Лэндон и Шей. Разбитые сердца - Бриттани Ш. Черри

выпивкой. Они писали богатому парню, который подарил им каплю своей популярности. Они писали богатому парню, который мой изменить их социальный статус.

Если бы они поговорили с настоящим мной, их бы оттолкнуло уже то, что мне требовалось собирать все свои силы, чтобы вытаскивать себя из постели. Иногда я задавался вопросом: неужели всем людям приходится так тяжело – вставать каждый день, заставляя себя выйти из комнаты. Бывали дни, когда все, чего я хотел, – зарыться поглубже в одеяла и неделями не видеть солнечного света. Я не мог спать, но мне хотелось просто лежать в постели наедине со своими темными мыслями. Тем воскресным утром я хотел именно этого – побыть одному, оставшись в кровати. Но, увидев сообщения от родителей, я понял, что должен собраться до прихода Марии.

Мама: Наши соседи написали мне о вечеринке. У тебя все нормально? Позвони мне, когда прочитаешь сообщение. Люблю тебя.

Сообщение от отца было немного другим.

Папа: Соберись, на хрен.

Я тоже люблю тебя, пап.

Я посмотрел на время – было уже 10 утра.

Потом я набрал маму. Она сразу же ответила. Мама всегда брала трубку с первого звонка.

– Привет, Лэндон.

– Привет, мам.

– Как ты? Как дела? Соседи были так взволнованы.

В ее голосе звучала тревога.

– Я в порядке. Просто ситуация немного вышла из-под контроля, вот и все. Извини.

– Все в порядке, главное, что у тебя все хорошо.

– Две или три вазы разбились, – сказал я.

– Ну что ты, дорогой, все в порядке… это всего лишь вещи. Их можно заменить. Ты волнуешь меня гораздо больше.

Ее прервал чей-то голос, раздавшийся на заднем плане, и она отвлеклась на обсуждение тканей. Спустя пару минут она вернулась к нашему звонку и спросила меня, нужно ли ей возвращаться домой.

Я сказал, что нет.

Она была слишком занята осуществлением своей мечты. Я не хотел, чтобы она возвращалась домой, к моим кошмарам.

– Хорошо, милый, позвони мне сегодня вечером или в любое другое время. Я всегда на связи. Я тебя люблю. Звони когда угодно. Я тебя люблю.

– Я тоже, – сказал я, прежде чем повесить трубку.

Я зашел в ванную, примыкающую к моей спальне, и залез под душ. Вода стекала по моей коже, и я ни о чем не думал. В то утро у меня не было на это сил. Я устал до глубины души – до этого я даже не подозревал, что способен устать так сильно. Я не знал, что разум может быть истощен до такой степени, что потеряет возможность думать. Все мои кости отчаянно ныли. Поток горячей воды касался моей кожи, и я закрыл глаза.

Вымывшись, я оделся и прошелся по дому, изо всех сил стараясь навести порядок. Все пивные банки и бутылки из-под водки я собрал в мешок. Затем я подмел пол, пропылесосил и вычистил загаженные туалеты по всему дому.

Старшеклассники были отвратительны, особенно когда оказывались в чужом доме.

Это была моя нелюбимая часть вечеринок – последствия. И хотя Мария в любом случае привела бы дом в порядок, я не хотел заставлять ее этим заниматься. Несмотря на мое отношение к Шей, ее бабушку я обожал. Марию было трудно не любить. Она была дерзкой и никогда не извинялась за свою сильную, смелую личность. Я был уверен, что именно от нее Шей унаследовала свой пламенный нрав. Я не знал, почему так сильно привязался к Марии. Может быть, это было связано с той заботой, нежностью и лаской, которую она проявляла ко мне даже тогда, когда я этого не заслуживал. Или дело было в том, что у меня никогда не было бабушки и я часто задавался вопросом, каково быть чьим-то внуком.

Или потому, что она всегда приносила с собой домашнюю еду. Ее стряпня всегда была кстати.

Воскресенье было моим любимым днем недели, потому что Мария приходила к нам убираться. Она работала у нас уже семь лет и была одной из лучших частей моей жизни.

В тот воскресный день Мария пришла и ярко мне улыбнулась. Она всегда улыбалась и напевала себе под нос какую-нибудь мелодию, когда заходила в дом.

– Выглядишь, как какашка, Лэндон, – заявила она, неся в руках тарелку с едой. – Ты должен высыпаться.

– Я работаю над этим.

– Лжец.

Мой взгляд переместился к тарелке.

Пожалуйста, будь лазаньей, пожалуйста, будь лазаньей, пожалуйста, будь…

– Я приготовила лазанью на ужин, – сказала Мария.

О да!

Это было мое самое любимое в мире блюдо, если не считать энчиладас Марии. Еда, приготовленная Марией, становилась главным событием каждой недели. Как будто она добавляла в каждое блюдо щедрую порцию своей души и сердца, приправляя его щепоткой фантазии.

– Ты хорошо спал в эти выходные? – спросила она.

– Да, неплохо.

– Снова лжешь. Твои мешки под глазами больше, чем у меня, а мне больше четырехсот лет.

– Прекратите, Мария. Вы выглядите не старше тридцати.

Она улыбнулась.

– Ты мне всегда нравился, ты же знаешь это, да?

Она передала мне блюдо и велела поставить его в холодильник.

– Чем ты занимался прошлой ночью?

– Тусовался с Грейсоном. Ничего серьезного. Видеоигры и все такое.

– Хочешь сказать, здесь не было никаких вечеринок?

Я улыбнулся. Снова лгать ей было бесполезно, и она тоже это знала.

– Как твои отметки, Лэндон Скотт?

Клянусь, Мария была единственным человеком, кому было позволено называть меня средним именем. В какой-то степени мне это нравилось. Казалось, что это делало наши отношения более личными, чем отношения клиента и работодателя.

– С ними все в порядке.

– А ты уже выбрал специальность, на которую будешь учиться в колледже? – спросила она.

Мария давно знала ответ на этот вопрос, но все равно спрашивала. Я должен был поступать на юридический факультет Чикагского университета. Этого хотел отец – предполагалось, что я пойду по его стопам. Я согласился, потому что, черт возьми, что еще мне оставалось? Я не знал, кем хочу быть, поэтому было легче предоставить это решение отцу.

Перспектива учиться в колледже казалась мне довольно призрачной. Я понятия не имел, кем на самом деле хочу стать, когда вырасту. У меня не было ни малейшего желания посвятить себя какому-то одному делу, что еще сильнее усложняло мне задачу. У меня не было увлечения. Как я мог решить, что делать со своей жизнью? Каждое утро я с трудом вытаскивал себя из постели. Так что я выбрал просто послушаться отца. Конечно, его жизнь казалась скучной и замкнутой, но, по крайней мере, он был успешен.