Море, мечты, Марина и ее рыбки - Татьяна Леванова

— Здорово! — я была так захвачена новой идеей, что не сразу заметила, что Жора сам согласился участвовать в выставке, и мне не нужно его уговаривать.

— Вообще-то сначала я не собирался никому показывать замок и каравеллу, — тихо сказал Жора, — считай, что это заслуга твоих картин.

Он улыбнулся, и, не прощаясь, побежал вниз по лестнице. Я не стала его провожать, взяла кисточку, и начала рисовать рыцарю руку, зажимающую рану.

Через несколько минут ко мне поднялась мама.

— Рисуешь? — спросила она.

Я кивнула, выбирая самую тонкую кисть для алой краски, чтобы кровь сочилась, а не текла рекой.

— Какой интересный мальчик. Так ты говоришь, он живет в соседнем доме?

— Да, похоже, они тоже коренные анапчане, как и Анжела. Потомки греков или кто тут был…

— Он сказал, что увлекается историей. Спроси у него, чьи корни у анапчан.

— О, тут много народностей, я уже читала… Погоди, ты что, разговаривала с ним без меня? — я повернулась к маме, забыв про картину.

— Ну что с того, — мама выглядела смущенной, — должна же я знать, кого мой ребенок приводит в дом.

— Мам! — мне было и смешно, и неловко. — Но почему тебе вздумалось допрашивать Жору? А до этого ты насела на Анжелу с ее имиджем. Почему ты не пристаешь к друзьям Лены, позволь тебя спросить?

— Может, потому, что на них где сядешь, там и слезешь, — рассмеялась мама. — Хотя должна сказать, ты выбираешь себе странных друзей, но очень интересных.

— Друзей не выбирают, кто подошел, тот и остался…

— Пусть так, но подружки Лены — вполне обычные девочки. Чересчур гордые, это да, но…

— Мне они не нравятся, я им тоже…

— Ты им не нравишься даже теперь, после того, как приоделась и сменила прическу? — удивилась мама.

— Теперь они меня просто игнорируют. А Жора мне не друг в общем-то. Просто мы вместе участвуем в школьной выставке.

— А Мишу ты помнишь?

— А Миша мне пишет два раза в неделю, — улыбнулась я, вновь возвращаясь к работе.

— Ну дай-то Бог… — мама села на мою кровать и задумалась, уставившись в окно.

— Мам, а с тобой что происходит? — осторожно спросила я.

— Со мной — ничего.

— Мама, может быть, у тебя лялька будет? — решилась спросить я.

— Марина! — вздрогнула мама. — Ты не слишком быстро взрослеешь? Хотя отвечу на твой вопрос — нет, ляльки у меня пока не будет.

— Тогда что с тобой?

Мама долго молчала, делая вид, что внимательно рассматривает мою картину, потом сказала:

— Вот у тебя столько проблем — разлука с мальчиком и подружками, новые друзья, стычки с Леной, привыкание к новому составу семьи, дому, учеба, теперь еще и выставка, я даже завидую тебе.

— Ты уже говорила, что завидуешь…

— Ты мучаешься, переживаешь, карабкаешься изо всех сил — но живешь, жизнь вертится, а я сижу круглыми сутками одна дома, шью, шью…

— Дом просто преобразился. Шторы, салфетки, скатерти, красивые лоскутные одеяла. Анжеле так идет ее новое платье.

— Да, шить для Анжелы было интересно, — заулыбалась мама. — Приятно видеть, как она преобразилась. Вы с ней теперь такие красавицы… Но я уже три месяца сижу в четырех стенах.

— Шла бы на море, позагорала, — рассеянно отозвалась я.

— Не в этом дело.

— Погоди, — испугалась я, — у вас с дядей Сережей проблемы? Вы поссорились?

— Мы не ссорились, — вздохнула мама. — Мы просто почти не видимся. Он приходит поздно ночью, иногда с запахом алкоголя, я не знаю, что и думать. Твой папа так никогда себя не вел.

— У него неважные дела в бизнесе, закусочных слишком много на побережье.

— Я понимаю, но он словно забыл обо мне. Я не жду, что мы пойдем развлекаться, я понимаю все его трудности, но хотя бы в саду вечерком мы могли бы посидеть вместе? Не знаю, зачем я тебе все это говорю? Ты не обращай внимания, я просто устала, мне нужно устроиться на работу, наверное, — мама торопливо вышла из комнаты.

Я опустила кисти, не думая о том, что сохнет краска. Мне казалось, что у меня хоть и много проблем, но в одном порядок — есть дом, семья, уверенность в завтрашнем дне, а главное мама счастлива. Отдыхает, шьет в свое удовольствие, не ради копеек, а для души. Хоть они все время говорят об экономии, но раньше мы жили намного хуже, не то, что минералка и фрукты, заварка для чая не каждый день была. Ан нет, все намного сложнее, чем мне казалось. Я никогда не думала, что может случиться, если дядя Сережа и мама разлюбят друг друга. Интересно, как бы это восприняла Лена?

Жора явился в среду с огромной коробкой, укутанной в старую простынь, и на все вопросы одноклассников угрюмо отмалчивался, строго следя, чтобы никто к ней и близко не подходил. Я-то знала, что там каравелла, пират и замок, но тоже молчала раз он так этого хотел. Лишь когда не в меру строгая химичка потребовала «выбросить этот хлам», я не выдержала и сказала:

— Это очень ценный и хрупкий экспонат для школьной выставки.

Жора бросил на меня свирепый взгляд, но химичка смирилась с присутствием коробки под нашей партой, и мой сосед удержался от комментариев. Свои картины я с утра пораньше отнесла в кабинет к Амине Михайловне, и сейчас меня немного беспокоила рука рыцаря — масляные краски сохнут очень долго, два дня явно не достаточно.

Но все обошлось благополучно. Никто не позарился на старую коробку с бесценными скульптурами, мои картины не размазались, и, хоть мы здорово поспорили с ребятами, помогавшими оформлять зал, все получилось как мы хотели — дама и рыцарь рядом с замком, пират рядом со своим кораблем, каравелла на фоне морских пейзажей.

— Убей меня Бог, если я понимаю, зачем скульптуру ставить рядом с картиной, в жизни не слышала о такой композиции, — ворчала Амина Михайловна, вмешавшись в наш спор.

— Поверьте, они созданы друг для друга, — улыбнулся Жора, — я решил участвовать лишь когда понял это.

Амина Михайловна покосилась на меня, чуть заметно усмехнулась и притворно сердито проворчала:

— Делайте что хотите.

Утром, в день выставки, я так волновалась, что не могла толком уложить волосы. В конце концов махнула рукой и заплела косу. Удивительно, но без очков коса мне шла намного больше, по крайней мере лицо не казалось длинным и унылым. Потом я меняла наряды, рискуя опоздать, так что даже Лена, увидев меня в третьей кофточке за утро, съязвила:

— Выставляют ведь не тебя, а картины.

На уроках мы с Жорой почти не слушали учителя, все перешептывались, как наши поделки пережили ночь, не влезли ли воры, не переломали ли их, не разделили, расставив по-другому. Учительница химии даже не выдержала и сказала:

— Флиртовать отправляйтесь в коридор.

Я покраснела до тошноты, слушая смех одноклассников, а Жора выскочил из класса. Но через десять минут он вернулся, извинился перед учительницей и, сев на свое место, прошептал:

— Все в порядке. Я там был.

— Они целы? — спросила я. Жора кивнул в ответ и уткнулся в учебник.

Я еле дождалась перемены, чтобы сбегать посмотреть, но двери в зал были закрыты.

— Слишком много любопытных, — сказала мне техничка.

— Кикимора с Жориком так носятся с этой выставкой, словно у них есть какой-то шанс.

— На самом деле их криворукие поделки нужны лишь для галочки, чтобы наш класс отпустили в дельфинарий, — прощебетали Лю-лю с Евой, проходя мимо.

Я так расстроилась, что остаток уроков просидела тише воды, ниже травы. Слова «криворукие поделки» не выходили у меня из головы, и я с ужасом думала, что будет, если наши произведения никому не понравятся. Когда прозвенел последний звонок, и Анжела с Жорой подошли ко мне, чтобы вместе идти на выставку, мне даже плохо стало.

— Я домой поеду, — сказала я жалобно. — У меня голова болит…

— Не реви, — улыбнулась Анжела.

— Не трусь, — твердо сказал Жора, — меня на этой выставке из года в год ругают, до сих пор жив.

Видимо, чтобы я не сбежала, он крепко взял меня под руку и повел в зал. Я умоляюще посмотрела на Анжелу, протянув ей другую руку, но подруга улыбнулась и помахала мне рукой. Она скосила глаза в сторону Ласковых стервочек, и я увидела, что они впятером смотрят на меня с перекошенными лицами. Что могло их так рассердить?

Жора, не глядя по сторонам, упорно тащил меня в зал. Там уже собрались остальные участники выставки, зрители и жюри. Когда я посмотрела на сосредоточенные, даже сердитые лица жюри, остатки мужества покинули меня. Если бы Жора не держал меня так крепко, я бы села прямо на пол. Ноги размякли, словно из них вытащили все кости. Мы встали рядом с Аминой Михайловной у нашего кусочка стены и принялись ждать, когда к нам подойдет жюри. Строгую преподавательницу ИЗО, а также завуча и директора, я уже знала, а вот сутулого пожилого мужчину с длинными волосами, заплетенными в косу наподобие моей, только короче, видела в первый раз в жизни. Вот они поговорили с ребятами из параллельного класса, у которых были макраме и глиняные фигурки, обменялись парой слов с их классным руководителем, потом направились к нам, и я изо всех сил вцепилась в руку Жоры, осознав, что пришла наша очередь…