Лэндон и Шей. Разбитые сердца - Бриттани Ш. Черри

– Хорошо. Ты фальшивка, Лэндон.

И это было оно? Грандиозное открытие?

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря, что я фальшивка?

– Именно это. Ты. Фальшивый. Именно этим. Фальшивый. В тебе нет ничего настоящего. Ты – ходячая ложь.

Я рассмеялся. Без шуток, я на самом деле громко и искренне рассмеялся, что со мной случалось нечасто. Это был глубокий, животный смех.

– О чем ты, черт возьми, говоришь? – спросил я. – Во мне все настоящее. Я самый большой реалист в этом сраном городе.

– Нет, – не согласилась она, покачав головой. – Ты фальшивый. Еще более фальшивый, чем новые сиськи Карли Патрик, которые она сделала на свое восемнадцатилетие.

– Что?! – выдохнул я, ошеломленный ее словами. – Я не фальшивка, Шей.

– Ничего страшного, Лэндон. – Она пожала плечами и принялась ковырять ногти. – Кажется, людям нравится твоя ложь.

– Я не фальшивка, – снова возразил я, и в этот момент моя кровь начала закипать. – Кроме того, я видел сиськи Карли вблизи и лично. Два торчащих вперед шара со стоячими сосками. В мире нет ничего более фальшивого, чем эти силиконовые арбузы. Во мне много плохих качеств, но фальшь к ним точно не относится.

– Хорошо, тогда ты можешь ответить на мой вопрос?

– Легко.

– Сколько людей знает, что тебе плохо?

– Что за сраный вопрос? – рявкнул я.

– Прямолинейный, – ответила она.

Она казалась такой хладнокровной, спокойной и собранной – это было одной из многих вещей, которые я в ней презирал. Как будто ее жизнь всегда была стабильной. Я мечтал о такой жизни и, видя, что она у нее есть, чертовски раздражался.

– Как давно тебе плохо, Лэндон?

Я взглянул на часы.

– Около трех минут, потому что быть запертым с тобой в этой каморке – сущий ад.

– Разве это не ты хотел зайти сюда со мной?

– Моя ошибка. Я забыл, как сильно ты меня раздражаешь.

Она улыбнулась своей чертовой ухмылкой, довольная моим раздражением.

– Ты собираешься ответить на мой вопрос?

– Ты собираешься сосать мой член? – ответил я.

– Ты всегда так делаешь? – спросила она, наклонив голову и изучая выражение моего лица.

Она делала то, что делала – читала меня. Отмечала мои движения и напряженность моих челюстей, вглядывалась в каждый мой дюйм.

Не позволяй ей читать себя, Лэндон. Она не смогла бы справиться даже с моим прологом. Все мои стены были подняты, и я не собирался позволить ей их разрушить.

– Делаю что? – спросил я.

– Используешь сарказм, чтобы скрыть свою боль.

– Какая боль? Посмотри на мою жизнь. У меня есть деньги, крутые вечеринки и девчонки, которые на меня вешаются, зачем мне грустить?

– Может, потому, что деньги, девушки и вечеринки не делают человека счастливым. Я вижу, насколько ты ничтожен в своих собственных глазах.

Я поморщился и прошептал:

– Ты ни хрена обо мне не знаешь, Шей.

– Тогда почему я могу так легко залезть тебе под кожу? Если бы это было неправдой, если бы тебе не было грустно и плохо, могли бы мои слова тебя побеспокоить?

– Ты не понимаешь, – спокойно ответил я.

Она понимала.

Она задела меня, заставив меня чувствовать себя некомфортно из-за того, что она, казалось, могла видеть те части меня, которые я так тщательно скрывал от окружающих. В моей груди нарастал гнев, и мне нужно было выпустить его, пока он не достиг своего предела.

– Может быть, мы просто помолчим до конца времени, – сказал я ей.

– Второй раз в жизни я с тобой согласна.

Шей села на пол шкафа, и я сделал то же самое, прислонившись спиной к висевшему там пальто. Почему семь минут ощущаются как семьдесят? Время вообще идет? Я чувствовал себя в аду.

Затем наступила тишина. Тишина, навеянная тяжелыми мыслями. Каким-то образом ей удавалось читать меня, и поэтому, когда тишина стала слишком напряженной, я прочистил горло и попытался завести светскую беседу в надежде заткнуть внутренний голос.

– Цыпленок и Сатана заходят в чулан… Не слышала этот анекдот?

Она тихо рассмеялась.

Это был мимолетный смешок, но, черт возьми, я никогда не слышал, чтобы Шей смеялась над моими словами, – это было ново. Маленькая часть меня наслаждалась звуком ее смеха – это тоже было в новинку.

– Лэндон? – прошептала она.

– Да?

– Просто заткнись, ладно?

Что ж, хорошо.

– У вас еще минута, похотливые животные! – крикнул Эрик.

Мы оба встали, и я сделал шаг ей навстречу.

– Понимаю, что ты не хочешь целоваться. Это слишком интимно и лично, но, если хочешь, то это твой последний шанс прикоснуться к моему члену, пока никто не видит. Я не буду тебя останавливать.

– Спасибо, не стоит. У меня аллергия на арахис, – сказала она так легко и громко, что толпа по ту сторону двери разразилась смехом.

Шей снова ухмыльнулась, чувствуя гордость за свою маленькую шутку. Той красивой раздражающей ухмылкой, которую я ненавидел.

Шей: 1.

Лэндон: 0.

Впрочем, я не переживал. Игра только начиналась. Она могла забить один гол, но я не собирался позволить этому случиться снова. Мы играли на моем поле, и Шей не знала, с кем имеет дело.

Когда время истекло, мы открыли дверь и вышли к толпе. Лидером этой компании была Моника, и у нее были совершенно сумасшедшие глаза. Меньше всего мне хотелось иметь дело с обезумевшей Моникой. Она реагировала так всякий раз, когда видела меня с другой девушкой, хотя сама трахалась с миллионом парней.

Я расправил плечи и приоткрыл губы, чтобы заговорить, но ладонь Моники, звонко приземлившаяся на мою щеку, меня опередила. Если не ошибаюсь, прошло почти два месяца с тех пор, как Моника в последний раз дала мне пощечину, это был новый рекорд.

– Серьезно, Лэндон? Ты играешь в бутылочку с другой девушкой? С моей подругой?! – выкрикнула она, затаив дыхание.

Ее глаза наполнились слезами, в то время как толпа, замерев в ожидании, продолжала внимательно следить за происходящим. Если и были две вещи, на которые всегда можно было положиться, так это на драматизм Моники и на любопытство случайных людей, жаждущих понаблюдать за каким-нибудь скандалом.

Забавно, что при всем том дерьме, которое Моника выливала на Шей у нее за спиной, она называла ее своей подругой. Думаю, что она не выносила Шей даже больше, чем я. Казалось, Моника даже завидовала тому, как я ненавижу Шей, что лишь усиливало ее отвращение к ней. Иногда меня раздражало то, что она говорила о Шей, и то, как низко она опускалась, поливая грязью девушку, которую я ненавидел. Как ни странно, я нередко защищал Шей, до которой мне не должно было