El creador en su laberinto - Андрей Миллер

Кузьмич задумчиво посмотрел в них. И понял, что иного выбора, кроме как отвечать на вопросы, у него нет.

— Я не знаю, гондоны, что у вас за приколы такие. Хули вы тут сейчас разыгрываете, после вчерашнего… и нахерища. Знаю я вот что: во-первых, вам жопа. Это дело дойдёт до губернатора…

— Ну-ну, попугай нас ещё. К делу, а то яйца отстрелю.

Губернатор? Странно вообще, что Кузьмич о нём вспомнил. Я даже не знал, как зовут нынешнего губернатора Московской области, да и срать на него. Родители Славика будут покруче этого губернатора, чтобы вы знали.

— …во-вторых, не знаю, кого вы там травили. Бабе вы отрезали башку. Вместе с теми поехавшими из-за речки. Ты, блядь, мне сам фотки показывал. Отморозок ебучий…

Комок пополз вверх по пищеводу. Ноги стали ватными.

— ….и в-третьих, я знаю, что вы тут вчера устроили. Когда вернулись и начали виноватых искать. Как будто мы, блядь, при делах! Ты реально, дебил, не помнишь, что натворил в посёлке? Нихуя не верю. За что?! Ну вот за что?.. Что мы вам сделали, суки???

У меня дар речи пропал напрочь. Как, похоже, и у Славы. Остался он только у Кабана.

— Ты чего мелешь вообще?

— В телефон свой посмотри, говна кусок. Вам жопа, я говорю. Вам край. Стопудов губернатора оповестили уже. Молитесь, сучары!

— Да нам всем пизда теперь… — простонал Юрец.

— А ты, Юрчик, не ссы. Придут — я на вопросы отвечу, вот как есть. Как должностное лицо. Я-то из кабинета выйду. А этих туда не поведут даже. Пиздец им теперь. Как и мудакам из-за речки. И конеёбам тем тоже. Всем пиздец. А нам с тобой ничо не будет. Мы не виноваты.

Я не знал, что сказать. Я понятия не имел, что и подумать. Взгляд упёрся в полупустую бутылку «Пяти озёр» на столике. Такую же, какую мы нашли в своём лагере. Никогда в жизни ещё так не хотелось выпить водки: даже час назад хотелось меньше. Убийство, какие-то люди за речкой, «конеёбы», отрезанная голова, кабинеты, губернаторы… мой мозг наотрез отказывался обрабатывать эту информацию, как желудок не принимает палёный алкоголь с просроченной закуской.

Я, можно сказать, ментально блевал. Слова Кузьмича лились в уши и тот же исторгались обратно.

Корчащийся на табурете Славик справился со всем этим дерьмом быстрее. Пусть голос его звучал так себе, но голова явно работала. На удивление хорошо работала — для человека с дробью в пузе.

— Кому отрезали голову? Блондинке или крашеной?..

Мне, честно говоря, на эту деталь было плевать. А вот Славику с Кабаном — явно нет.

— Я ваших шаболд не разбираю. Оставьте нас в покое, говнари! Хотите — за речкой вопросы задавайте. Хотите — ждите, пока приедут сюда компетентные. Хотите — ищите конеёбов. Или того черножопого, который с вами был… Вот чо хотите, то и делайте. Нас оставьте… мы живём, блядь, и никого не трогаем. Мы тут ни при чём!

Ненависть в глазах Кузьмича сменилась выражением какой-то усталости. И отчаяния. И даже, можно сказать, искренней просьбы. Он по-прежнему оставался спокоен: стократ спокойнее, чем был бы я под прицелом. Стало понятно, что он не просто так храбрится: дело тут не в губернаторе Московской области. Кузьмич помнил нечто, по сравнению с чем ружьё уже не особо пугало. Он действительно хотел, чтобы мы оставили их с другом и всем посёлком в покое.

Но держался подобно партизану, готовому напоследок плюнуть в лицо врага. Мол, нас миллионы — всех не перевешаете. Я преодолел мышечное оцепенение и всё-таки потянулся за водкой. Вкуса и жжения спирта даже не почувствовал: будто тёплой воды глотнул.

— Ладно. — произнёс Кабан. — Тачка у вас есть?

— Во дворе. Забирай и уёбывай.

— Ключи где?

— Да вон, на гвоздике.

— Окей. Боря? Боря! Очнись уже. Дай ружьё. Я посторожу… а ты тачку проверь.

Не помню, как я отдал Кабану двустволку, снял с гвоздя ключи и вышел во двор. Голова страшно кружилась, ноги двигались будто сами по себе. Я прижался к стене дома, кое-как пополз по ней.

За углом стоял старенький УАЗ. Жёлто-синий, с мигалкой и надписью «Милиция».

Блядь. Они ещё и менты, выходит? Или только Кузьмич? «Должностное лицо»… Мысли еле-еле ворочались. Я открыл водительскую дверь, залез в машину. Воткнул ключ в замок, повернул. Ну, хоть что-то хорошее: мотор заурчал. И бензина полно, почти полный бак. Можно хоть до Москвы доехать, не говоря уж о ближайшей больнице.

Потом пришла мысль проверить бардачок. В нём валялись не представляющие интереса бумаги, смятая пачка сигарет, пакет из-под сухариков и… ствол.

Ощущение рукоятки «Макарова» в руке сразу придало уверенности и очистило башку. Я же говорил: люблю оружие. У отца коллекционная лицензия, чего только нет по сейфам. Сам недавно получил вторую «зелёнку», добавил к купленному с рук за копейки 870-му «Ремингтону» отцовский подарок на день рождения. Holland & Holland, чтобы вы знали. Дорогое оружие.

Я сунул пистолет в карман, и он стукнулся об лежавший там «Айфон». Точно! ПИН-код вспомнил не сразу. Сеть по-прежнему на нуле… насрать. Так, фотографии. Ох… лучше бы не смотрел.

С каждым свайпом палец всё больше немел, перед глазами добавлялось разводов и искр. Ладони стремительно потели.

Ночь. Лес. Какие-то огни. Кажется, костёр. Кабан, Славик. Непонятные люди, стоящие спинами к камере. Чьё-то бородатое лицо не в фокусе. Наш джип. Ни Вики, ни Оли. Кровь.

Кровь на моём безумно улыбающемся лице. Кровь на чём-то вроде здорового тесака, на чужих руках. Огни деревенских домов. Пятно вспышки на траве, краем захватывающее кусты, а там — круглый предмет. Голова, только непонятно, чья. Какие-то знаки, намалёванные невесть на чём, но явно кровью. Силуэты между сосен. Круп лошади. Странная фуражка. Бутылка водки.

В какой-то момент стало ясно, что хоть листать дальше и надо — но я не могу. Ком из горла наконец прорвался наружу: я натужно блеванул. Одними желудочным соком и бухлом.

И услышал выстрелы.

***

УАЗ на ухабистой просёлочной дороге трясло страшно. Тачка эта, кто бы что про отечественный автопром ни говорил, по-своему хороша — но комфорт к её достоинствам не относится. Не для того конструировали. От тряски раненому Славику, конечно, лучше не