День поминовения - Кристи Агата

Она вскинула подбородок.

– Это трусость. Нет, Стивен, если пойдешь ты, то пойду и я. В конце концов, – она дотронулась до его руки, – как бы мало ни значил наш брак, он, по крайней мере, предполагает, что все наши трудности мы делим пополам.

Он смотрел на нее не отрываясь, потрясенный горькой фразой, так небрежно слетевшей с ее губ, как будто бы она говорила о чем-то малозначительном, с чем давно свыклась и примирилась.

Стряхнув с себя оцепенение, он спросил:

– Почему ты так говоришь: «как бы мало ни значил наш брак»?

Она спокойно взглянула на него:

– Разве это не правда?

– Нет, тысячу раз нет. Наш брак для меня все на свете.

Она улыбнулась:

– Да, я тебя понимаю. Мы как хорошо пригнанная упряжка. Тянем дружно, и результаты вполне удовлетворительные.

– Я не то хотел сказать. – Его сердце учащенно забилось. Он крепко сжал руку Сандры. – Сандра, разве ты не знаешь, что в тебе вся моя жизнь?

И она вдруг поверила в искренность его слов. Поверила, хотя все это было так для нее неожиданно, почти невероятно.

Он держал ее в объятиях и осыпал поцелуями, и с губ его слетали бессвязные восклицания:

– Сандра, Сандра, я люблю тебя. Я так боялся… так боялся тебя потерять.

Она сама не понимала, как спросила:

– Из-за Розмэри?

– Да. – Он отпустил ее и отступил назад. На лице его появилось глупо-растерянное выражение. – Так ты знала… о Розмэри?

– Конечно. С самого начала.

– И ты все поняла?

Она покачала головой:

– Нет. До сих пор не могу понять. И вряд ли когда-нибудь пойму. Ты ее любил?

– По-настоящему нет. Я любил тебя.

Горький ком подкатил к ее горлу.

– С той самой минуты, когда увидел меня у стола? – спросила она, цитируя его же собственные слова. – Не надо повторять эту ложь. Это ведь была ложь!

Его не обезоружило это неожиданное нападение. Подумав, он неторопливо заговорил:

– Да, это была ложь. И, как ни странно, вместе с тем и не ложь. Я начинаю верить, что это была правда. Попытайся понять, Сандра. Ты ведь знаешь людей, которые всегда находят благовидный предлог для того, чтобы как-то завуалировать свои далеко не благовидные поступки, людей, которые «должны быть честными», хотя на самом деле просто не желают быть добрыми. Они считают «своим святым долгом» непременно передать вам, что такой-то сказал то-то. Они настолько привыкли лицемерить, что до гробовой доски доживают с убеждением, что все подлости и низости совершались ими из чистого альтруизма. А теперь постарайся представить себе, что существуют люди противоположного склада, изверившиеся в себе и в жизни, циничные, склонные видеть в своих поступках только дурное. Когда я с тобой познакомился, то понял: ты та женщина, которая была мне нужна. Это-то уж, во всяком случае, не ложь. И сейчас, оглядываясь на прошлое, я прихожу к убеждению, что, если бы это было не так, я бы ничего не добился.

– Ты не был в меня влюблен, – сказала она с горечью.

– Да. Я вообще ни в кого не был влюблен. Я был изголодавшимся бесполым существом, кичившимся своим чистоплюйством. И вдруг я влюбился, буквально с первого взгляда. Это была слепая, сумасшедшая, щенячья любовь. Как летняя гроза – налетела, отшумела и прошла. Поистине – как «сказка в пересказе глупца. Она полна трескучих слов и ничего не значит…»[43]

Помолчав, он добавил:

– Здесь, в Ферхейвене, я очнулся и понял самое главное.

– Что же?

– Единственное, что для меня по-настоящему что-то значило, была ты. Возможность сохранить твою любовь.

– Если б я знала! – сказала Сандра тихо.

– А что ты думала?

– Я думала – ты собираешься уехать с ней. Навсегда.

– С Розмэри? – он усмехнулся. – И обречь себя на пожизненную каторгу?

– Разве Розмэри не хотела, чтобы ты с ней уехал?

– Хотела.

– Что же помешало?

Стивен тяжело вздохнул. Они снова вернулись к тому, с чего начали, снова стояли на краю пропасти.

– Помешал «Люксембург», – сказал он.

Они молчали, зная, что думают об одном и том же. О посиневшем от цианистого калия женском лице, таком прекрасном минуту назад… Они, застыв, смотрят на нее, потом одновременно поднимают глаза и встречаются взглядом…

– Постарайся забыть, Сандра. Ради бога, забудем.

– Это бесполезно. Нам не дадут забыть. – Помолчав, она спросила: – Что делать дальше?

– Ты же сама сказала. Не прятаться. Пойти на этот кошмарный вечер, какую бы цель он ни преследовал.

– Я вижу, версия Бартона об исцелении Айрис тебя не удовлетворила.

– Нет. А тебя?

– Сама по себе она вполне правдоподобна. Но если даже и так, то все равно это не главное.

– А что, по-твоему, главное?

– Не знаю, Стивен. Но я боюсь.

– Джорджа Бартона?

– Да. Мне кажется, он знает.

– Знает – что? – спросил Стивен резко.

Она медленно повернула голову. Глаза их встретились.

– Мы не должны бояться, – сказала она тихо. – Надо собрать все наше мужество. Ведь тебя ждет слава, Стивен. Ты нужен человечеству. И ничто не должно этому помешать. А я твоя жена, и я люблю тебя.

– Как ты думаешь, Сандра, для чего затеяна эта вечеринка?

– Мне кажется, это ловушка.

– И мы позволим, чтобы нас туда заманили?

– Мы ни в коем случае не должны показывать, что подозреваем ловушку.

– Это верно.

Неожиданно Сандра, откинув назад голову, громко расхохоталась.

– Делай свое черное дело, Розмэри! Ты все равно проиграла.

Стивен сжал ей плечо:

– Успокойся, Сандра, Розмэри больше нет.

– Ты в этом уверен? Иногда… иногда мне кажется, что она жива.

Глава 3

Дойдя до середины парка, Айрис остановилась.

– Что, если я сейчас тебя покину, Джордж? Мне хочется прогуляться. Я поднимусь на Фрайерс-Хилл и вернусь лесом. У меня с утра ужасно болит голова.

– Бедная девочка! Конечно, иди. К сожалению, я должен вернуться. Ко мне обещал зайти днем один человек, но не сказал точно когда.

– Ну хорошо. Пока. Увидимся за чаем.

Она круто свернула с тропинки и быстрым шагом направилась к лиственничной роще, опоясывавшей холм.

Добравшись до гребня холма, она перевела дыхание. День был сырой и душный, типичный октябрьский день. Густая влага окутала листву, нависшие сырые облака предвещали дождь. Здесь, наверху, воздуха было не больше, чем в долине. Но все же дышалось немного легче.

Айрис села на ствол поваленного дерева и посмотрела вниз. Перед ней простиралась долина; в лесистой лощине приютился Литл-Прайерс. Еще дальше, слева от него, белел Ферхейвен.

Подперев рукой подбородок, она рассеянным взглядом обводила пейзаж.

Легкий шум за спиной, похожий на шорох падающих листьев, заставил ее резко обернуться. Ветви раздвинулись, и из-за деревьев вышел Энтони Браун.

– Тони! Ну почему вы всегда должны появляться, как дьявол в пантомиме?[44] – воскликнула она с шутливым упреком.

Энтони опустился на землю рядом с ней. Вынув портсигар, он предложил ей сигарету и, когда она отказалась, закурил сам. Сделав первую затяжку, он сказал:

– Потому, что я «таинственный незнакомец», если пользоваться газетным лексиконом. Я люблю возникать из ниоткуда.

– А как вы догадались, где я?

– С помощью полевого бинокля. Я знал, что вы завтракали у Фарадеев, и потом выследил вас с холма.

– Но почему бы вам не прийти в дом, как сделали бы все обыкновенные люди?

– С чего вы взяли, что я обыкновенный человек? – спросил он притворно оскорбленным тоном. – Я человек необыкновенный.

– Уж в этом я не сомневаюсь!

Он быстро взглянул на нее и спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Нет. Все в порядке. По крайней мере…

Она вдруг остановилась.

– По крайней мере… – повторил Энтони.

Она глубоко вздохнула:

– Мне надоело здесь. Я ненавижу это место. Мне хочется скорее вернуться в Лондон.