Внуки Тантала - Кеннет Дун

владельца. На двух противоположных стенах висело еще по портрету. Бравый мужчина лет тридцати или сорока в генеральской форме конца прошлого века смотрел прямо на изображение молодой женщины с каштановыми волосами, одетой в пышное лиловое платье. Я предположил, что это портрет отца Габриэля и, возможно, его матери. Или мачехи?

У стены напротив окна я обнаружил камин, вокруг которого стояло несколько кресел. Вначале я хотел сесть в одно из них, но потом заметил на каминной полке фотографии и стал их разглядывать. Снимков было немного, и все они были старыми. Я увидел того усатого генерала, правда, уже с тронутыми сединой волосами, держащего под руку улыбающуюся девушку. Платье на ней было другого фасона, но она очень походила на свой портрет на стене. Затем я увидел групповой снимок: тот же генерал сидел рядом с женой, державшей на коленях малыша, которому на вид было года два или три. За супругами стоял серьезный подросток, положивший руку на плечо отца. Мне показалось, но плечи у генерала были слегка перекошены, или это фотограф выбрал неудачный ракурс. Если подростком был Габриэль Торн, то сходство между отцом и сыном было очевидно: тот же широкий лоб и тонкий нос, узко посаженные глаза под широкими бровями, которые придавали лицам обоих сосредоточенный вид. К счастью, ни тот ни другой не унаследовали ущербного рта своего предка.

Наконец я взглянул на третью фотографию. Подросток на этом снимке уже превратился в молодого мужчину с усами и эспаньолкой, но я легко узнал в нем Габриэля Торна. Теперь я заметил, что у него есть много общих черт и с Габи. Он обнимал за плечи своего младшего брата – во всяком случае, я решил, что это и есть тот малыш с семейного портрета. Но если на детском снимке этого не было заметно, то здесь было отчетливо видно, что с ребенком что-то не так: он был слишком толст для своего возраста, жидкие светлые волосы облепляли череп, глаза смотрели куда-то сторону, а рот был полуоткрыт, обнажив кривые, налезающие друг на друга зубы. Одна губа казалась раздутой, словно по ней ударили.

– Рассматриваете наши фамильные снимки? – услышал я голос за спиной.

В библиотеку вошла старуха. Хотя она и опиралась на палку, двигалась совершенно бесшумно, отметил я. Возможно, ее шаги заглушал толстый пыльный ковер.

– Меня зовут Дуглас Стин, – сказал я, протягивая ей свой визитку.

Она села в кресло и несколько мгновений ее внимательно изучала, нацепив на нос очки, висевшие на цепочке.

– Садитесь, мистер Стин, – милостиво разрешила хозяйка. – Я Гертруда Торн. Вы сказали, что вас прислала Габриэла. Как она поживает?

– Неплохо, – я пока что решил не распространяться о своих личных отношениях с Габи.

Старуха заметила, что я продолжаю стоять и разглядывать снимки.

– Это все, что осталось от моей семьи, – сухо и печально промолвила она.

– На портрете изображены вы? – спросил я.

– Нет, – усмехнулась она. – Это Ребекка, первая жена Корнелиуса, мать Габриэля.

– Но на снимке…

– А, вы заметили сходство? Видите ли, мой муж не отличался большой фантазией. Во всяком случае, ему нравился определенный тип женщины. Когда Ребекка умерла, через несколько лет он встретил меня и почти сразу же сделал предложение. Тогда я была очень польщена вниманием генерала, хоть он был старше и имел сына. Только приехав сюда, я осознала, что он просто хотел получить копию жены. Но мы жили счастливо, – улыбнулась она. – Какое-то время.

Я посмотрел на ее снимок с мужем, потом украдкой перевел взгляд на Гертруду Торн. Конечно, годы ее не пощадили. Тело, спрятанное под грудой шалей, обрюзгло, а лицо превратилось в рыхлую массу, исчерченную морщинами. Но серые глаза сохраняли живое и упрямое выражение.

– Почему здесь нет снимка Габриэля с его первой женой и сыном? – спросил я.

– Слишком больно, – прошептала миссис Торн. – Загляните в верхний ящик стола.

Я открыл ящик и увидел лежащую там лицом вниз фотографию. Перевернув, я вновь увидел всю семью Торнов в сборе: генерал по прежнему в военной форме, слегка располневшая Гертруда, пухлый подросток все с тем же полуоткрытым ртом и капризным выражением лица, молодой Габриэль опять стоял позади, только теперь его рука лежала на плече девушки с малышом на руках. Девушка была блондинкой и смотрела в камеру, как доверчивый олененок. Я никогда не видел мать Габи, Консуэлу, но подозревал, что все свои латинские черты и темные глаза она унаследовала от нее. Если старший Торн отдавал предпочтение одному типажу жены, то его сын во втором браке словно намеренно нашел нечто совершенно противоположное. Я положил фотографию на место и закрыл ящик.

– Вы знаете о существовании Габриэлы. Значит, ваш пасынок приезжал сюда после второй женитьбы?

– Нет. После… трагедии он не мог здесь больше находиться. Ни минуты. Вы же знаете наверняка, что это произошло прямо здесь, во дворе?

Я неопределенно мотнул головой, хотя понятия не имел, о чем речь.

– Они с Мэри и малышом приехали к нам на Рождество. Габриэль отогнал машину наверх к старым конюшням, которые мы только начали перестраивать под гаражи. Он не заглушил мотор и вернулся, чтобы отнести вещи в дом. Мэри с маленьким Джоном любовались рождественскими гирляндами на фонтане, она держала сына на руках. Никто не заметил, что произошло. Видимо, у машины отказал ручной тормоз, и она сорвалась с места. Съехала вниз по дороге и врезалась прямо в Мэри и ребенка. Они погибли на месте. Это был жуткий «Пирс-Арроу» на семь пассажиров, Габриэль им очень гордился. Говорил, что мотор работает почти бесшумно. Он потом приказал уничтожить эту машину.

Этого я не знал. Кэннел упомянул дорожную аварию, и я был уверен, что она произошла в Лос-Анджелесе.

– После этого все разрушилось, как карточный домик. Мой муж не смог принять смерть внука. У него случился сердечный приступ. Через месяц еще один. Третьего он уже не пережил, – миссис Торн сморгнула, прогоняя непрошенную слезу. – И сразу же заболел Ролли. Мой сын, – пояснила она, указывая в сторону каминной полки с фотографиями. – Он был на десять лет младше Габриэля. Еще с детства у него были проблемы со здоровьем. Когда мой муж слег, я больше не могла ухаживать за ним. Пришлось его отправить в специальную клинику, где он и умер.

Я бесконечно ей сочувствовал. За какие-то считанные месяцы эта женщина действительно лишилась всей семьи и осталась в пустом доме с фотографиями и чужими портретами.

– Так откуда вы узнали, что Габриэль снова женился? – спросил я.

– Он уехал в Лос-Анджелес. Даже не вернулся