблюдал за шоу через отражение в ее глазах. Я думаю, он знал, что это продлится недолго. Женщина умерла три дня спустя.

Мы ходили на похороны. Это был первый раз, когда я видел, как плачет взрослый мужчина.

Годы спустя хижина стала моей, и я все еще заглядывал к мистеру Овергарду. Мужчина настолько независим, насколько это вообще было возможно, он был как молодой холостяк. Но с разбитым сердцем и пенсией, которая удерживала его на плаву. Он ухаживал за своей лужайкой, следил за домом - внутри и снаружи - подметал причал, когда гуси устраивали на нем беспорядок, и, как я подозреваю, даже подстригал вечнозеленые растения вдоль моей хижины, когда меня не было дома.

Само озеро было приличного размера, хотя я бы и не сказал, что слишком большое. Вы сможете без проблем разглядеть дома на другой стороне. А с помощью телескопа, я полагаю, даже подсмотреть и за раздевающейся женщиной, если вам такое нравится. На озере обитает множество диких животных, но больше всего гусей и журавлей. Ну и, конечно же, лягушек. Время от времени мы даже замечали случайно забредших сюда оленей, в поисках воды. Всего два лета назад один из них подошел к мистеру Овергарду, когда тот сидел на причале, наклонился и съел сэндвич с арахисовым маслом и желе прямо у него из рук.

Озеро было убежищем, как я знал. Особенно для мистера Овергаарда это было местом уединения. Этот человек мог часами сидеть на причале, глядя на спокойную воду. Без удочки и книги, только он, озеро и мысли, какие могли быть у старика в голове.

Иногда я присоединялся к нему. Мы выпивали по шесть банок пива, и я слушал, как он рассказывал о своей службе в армии, о том, как он работал на железной дороге, и о своей жене. Но в основном он говорил о том, какой замечательной была раньше жизнь. Говорил, что мир был лучше, когда он был моложе, что любовь и покой было легче найти. Что их не нужно было искать. Они сами находили его. Я верил ему.

Однажды ко мне пришел рабочий, чтобы отдать мне смету на замену док-станции, которую мы делили. Она была старой и тонула - почти вровень с водой, - и даже малейший дождь погружал его на день или два под воду. Я не хотел, чтобы старик поскользнулся и сломал бедро или, что еще хуже, оказался на дне озера. Но в тот же день я выглянул и увидел, что мистер Овергаард лежит на причале, голова его покачивалась в воде.

Я побежал к нему, отгоняя гусей, которые толпились вокруг его тела. Я был уверен, что он мертв. Но как раз перед тем, как я добрался до конца причала, старик высунул голову из воды и посмотрел на меня, улыбаясь.

- Я в порядке, малыш. Просто смотрю что там, вот и все. Ты был бы удивлен, увидев, насколько там красиво.

Сюрреалистический - довольно хорошее слово для описания того, что я чувствовал в тот момент. Мистеру Овергарду было далеко за восемьдесят, и я никогда не ожидал, что он будет лежать на причале с головой под водой, во всяком случае, не для удовольствия.

Он поднялся - его колени хрустели, легкие хрипели - и спросил меня, не хочу ли я взглянуть.

- Тебе может понравиться то, что ты увидишь, - сказал он. - Я видел большую синегривку. Самую большую, наверное, в своей жизни. И как она умудрялась ускользать от нас, когда мы рыбачили.

Я сказал "нет, спасибо" и сообщил, что нашел рабочего, который починит причал. Он нахмурился и сказал, что хоть он и старый, но в нем еще осталось немного жизни. И что он хотел бы оставить все как есть. Я рассказал об опасности его сохранения, о том, что любой из нас может упасть или даже провалиться сквозь доски, но он был непреклонен, поэтому я отменил работы. Я достаточно взрослый, чтобы справедливо предположить, что возраст приносит с собой сентиментальность, которая иногда является единственным, что удерживает мужчину от того, чтобы проглотить пулю, особенно после того, когда его любимая ушла.

* * *

В течение следующих нескольких дней я наблюдал, как мистер Овергаард посещал причал и не раз лежал ничком, погружая голову в воду на долго, как только мог выдержать, а затем выныривал, отдышаться. Я пытался оставить этого человека в покое. То, что он стар, не лишало его права на частную жизнь. Но его новое времяпрепровождение действительно беспокоило меня, и я чувствовал себя обязанным следить за ним. И вот однажды я купил упаковку из шести бутылок его любимого пива "Stroh's", наполнил холодильник льдом, а затем направился к причалу со своей удочкой и снастями. Я знал, что, в конце концов, он