Тысяча И Одна Ночь. Книга 1 - без автора

И я нашёл облегчение лишь в том, что решил уехать и вернуться к отцу. Но в тот час, когда я достиг города моего отца, поднялась у городских ворот толпа людей, и меня скрутили, и я пришёл от этого в полное удивление - я ведь был сыном правителя города, а они слугами моего отца и моими прислужниками, - и меня охватил великий страх перед ними. И я сказал в душе: "Глянь-ка, что это случилось с моим отцом?" - и спросил тех, кто схватил меня, в чем причина этого, но они не дали мне ответа. А через некоторое время один из них (а он был моим слугою) сказал мне: "Твоего отца обманула судьба, и войска восстали против него, и визирь убил его и сел на его место. И мы подстерегали тебя по его приказу".

Они взяли меня, лишившегося сознания от тех вестей, которые я услышал об отце, и я предстал перед визирем.

А между мною и визирем была старая вражда, и причиною этой вражды было вот что. Я очень любил стрелять из самострела, и когда я однажды стоял на крыше моего дворца, на крышу дворца визиря вдруг спустилась птица, а визирь тоже стоял там. Я хотел ударить птицу, и вдруг пуля пролетела мимо и попала в глаз визирю и выбила его, по воле судьбы и рока, подобно тому, как говорится в одном древнем изречении:

Мы шли по тропе, назначенной нам судьбою, Начертан кому судьбой его путь - пройдёт им; Кому суждено в одной из земель погибнуть, Не встретит тот смерть в земле другой наверно.

И когда у визиря был выбит глаз, - продолжал календер, - он не мог ничего сказать, так как мой отец был царём города, и вот причина вражды между мной и им. И когда я встал перед ним со скрученными руками, он велел отрубить мне голову, и я спросил его: "За какой грех ты меня убиваешь?" И визирь отвечал: "Какой грех больше этого?" - и показал на свой выбитый глаз. "Я сделал это нечаянно", - сказал я, и визирь воскликнул: "Если ты сделал это нечаянно, то я сделаю это нарочно!" Потом он сказал: "Подведите его!" И меня подвели к нему, и он протянул палец к моему правому глазу и вырвал его, и с того времени я стал кривым, как вы меня видите. После этого он велел скрутить мне руки и положить меня в сундук и сказал палачу: "Возьми его, обнажи свой меч, отправляйся с ним за город и убей его. Пусть его съедят звери и птицы!" И палач вынес меня и, выйдя из города в пустыню, вынул меня из сундука, а у меня были скручены руки и скованы ноги. Палач хотел Завязать мне глаза и после того убить меня, но я горько заплакал, так что довёл его до слез, и, посмотрев на него, я сказал такие стихи:

"Считал я кольчугой вас надёжной в защиту мнеОт вражеских стрел; но вы лишь были концами их.А я-то рассчитывал при всякой беде на вас,Когда не могла помочь деснице шуйца моя.

Оставьте вдали вы то, что скажут хулители,И дайте врагам моим метать в меня стрелами.А если не станете от них охранять меня,Молчите, не действуйте им в пользу иль мне во вред. -

И произнёс:

Не мало друзей считал для себя щитом я.И были они, но только врагам, щитами.И думалось мне, что меткие стрелы это.И были они, но только во мне, стрелами".

А когда палач услышал мои стихи (а он был палачом у моего отца, и тот оказывал ему милости), он воскликнул: "О господин мой, как же мне сделать, я ведь подневольный раб!" Но потом он сказал мне: "Спасай свою жизнь и не возвращайся в эту землю, не то погибнешь сам и меня погубишь, подобно тому, как сказал поэт:

Спасай свою жизнь, когда поражён ты горем,И плачет пусть дом о том, кто его построил.Ты можешь найти страну для себя другую,Но душу себе другую найти не можешь.

Дивлюсь я тому, кто в доме живёт позора,Коль земли творца в равнинах своих просторны.По важным делам гонца посылать не стоит:Сама лишь душа добра для себя желает.

И шея у львов крепка потому лишь стала,Что сами они все нужное им свершают".

Я поцеловал палачу руку и не верил в спасение, и потеря глаза казалась мне ничтожной, раз я спасся от смерти. Я отправился в путь и достиг города своего дяди и сообщил ему о том, что случилось с моим отцом и со мною, когда мне вырвали глаз, и мой дядя горько заплакал и воскликнул: "Ты прибавил заботу к моей заботе и горе к моему горю: твой двоюродный брат пропал, и я уже несколько дней не знаю, что с ним случилось, и никто мне ничего не сообщает о нем". И он так заплакал, что лишился чувств, и я опечалился о нем великой печалью. Он хотел приложить к моему глазу лекарство, но увидел, что он стал пустой впадиной, и воскликнул: "О дитя моё, ты заплатил глазом, но не душой!" И я не мог смолчать о моем двоюродном брате, который был его сыном, и сообщил ему обо всем, что случилось, и мой дядя очень обрадовался тому, что я сказал, услышав весть о своём сыне. "Пойдём, покажи мне гробницу", - сказал он, а я ответил: "Клянусь Аллахом, о дядя, я не знаю, в каком она месте! Я ходил после этого несколько раз и искал её, но не знаю, где она находится".

Потом я пошёл с моим дядей на кладбище и посмотрел направо и налево и узнал гробницу. И я сильно обрадовался, и мой дядя тоже, и я вошёл с ним в гробницу и, убрав землю, поднял плиту и спустился с моим дядей па пятьдесят ступенек, и когда мы достигли конца лестницы, вдруг на нас пошёл дым и затемнил нам зрение, и тогда мой дядя произнёс слова, говорящий которые не смутится: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!" И мы пошли, и вдруг видим помещение, наполненное мукою, крупами и съестными припасами и прочим, а посреди покоя мы увидали занавеску, спущенную над ложем. И мой дядя посмотрел на ложе и увидел своего сына и женщину, спустившуюся с ним, которые лежали обнявшись, и они превратились в чёрный уголь, словно были брошены в ров с огнём. И, увидя это, мой дядя плюнул в лицо своему сыну и воскликнул:

"Ты заслужил это, о кабан! Таково наказание в здешней жизни, а остаётся наказание в жизни будущей, и оно сильней и мучительней..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала двенадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что календер рассказывал женщине, а все собравшиеся, и Джафар, и халиф слушали. "Потом мой дядя ударил своего сына башмаком, - продолжал календер, - (а тот лежал в виде чёрного угля), и я удивился его поступку и опечалился о моем двоюродном брате: как это он стал, вместе с женщиной, чёрным углём. И я сказал: "Ради Аллаха, о дядя, облегчи скорбь твоего сердца! Моё сердце и ум обеспокоены, и я скорблю о том, что случилось с твоим сыном, который превратился в чёрный уголь вместе с этой женщиной. Не довольно ли с них того, что сталось с ними, а ты ещё бьёшь его башмаком!"

"О сын моего брата, - отвечал мой дядя, - мой сын с самого детства был влюблён в свою сестру, и я запрещал ему быть с нею, и говорил в душе: "Они ещё маленькие!" Когда же он вырос, между ними случилась мерзость, и я услышал об этом и не поверил, но все же взял и накричал на него как следует, и сказал ему: "Остерегайся таких мерзких поступков, которых никто не совершал ни до тебя, ни после тебя, а иначе мы будем опозорены и опорочены среди царей до самой смерти, и весть о нас разгласится путешественниками! Берегись совершить подобный поступок! Я разгневаюсь и убью тебя!" Потом я отделил его от сестры, и сестру отделил от него, но проклятая любила его сильной любовью, и дьявол взял над ними власть и украсил в их глазах их поступки. Увидев, что я отделил от него сестру, мой сыч вырыл для себя это помещение под землёй и выровнял его и перенёс туда, как ты видишь, съестные припасы. И он обманул мою бдительность и, когда я был на охоте, пришёл в это место, но преистинный возревновал к нему и к ней и сжёг их, а наказание в будущей жизни ещё сильнее и мучительней".

Он заплакал, и я заплакал вместе с ним, и он посмотрел на меня и сказал: "Ты мой сын вместо него!" И я поразмыслил немного о жизни земной и её превратностях, и о том, как визирь убил моего отца и сел на ею место и вырвал мне глаз, и о диковинных событиях, что исполнились с моим двоюродным братом, и потом я заплакал, и мой дядя заплакал вместе со мной.

Затем мы поднялись наверх и опустили плиту и насыпали землю на место и сделали могилу такой, как она была прежде, и возвратились в наше жилище. Но не успели мы усесться, как услышали звуки барабанов, труб и литавр и бряцание оружия храбрецов, и крики людей, и лязг удил, и конское ржание, и мир покрылся мраком и пылью из-под копыт коней. И наш ум смутился, и мы не знали, в чем дело, и спросили о том, что случилось, и нам сказали: "Визирь, который захватил царство твоего отца, собрал солдат и снарядил войско и нанял кочевых рабов и пришёл к нам с войском, многочисленным, как пески, которого не счесть и не одолеть никому. Они ворвались в юрод внезапно, и жители не могли устоять и отдали им город". И мой дядя погиб, а я убежал в конец юрода и подумал: "Если я попаду ему в руки, он убьёт меня!" И печали мои множились и возобновились, и я подумал о событиях, происшедших с моим отцом и дядей, и о том, что теперь делать, и сказал себе: "Если я появлюсь, жители города и войска моего отца меня узнают, и будет мне смерть и гибель". И я нашёл спасение лишь в том, чтобы обрить усы и бороду, и, сбросив их и переменив платье, вышел из города и направился в этот город, надеясь, что, может быть, кто-нибудь проведёт меня к повелителю правоверных, наместнику господа на земле, которому я мог бы рассказать и изложить своё дело и то, что со мной случилось.