Ничего страшного - Роман Сенчин

- Спасибо... Буду иметь в виду... если что.

От гаража до дачи километров двадцать.

Дорога сперва идет по восточной окраине города, самой малопромышленной и живописной. Сразу за новостройками (им, правда, лет пятнадцать уже) белыми блочными девятиэтажками - парк и река Самусь, а дальше, в сосновом бору, старые дачи, еще тех времен, когда участки давали именно для отдохновения.

Но чем круче дорога заворачивает на юг, тем скуднее и безрадостнее пейзаж. Справа, за замусоренным пустырем, виднеются серые громады цехов завода железобетонных изделий, необитаемым небоскребом возвышается элеватор, что-то инопланетное напоминают огромные бочки с лесенками на нефтебазе... А слева сосновый бор постепенно переходит в березняк и осинник, а потом, после моста через Самусь, начинается тоскливая полынно-ковыльная пустошь. Солнце здесь уже колючее, беспощадное, по-настоящему азиатское; правду, наверное, говорят, что это самый северный район, куда добралась желтотравая монгольская степь...

- Двадцать девятого решили открывать "Ватерлоо", - таким тоном, словно ответил на вопрос, произнес Стахеев. - Завтра рулеточные столы должны завезти. Пять штук, из Германии. А сейчас игровые автоматы устанавливают, дизели монтируют, чтоб с электричеством проблем не было.

И хотя Юрий Андреевич никак не отозвался, даже головой не качнул, как часто делал из вежливости, Стахеев с увлечением продолжал:

- Я посмотрел вчера, как отделали. Эрмитаж настоящий! Позолота, лепка по стенам такая, на полу паркет шашечками... Первый этаж решили для автоматов отвести, для бильярда, а второй - для серьезного. Рулетка, покер, ресторан... Я сейчас, представляешь... - Дмитрий Павлович как-то смущенно хехекнул. - Книжку одну читаю. "Как выиграть в покер". Учусь. Может, миллионером стану.

Губин решил пошутить:

- Миллионерами нынче по телевизору становятся. В передаче этой самой... Парень ведет, в очках...

- А-а, "Кто хочет стать миллионером"? Да показуха, именно - телевизор. Надо, старик, по-серьезному... Достало, тебе скажу, в творческого интеллигента-бессребреничка играть.

Юрий Андреевич покосился на Стахеева, увидел серьезное, даже чуть озлобленное лицо; от той шутливости, что только что слышалась в голосе, от всегдашней слегка высокомерной добродушности и следа не осталось... Стахеев смотрел вперед, недобро щурясь, двигая побелевшими скулами.

Наверно, уловив взгляд, он начал необычно для себя медленно, раздумчиво объяснять - будто в первый раз читал трудную лекцию:

- Не принимаю я, понимаешь, сказочки этой... Вот Чехова любим, а он так нас показал... интеллигенцию то есть. Мы ведь, старик, если копнуть, лентяи просто, ничего не умеющие делать путного. Но мы умеем лень и неумение образом таким прикрывать... Лбы морщим, глобальными проблемами мучимся, спорим о судьбах цивилизации. Тоскуем очень красиво. А о чем лбы-то морщим? Гадаем, какая погода в Африке. Или мучимся... Хм! Один, что женщину сразу не закадрил, потому что ролью своей страдальческой слишком увлекся, другой - что полюбил сдуру одну из сотни своих закадренных, а любовь, это ведь проблема не глобальная, личная - от любви и свихнуться можно... И в итоге с радостью в палату номер шесть идут... идем. Хм, страдальцы!

Юрий Андреевич тоже усмехнулся, но усмехнулся озадаченно. Это только подстегнуло Стахеева говорить дальше и возбужденней:

- Да, старик, лень и бессилие! И маска исусиков. Как у этого, из фильма "Депутат Балтики". Помнишь? Все на стремяночке книги читал. И вот мы такие же... только в отличие от него делать ничего не хотим и не умеем...

- Ну, Дмитрий Палыч, - не сдержался Губин, - ты уж слишком.

- Не слишком, не слишком. Я про это все последние... лет десять думаю. Смотрю, сравниваю людей. И пришел я, старик, к выводу, что все мне и тебе подобные - ты уж извини - просто-напросто паразиты. - Стахеев резко крутнул руль, объезжая колдобину, но поздновато, и машину тряхнуло; он болезненно сморщился. - Прикрываемся маской ученых, хранителей великого языка, культуры, а на самом деле...

"С чего взбесился вдруг? - думал Юрий Андреевич, с надеждой глядя в лобовое стекло. - Скорей бы доехать..."

- Вот скажи мне, старик, кому нужны наши лекции? По большому счету, а? Честно только, Юр, без булды? - И Стахеев замолчал так выразительно, что отмолчаться Губину показалось невозможно.

Он сказал, в душе сознавая, что говорит не совсем честно:

- Нескольким с курса нужны. Необходимы.

- Зачем?

- Ну, как... - Стахеев задал явно глупый вопрос, и Юрия Андреевича это почему-то обрадовало. - Этак можно и вообще во всем засомневаться и все отрицать. И в итоге школы позакрывать, книги сжечь, встать на карачки. - Он сделал паузу и добавил где-то услышанное: - На карачках удобнее.

- Хм, да я не насчет карачек... отрицания. - Стахеев, кажется, слегка смутился. - Я о том, что мы за пустое зарплатки свои получаем. Это, старик, не работа - рассказывать о Зощенко или о "Полку Игоревом" или учить двадцатилетних олухов правописанию.

- Почему ж не работа?! Мы направляем молодежь, ориентиры даем, так сказать, стимулируем. Создаем базу знаний.

- Интеллигентный человек сам в двадцать лет должен разбираться, а остальные... Они хоть десять раз "Войну и мир" прочитают, ничего не поймут, - вставил Дмитрий Павлович, но Губин уже не слушал, а говорил свое:

- Конечно, можно лекции по вечерам читать, после какой-нибудь настоящей работы. После смены на заводе, к примеру. Правда, в таком случае мы развиваться не будем, будем повторять их, как попугаи. А студенты спать в это время, тоже на заводе упахтавшись... Да это, кстати, было уже. Помнишь, любительские театры везде насаждали? Профессиональные собирались закрывать...

- А сейчас, извини, ты развиваешься? Ты лекции не штампуешь?

Юрий Андреевич поражался, как быстро и из ничего возник их спор и как он сам вдруг разгорячился. Хотелось сказать: "Ладно, Дмитрий Палыч, чего это мы, как с цепи сорвались..." Но вместо этого он с напускным достоинством пожал плечами.

- Стараюсь не штамповать. Вот перечитываю сочинения соратников Аввакума, собираюсь расширить тему...

- И как? Удачно?

- Гм-м... - Ответить сразу и твердо не получилось; в первый момент хотел признаться, что идея пока только оформляется (хоть оформляется она уже несколько лет), но потом решил ответить более оптимистично: - Да. Думаю, в этом году успею опробовать.

- Молоде-ец. Послушать-то пустишь?.. А у меня чегой-то период такой... Все по-прежнему. - Голос Дмитрия Павловича стал на этот раз не злобный и не ироничный, а явно и просто грустный. - Вроде столько нынче открытий в литературе, особенно двадцатых-тридцатых годов... Вот вышли записные книжки Платонова... года три назад... Уникальная вещь, старик! Отдельной лекции заслуживают, а то и спецкурса бы, а я о них только упоминаю, почитать все советую. И ведь уверен - никто не почитает. Им вдалбливать надо...

"Жигули" пробежали по коротенькому мосту через Самусь и словно пересекли границу между лесным севером и степным югом. И разговор заглох.

Стахеев закурил новую сигарету, обиженно смотрел вперед. Юрий Андреевич, вжавшись в сиденье, желал лишь одного - скорее доехать до дачи. Его ошарашили откровения коллеги-приятеля - уж от кого-кого, но от Стахеева он подобного не ожидал. Казалось, все у него легко и гладко и в жизни и в профессии, знает на любой вопрос ответ, а на самом-то деле... И неприятней всего Юрию Андреевичу было то, что Стахеев озвучил его собственные размышления, выразил его горечь, а он с ним спорил, не соглашался, пытался подшучивать. Честно ли, что не поддержал? Не сказал, как он боится встреч со своими бывшими студентами, теперь кондукторами, торгашами, милиционерами; что давно чувствует себя каким-то фрезеровщиком, вытачивающим ради зарплаты никому не нужные шестеренки... Но признаться, сказать - это крах, крах!..

"А Илюшин! Илюшин! - вспомнил и рассердился на себя за малодушие Юрий Андреевич. - Пускай фанатик своего Серебряного века, сумасшедший в прошорканном пиджаке, но ведь он - настоящий. На таких и держится!.." - "Да не для студентов же он читает, - тут же самому себе и ответил. - Аудитория для него, как декорация, допинг. А на экзаменах пеньком сидит, ему все равно... И ставит одни четверки без разбора. Он, может, хуже нас... в этом плане".

Машина поднялась на широкий гребень, напоминающий заросшую землей древнюю стену, и Губин увидел впереди и внизу огороженные темно-серыми заборами прямоугольнички участков, коробки домишек, белые пятна цветущих вишен и слив, зеленые клочки травы. Дачный поселок "Учитель"...

- Базу давать... ориениры... - заворчал, точно проснулся Дмитрий Павлович. - Филологи... Одни вон жизнь положить готовы, чтоб "парашют" через "у" стал писаться, другие не знают, что еще из Толстого с Достоевским высосать... Прочитал на днях кандидатскую... "''Кушинство'' и ''иранство'' в русской прозе десятых-тридцатых годов". Чуть голова - веришь? - не лопнула... Или одному тут нашему выпускничку статью заказал про историю азартных игр. Ну, в виде рекламы казино... Написал. Про кости, про карты, рулетку, этих "одноруких бандитов". Читаю. Нормально вроде. И тут... Я, старик, наизусть сразу запомнил. Слушай: "Главные стилизованные персонажи карт называются "королями" - по имени основателя первой средневековой европейской империи, франкского монарха Карла Великого". И в скобках: "Тысяча семьсот шестьдесят девятый-тысяча восемьсот четырнадцатый гэгэ правления". Уловил? Нет?