Невероятное путешествие из Нью-Йорка в Голливуд: без денег, но с чистым сердцем - Леон Логотетис

твое место будет свободным, когда ты вернешься», — сказал он мне в день моего отъезда в Америку.

«Я не могу обещать, что вернусь», — ответил я ему тогда.

В тот момент ни один из нас не понимал главного. Я уходил туда, куда сам отец показал мне путь. Если убегающая вдаль дорога и призывала меня, то только потому, что он научил меня слышать ее голос.

Следующим утром я под завязку набил желудок за шведским столом, поглотив апельсиновый сок, молоко, хлопья, изюм, яйца, бекон, пончики, круассан и вафли. Это зрелище было, полагаю, отвратительным, но я не знал, когда следующий раз выпадет возможность поесть. Обслуживающий персонал отеля смотрел на меня с подозрением.

Кинамон ограничилась единственной чашечкой кофе, который пила маленькими глотками. Я знал Кинамон менее 24 часов, однако у меня было странное чувство, что на самом деле мы скитаемся вместе уже несколько месяцев. Когда путешествие проходит в экстремальных условиях, время сливается для вас в один нескончаемый отрезок: часы становятся днями, а дни превращаются в месяца.

Токсикологический центр полностью окутал ее мысли, момент истины быстро приближался. Кинамон расплатилась за номер, и мы запрыгнули в маленький автобус отеля, который доставил нас до пункта проката машин.

— Я могу попросить у тебя твою кредитку? — спросила Кинамон.

Я замер в молчании.

— Кинамон, у меня нет кредитки, помнишь? У меня вообще нет денег.

— Да, да. Попытаюсь снова воспользоваться своей, однако не знаю, сколько раз это еще сработает.

Кредитка сработала, мы получили машину. Дальнейшие планы моей спутницы относительно токсикологического центра были более серьезные, чем я мог себе представить. Она более не хотела обращаться в токсикологический центр Ричмонда. «Они уже добрались до здешних врачей», — убеждала меня она. Вместо Ричмонда она хотела, чтобы оба мы отправились в Шарлотсвилль, находящийся в полутора часах езды к западу от Ричмонда. Она твердо решила обратиться в токсикологический центр там. Я сильно в этом сомневался, однако дальнейшее продвижение на запад совпадало с моими целями, и поэтому я согласился, успокоив Кинамон и заверив ее, что по-прежнему согласен сопроводить ее в токсикологический центр, где бы он ни находился.

Однако мы не смогли бы попасть никуда, оставайся Кинамон за рулем и дальше. После того как она в третий раз проехала на красный свет и выехала на встречную полосу, чтобы обогнать фуру, я настоял на том, чтобы она передала руль мне. Кроме уверенности в том, что мы все-таки приедем на место в целости, то, что вести машину буду я, давало ей дополнительное преимущество иметь возможность рассказать мне больше о своей жизни. К счастью, она согласилась. К счастью, для нас обоих.

Не спеша я вел машину. Наше время проходило в постоянных разговорах, ну хорошо, говорила в основном Кинамон. Ее жизнь представляла собой сборную солянку, состоящую из самых невероятных фантазий. Она была медиумом. У нее была родственница — белый маг. США держали армии на других планетах. Она могла связаться с любым человеком из другого времени. Сосредоточившись, она могла вызывать события одним лишь усилием воли. Когда мы приехали в Шарлотсвилль, ее голос осип от постоянного разговора, а у меня разболелась голова от попыток разобраться в бесконечной череде бредовых выдумок.

Въехав в город, я припарковал машину у обочины тротуара за несколько кварталов от старой главной площади Шарлотсвилля. Как я и подозревал, ее желания поменялись, и в действительности она больше не хотела, чтобы я присутствовал при получении результатов ее токсикологических анализов. Я не стал настаивать на обратном. Разумеется, возможно, что вся эта токсикологическая история была лишь уловкой с ее стороны. Однако разоблачив ее намерения, я не помог бы ни ей, ни себе, поэтому я согласился отправиться дальше в одиночестве.

— Хорошо, Леон, я думаю, нам надо прощаться, — сказала она с расстроенным выражением на лице.

— На время, — напомнил я ей. Еще в машине мы договорились когда-нибудь встретиться. Мне действительно было интересно узнать, что же покажут ее токсикологические анализы, и как сложится ее дальнейшая жизнь. Она дала мне свой номер телефона, и я обещал ей позвонить, когда закончится мое путешествие.

— Люди всегда так говорят, — сказала она с сомнением.

— Я знаю, но они никогда не встречали ничего подобного яркому свету взаимопонимания, которое установилось между нами, ведь правда? В один прекрасный день мы увидимся друг с другом, я уверен в этом. И, наконец, ты должна сообщить мне, что покажут твои анализы.

— Хорошо, я постараюсь, — улыбнулась она, просияв. Мы обняли друг друга, и я вылез из машины, навстречу собственному неопределенному будущему.

— До встречи, — сказал я ей через боковое стекло.

Кинамон кивнула, послала мне воздушный поцелуй и уехала, оставив меня стоять на углу, испытывая сложные чувства.

Сейчас я понимаю, как понимал и тогда, когда наблюдал, как ее взятая напрокат машина, фыркая и виляя, неуверенно удаляется в сторону центра города, что, несмотря на все ее проблемы и навязчивые страхи, несмотря на невероятные фантазии и придуманную жизнь, у меня и у Кинамон есть нечто общее: настолько глубоки наша неуверенность в себе и наша самоизоляция, что мы готовы сочинить самый абсурдный сценарий, лишь бы пробить себе дорогу к другим людям. Иногда мы так одиноки и напуганы, так остро чувствуем свою потерянность в пространстве жизни, что стремимся найти любой способ, который позволит нам преодолеть отделяющую нас от мира стену и обрести тепло человеческого общения.

4. Пробежка в голом виде

Скажите человеку, что во вселенной насчитывается три сотни миллионов звезд, и он вам поверит. Скажите ему, что на скамейке, на которую он собирается сесть, еще не просохла краска, и он должен будет ее потрогать, чтобы убедиться в правдивости ваших слов.

Закон Мерфи

У подножья Голубого Хребта, в самом центре Вирджинии, расположился сонный южный городок Шарлотсвилль. Имея население, количество которого не сильно превышает 40 000 человек, Шарлотсвилль совмещает в себе сельское очарование с духом американской предприимчивости, богатую историю (три президента Соединенных Штатов говорили о Шарлотсвилле как о своем любимом доме: Джефферсон, Мэдисон и Монро) с задором юности. Сегодня Шарлотсвилль известен в основном благодаря двум местам, сочетание которых лишь подчеркивает местные особенности: это усадьба Томаса Джефферсона Монтичелло, отличающаяся незабываемой архитектурой классицизма, и кипящий энергией молодости и ума университет Вирджинии.

Прибыв в город, я не знал о существовании ни одного из них. У меня не было с собой путеводителя, и, честно говоря, меня не слишком это заботило. Кинамон просто высадила меня рядом с городской площадью, и я все