Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

Франции". За исключением герцогства Нормандия, решение по которому было временно отложено, все территории отвоеванные у мятежных дофинистов, должны были перейти к Карлу VI. Но когда Генрих в свою очередь станет королем, герцогство Нормандия вернется под "юрисдикцию, подданство и власть короны Франции". В течение оставшейся жизни Карла VI Генрих будет именовать себя "наследником Франции", а не королем Франции. Он не будет иметь права взимать налоги "без разумной причины", но только в соответствии с законами и обычаями и для общественного блага королевства. По мнению и согласию трех сословий двух указанных королевств, короны Франции и Англии останутся навсегда объединенными, как при Генрихе, так и при его наследниках, но каждая сохранит свои права, законы, обычаи и нравы. Таким образом, предусматривалось создание не двуединой монархии, а личной унии двух корон. Отныне все войны, вражда и обиды между двумя королевствами и их народами должны были прекратиться, а оба королевства были обязаны оказывать друг другу помощь против врагов и торговать друг с другом, но без "общего рынка" (т. е. таможенные пошлины сохранялись). Друзья и союзники обоих королевств также были включены в этот договор. Генрих, по совету герцога Бургундского, брал Карла VI под свою опеку, а окружение французского короля должно было состоять из людей, родившихся в королевстве Франция или, по крайней мере, говорящих по-французски. Из-за "ужасных преступлений", совершенных Карлом, так называемым дофином Вьенским, любое мирное соглашение между ним, с одной стороны, и Карлом VI, Генрихом V и Филиппом Бургундским, с другой, могло состояться только при условии согласия всех, включая три сословия двух королевств[91].

Таким образом в договоре было выражено явное желание привлечь к его заключению и принятию как можно больше разных слоев населения. Новый регент прекрасно понимал, что без этого не обойтись, если он хочет одержать окончательную победу.

Что же касается королевы Изабеллы, то ей было гарантировано обращение в соответствии с ее статусом, что Генрих V и подтвердил, когда во время осады Мелёна в акте от 23 сентября 1420 года, назвал свою тещу "дорогой государыней Изабеллой, королевой Франции и нашей любимой матерью".

При кажущейся ясностью, договор обходил молчанием некоторые существенные моменты: в частности, каков должен был быть точный статус английской Гиени, и, прежде всего, какое правило наследования будет применяться после смерти Генриха V? Если будет использован Салический закон, то не разрушит ли это в ретроспективе английские претензии на французскую корону? Следует отметить, что в версии договора на французском языке упоминается "Филипп [VI] доброй памяти, бывший король Франции", в то время как в версии на английском, несомненно, намеренно, он просто упоминается как прадед Карла VI, без признания его королевского титула.

Юридическая основа договора опиралась на родовую и "римскую" концепцию правил наследования: Карл VI косвенно утверждал, что может выбрать в наследники кого захочет, обойдя своего сына и дочерей, а также принцев крови, и в первую очередь герцогов Карла Орлеанского и Людовика III Анжуйского, которые имели бы право претендовать на корону по Салическому закону.

В пользу Дофина говорит фраза из хроники Жана Жувенеля дез Юрсена: "Вся страна к северу от Луары была темной и нечистой, потому что все ее жители подчинились англичанам, но страна к югу от этой реки оставалась светлой и чистой, поскольку повиновалась монсеньору Дофину"[92].

Настойчивые слухи о незаконнорожденности Карла

Чтобы оправдать отстранение Дофина от отцовского наследства, был пущен слух о его предполагаемой незаконнорожденности. Пытаясь положить конец этим слухам, Роберт Блондель возмущался поведением жителей Манта, некогда поддерживавших Карла II Злого, короля Наварры и графа Эврё (1332–1387), а теперь подчинившихся англичанам, которые в оскорбительной форме заявили о незаконнорожденности Карла[93]. Жан Жувенель дез Юрсен позже писал, что "ходили злые слухи", согласно которым Карл VI умер "не оставив наследников мужского пола, происходящих от его семени"[94]. В письме одного итальянского гуманиста о Жанне д'Арк, датированном осенью 1429 года, говорится, что во время заключения договора в Труа Изабелла сама объявила Карла бастардом: "Неслыханное дело, невиданное безумие женщины, ведь она призналась, что родила ребенка от прелюбодейной связи"[95]. "От него отреклись как от бастарда", — высказался Шатлен. Роберт Гаген (1433/34–1501) позже напишет: "Англичане обвиняли короля Карла, сына Карла VI, в том, что он родился от кровосмесительной связи"[96]. Город Турне, неприязненно относившийся к герцогу Бургундскому, несмотря на все его попытки заигрывания, и враждебно настроенный к англичанам, оставался верен Дофину, хотя и находился в почти полной изоляции. 17 августа 1423 года до горожан дошли вести о том, что шесть недель назад у короля родился сын, названный Людовиком, и обладавший "всеми чертами сына короля". Это был еще один способ доказать легитимность Карла VII[97]. Но особенно изобретательна версия Пия II сообщившего том, что король Англии сказал герцогу Бургундскому, чтобы убедить его: "Не думайте, что Дофин — вашей крови, ибо как мог безумный или импотентный король стать его отцом? Королева воспользовалась болезнью своего мужа и зачала это чудовище, которое приказало убило твоего отца". "А как же Екатерина, ваша будущая жена?" — спросил герцог. "Она является законной, поскольку была зачата до безумия своего отца"[98]. Когда Жак Желю в своем письме Карлу VII по делу Жанны д'Арк (май-июнь 1429 года) настаивает на том, что тот единственный сын доброй памяти покойного Карла VI, рожденный в постоянном, естественном и законном браке и лишенный наследства вопреки всем естественным, божественным и человеческим правам, он, несомненно, хочет развеять всякие сомнения.

Однако как англичане так и бургиньоны не могла зайти слишком далеко в этих обвинениях, поскольку было бы неуместно порочить королеву Изабеллу, которая была участницей договора в Труа.

Последствия договора в Труа

За границей, одним из первых, мир в Труа одобрил Король римлян Сигизмунд (31 июля 1420 года). 1 декабря 1420 года, в день Святого Элигия, Карл VI, Филипп Добрый, Генрих V и его брат Джон, герцог Бедфорд, въехали в Париж через ворота Сен-Дени. Радость парижан, одетых по этому поводу в красное, была велика. Священники в торжественных облачениях пели Te Deum laudamus и гимн Benedictus qui venit. Париж, как писал Шатлен, стал "новым Лондоном".

6 декабря Карл VI собрал в Отеле Сен-Поль, прелатов, клириков, дворян и жителей городов, и сельских общин королевства. Новый канцлер Франции, магистр Жан Ле Клерк, объяснил суть дела, заключавшегося в принесении всеми собравшимися клятвы соблюдать "окончательный и вечный мир". Еще одна ассамблея состоялась четыре дня спустя, 10 декабря. Неназванный представитель собравшихся потребовал, чтобы этот мирный договор рассматривался на всей территории королевства как "публичный закон" и чтобы все, кто отказывается ему присягнуть, считались мятежниками и виновными в "оскорблении величества". В частности, клясться должны были все, кто имел церковные бенефиции или занимал должность на королевской службе и кто приносил оммаж королю (таким образом, речь шла обо всем феодальном сословии). В то же время, согласно Хронике Кордельеров (Chronique des Cordeliers), было решено отменить на один год "все габели,