Одинокая волчица. Том первый. Еще не вечер - Светлана Бестужева-Лада

– Понимаешь, он сказал, что завтра идет в театр. С этой… Маринеллой.

– Она тебе не нравится? – индифферентно поинтересовалась я. – Так ты же не собираешься ней в театр идти. Что происходит, сынок?

– По-моему, он собирается на ней жениться.

– Что ж, естественное желание нормального порядочного мужчины: жениться на красивой, молодой девушке.

– Она его не любит.

– Это еще откуда информация?

– Я же не слепой. Она – кукла, просто тупая, жадная кукла, которая любит только деньги.

Я пожала плечами. На меня при нашей мимолетной встрече Маринелла вообще не произвела никакого впечатления: я запомнила только эффектное сочетание серых, чуть раскосых глаз и смуглой кожи. Но Алешке, конечно, виднее. Только это опять же не мое дело – на ком собирается жениться мой бывший муж. Он давным-давно совершеннолетний.

– В любом случае, поезжай и пообщайся с отцом, пока он на ней не женился. И не забудь, что через неделю ты вообще уезжаешь. Так что не усугубляй.

– Не буду, – обещал повеселевший Алька. – Ма, а кормить в этом доме принято?

– Сейчас пол домою и покормлю, – обещала я, – а ты пойди и разбери сумки, которые нам твоя крестная собирала. По-моему, там на полк солдат хватит. И чайник поставь. Да, кстати, посмотри, есть ли у нас заварка и кофе.

Через десять минут мой ребенок, украдкой что-то жуя, доложил, что заварки – на один раз, а с кофе вообще беда, потому что никакого нет. Ни в зернах, ни молотого, ни растворимого.

– Вот сбегай в магазин, пожалуйста, купи чаю, кофе и черного хлеба для меня, – попросила я. – После этого поедим – и можешь отправляться к папеньке. Вы на который час договорились?

– Он сказал, что сегодня освободится пораньше. Просил приехать часам к пяти.

– Сейчас сколько, час? Ну, времени у тебя еще полно. Давай, сын, выполняй. На тебе денежку и… ой, солнышко, сигарет мне купи, пожалуйста. Чтобы мне хотя бы до завтра хватило.

Алешка дурашливо отдал честь по-военному и испарился. А я пошла заваривать чай и накрывать на стол. В первую очередь нужно было съесть салат и пирожки с мясом, а остальное пока может и подождать…

Когда Алешка отбыл к отцу на Красную Пресню, я позволила себе немного расслабиться: заварила кофе покрепче и села на своем любимом месте у кухонного окна. Из него лучше всего виден был храм и даже кусочек Москвы-реки просматривался.

В свое время, Валерий приволок откуда-то старое дубовое кресло с затейливой резьбой, но без сидения и без середины спинки. Он колдовал над ним около месяца и в результате торжественно преподнес мне отлакированный и отреставрированный шедевр, с сидением и спинкой обитыми темно-зеленым бархатом. Сидеть в нем было необыкновенно удобно, а широкий подоконник позволял держать на нем и чашку, и пепельницу и даже целый кофейник, если бы в том возникла необходимость. Я сидела и думала, что обязательно куплю себе кофеварку: не такую навороченную, как у Володи, а небольшую, компактную, и поставлю ее вот тут, рядом с креслом.

Остаток дня прошел в хозяйственных хлопотах, по телефону никто меня не беспокоил, только Алешка дисциплинированно доложил, что прибыл к месту назначения. Уже в первом часу ночи я, наконец, собралась спать и только вытянувшись в постели, почувствовала, как я вымоталась за сегодняшний день. И тут же провалилась в глубокий сон.

Проснулась я от того, что где-то совсем рядом дурным голосом вопила какая-то кошка. То есть совсем рядом – буквально в самой квартире. Я зажгла свет, спустила ноги с кровати, нашарила шлепанцы. Вопли тут же прекратились.

Тем не менее, я обошла всю квартиру, убедилась, что кошка мне приснилась на фоне сегодняшних событий, попила на кухне воды, покурила. На часах было четыре часа утра, за окном – еще совсем темно. Я пожалела о том, что Ивану приспичило видеть Алешку именно сегодня, когда меня посетил кошмар, и снова отправилась спать.

На сей раз сон не шел довольно долго, но все-таки я заснула. И проснулась от того, что солнце било мне прямо в лицо: оказывается, вчера вечером я забыла задернуть шторы, хотя обычно делаю это чисто автоматически.

При свете дня ситуация представилась менее загадочной, чем ночью. Ну мало ли где и какая кошка раскричалась, а мне со сна показалось, что она вопит непосредственно в квартире. Нервы, нервы… Хорошо, что Алешка сегодня будет ночевать дома. Хотя надо привыкать к самостоятельности: скоро мне придется все время быть в этой квартире одной, днем и ночью. Так что нервы нужно лечить, иначе путевка в Кащенко мне обеспечена.

Алька вернулся домой часа в четыре дня: мрачный и не очень разговорчивый. Я знала, что нужно дать ему отойти: сам все расскажет, если захочет, конечно. Хотя, конечно, беспокоилась: что там такое могло произойти? Неужели он столкнулся с Маринеллой и та его чем-то обидела? Или Иван отчудил что-нибудь эдакое: например, жаловался на меня по какого-нибудь надуманному предлогу. Хотя… к этому-то Алешка давно уже привык, это его огорчить не могло.

Сын слегка оттаял только за ужином и сам начал разговор о какой-то ерунде. Я отвечала в том же духе, размышляя, как он подберется к главному. Но нынешнее поколение на вещи смотрит проще, Алешка через какое-то время просто назвал вещи своими именами.

– Ма, ты могла бы собираться замуж за одного мужчину, а встречаться при этом с другим? – спросил он меня.

– Почему бы и нет? – спокойно ответила я. – Я собиралась замуж за твоего отца, а иногда встречалась, например, с дядей Володей.

– Нет, не так встречалась. А… Ну, целовалась и все такое…

– В наше время нравы были строже, – осторожно сказала я. – Такие поступки не приветствовались.

– Но ты могла бы?

– Не знаю, сыночек, не пробовала. Скорее всего, нет. Впрочем, у меня не было повода проверить: я к свадьбе готовилась. И потом, понимаешь ли, твой отец и так меня всю жизнь пилил, что он у меня – не первый мужчина.

Алька вытаращил на меня глаза в неподдельном изумлении.

– А сколько тебе было лет, когда ты замуж выходила?

– Двадцать.

– Он что, думал, что ты – старая дева?

Я покатилась со смеху. Да, времена и нравы меняются стремительно. Кому во времена моей молодости могло прийти в голову назвать двадцатилетнюю особу старой девой?

– Почему это тебя так взволновало? – спросила я, отсмеявшись. – И к чему эти вопросы о моей нравственности?

Алька помялся, покранел и, наконец, сказал:

– Отец видел Маринеллу с другим мужчиной. Они целовались прямо на улице.

– А обознаться он не мог? Я так полагаю, он проезжал мимо, а не стоял в двух метрах от них.

– Наверное… Но он мне жаловался, что Маринелла никак не может назначить день свадьбы и стала отменять свидания.

Я не совсем понимала, зачем Ивану понадобилось жаловаться мальчишке на свои, сугубо личные мужские проблемы, но что сделано, то сделано. Судя по всему, его красотка нашла жениха повыгоднее. Что при ее внешности не проблема, да и разница в возрасте у них больше двадцати лет, а это тоже не облегчает ситуацию.

– А что в квартире? Чисто? Кто-нибудь там убирается?

– Непохоже, – покачал головой Алька. – То есть папа, конечно, что-то делает, но присутствие женщины там как-то не ощущается. Они и едят не дома, а в кафе или ресторанах.

– Красиво жить не запретишь, – философски заметила я. – Ты же со своей подружкой в Англии тоже во всякие пабы, небось, ходишь.

– Но это же совсем другое дело! Мы не собираемся создавать семью!

– Пока или вообще?

– Ма, не бери в голову. Там не женятся и не выходят замуж, пока не начинают прилично зарабатывать. Так что лет пять можешь жить спокойно: внуков у тебя не будет и невестки тоже.

– Гора с плеч! – саркастически заметила я. – Я так мечтала понянчить маленького!

Алька прыснул и окончательно развеселился. Я не задавала лишних вопросов, но чувствовала, что к отцу он вряд ли еще поедет перед отъездом. Найдет себе занятие поинтереснее. Про свои кошмары я ему расказывать не стала, элементарно постеснялась. Дп и психику ребенка пожалела, хватит того, что родимый папенька вывалил на него всю гору своих проблем.

Ночь прошла совершенно спокойно: никаких воплей и мяуканья, никто меня не будил. Но утром обнаружилось, что привычные предметы на кухне находились совсем не там, где им положено быть. Чайник с плиты переместился на подоконник, пепельница оказалась на буфете, а не на столе, а вот сахарница – не на буфете, а в холодильнике. Мне стало не по себе, но Альку я опять впутывать в это дело не стала: просто вернула все на место и постаралась забыть об этом странном происшествии.

Но он сам утром обнаружил, что в доме нет ни хлеба, ни молока, хотя хлеб, например, лично покупал только позавчера. Он слегка удивился, но «усугублять», как мы между собой называем такие вещи, не стал, а просто быстренько смотался в магазин за необходимым для завтрака.