(не) Рабыня для двоих (СИ) - Тоня Рождественская

Она проклинала острое зрение Альмир Эмирхана. И как он вообще заметил ее в самом удаленном от него месте, прикрытую Ферой и бесцветным балдахином, особенно учитывая тот факт, что между ними был целый танцпол оголенных и страстных танцовщиц, мечтающих привлечь его внимание?!

Эллания с трудом ожидала своей участи, краем глаза следя, как вальяжный мужчина что-то нашептывает ее счастливым до безумия «соперницам». Про себя она отчаянно искала идею, которая помогла бы ей как-то избежать повторных предложений, подобно тем, что прозвучали той злосчастной ночью, или хотя бы умудриться не обидеть его еще больше при возможном отказе, дабы не ухудшить свое нынешнее положение. Задачка совсем не из легких!

И пока она продумывала варианты, Альмир Эмирхан оказался прямо напротив нее. Он властно взял девушку за подбородок, приподнимая ее лицо на свой уровень и внимательно поглядел в глаза. Его лицо было по-прежнему непроницаемо, но где-то в глубине, казалось, теплилось что-то похожее на уважение. Или, возможно, Эллания просто теплила себя надеждой?

— Что ж, Хыльм Хая ти, ты поразмыслила над моими словами? — спросил мужчина после полуминутной игры в гляделки.

Элла молчала, продолжая внутреннюю борьбу, так как больше всего на свете ей хотелось сейчас отвернуться, забиться куда-нибудь в угол и там разрыдаться.

— Что же ты выбираешь? Мою спальню или свою темницу?

Девушка жутко не хотела возвращаться в этот холод и мрак, но и сдаваться была не намерена.

— Ты все еще можешь быть частью всего этого, — сказал Альмир Эмирхан, обводя красоту и роскошь своего дворца рукою.

— Меня создали не частью чего-то, — решительно ответила Элла. — А единым целым.

— Что? — удивленно спросил принц, немного отстраняясь от девушки. Похоже, что эти слова что-то затронули в нем, потому что маска отрешенности слетела с его лица, открывая неожиданную задумчивость.

Эллания прискорбно посмотрела на свой браслет. Ах, если бы только девушка могла снять его и показать то, что она умеет. Возможно, тогда бы на нее посмотрели не только как на утешение в минуты, когда Великому Повелителю одиноко. Насколько она слышала на Востоке к магам было совсем другое отношение нежели в ее стране.

— Я бы разделила с Вами мои печали и радости, — сказала Элла тихо, опуская взор. — Я бы разделила с Вами свою пищу и свой досуг. Но я не могу подарить свое тело тому, кто не готов подарить мне в ответ свое сердце.

— Ты еще совсем невинна, Хыльм Хая ти, — сказал Альмир Эмирхан удивительно спокойно и снова приподнял ее подборок, правда на сей раз нежно. — Пожалуй, я дам тебе еще время.

— Я не передумаю, — упрямо заявила Элла.

— Передумаешь, — ответил тот уверенно и, больше ничего не добавив, удалился.

Элла опустила голову, пряча слезы, рвущиеся наружу. Она не могла поступить иначе, хотя знала, что последует за ее решением… Но теперь у нее было еще больше причин не соглашаться.

С этого дня у Эллы началась совсем странная жизнь. Иногда Альмир Эмирхан призывал ее к себе. Бывало, она просто молча смотрела на то, как Принц читает, сидя подле него на полу на подушках, бывало мужчина просил ее поведать что-то интересное. И тогда она, пытаясь доказать, что создана не только лишь для любовных утех, самозабвенно рассказывала ему о доме: о густых лесах, тонущих в зелени, глубоких озерах, отвесных скалах и холодном солнце, которое никогда не светит так ярко, как в его стране. А бывало, сидя на ограде фонтана и перебирая пальцами струящуюся блестящую воду, она пела ему о подвигах древних героев, о страшных драконах и о феях. И тогда ей казалось, что величавый и горделивый правитель снова превращался в того заботливого и даже немного родного человека, которого она видела прежде во снах.

Но день подходил к концу, и ее снова возвращали в ту одинокую темницу. Полную мрака и отчаяния. Будто бы хотели показать разницу между светом и тьмой. Между ее выбором и тем, что она может иметь, если изменит его. И такая тактика, вероятно, прекрасно сработала бы если бы не одно, но… Ночь больше не была для нее беспросветной тюрьмой, это было время для того, чтобы познать себя, познать свой дар и свои силы. Каждый раз, как в ее обители затворялась дверь, девушка начинала свою мантру, в надежде, что сновидения снова приведут ее к Теодору.

Однако, чем больше времени проходило, тем сложнее Эллании становилось, ведь сила, заточенная в ее теле, не имеющая возможности выйти на свободу вновь начала мучать несчастную, медленно, но верно истощая организм. С каждым днем ее мутило все сильнее, перед глазами вновь начали появляться пятна. Становилось очевидно, что снять браслет нужно было как можно скорее. А для этого нужно было связаться с Тео… Поэтому несмотря на слабость она не оставляла попыток.

И вот однажды ей наконец удалось прорваться через мрак. Элла закрыла глаза и переместилась в маленький домик окруженный острыми пиками скал. Скромное убежище на краю мира. Из щелей задувал ледяной ветер, волнуя крохотное пламя в старой печке, на которой грелся скудный обед. Девушка огляделась, заметила знакомый плащ, висящий на стуле, и почувствовала, как сердце бешено заколотилось в предвкушении. Не медлив ни секунды, она выбежала во двор и увидела окруженного хищным еловым лесом Теодора, несмотря на холод раздетого по пояс и остервенело рубящего дрова.

По его точеному телу катились капельки пота, а влажные от работы волосы прилипли к широким плечам. Он был так хорош в этом своем незатейливом деле, что Элла на мгновение забыла зачем прибыла сюда. В памяти неосознанно всплыли события той самой ночи, заставляя мурашки бежать по коже. Она на мгновение остановилась, любуясь слаженными движениями, заставляющими деревянные чурки разлетаться на несколько брусочков. Но вдруг заметила, что с со стороны деревьев наползает серая дымка.

Девушка кинулась к Теодору что было мочи. Тот заметил ее появление и в растерянности отложил топор.

— Это снова ты? — спросил он неуверенно.

— Теодор! — крикнула Элла, практически бросаясь к нему в объятия.

— Ах, если бы это и в самом дела была настоящая ты… — печально заметил мужчина, вдыхая аромат ее волос.

— Это я! — воскликнула девушка.

— Если бы я только мог тогда защитить тебя, — но мужчина ее не слышал, он предавался осознанию вины, что отчаянно терзала его с тех пор, как на них напали те дикари. — Я не должен был забирать тебя из той таверны…

— Тео!

— Я ведь знал, что это опасно, знал, что это может закончится для тебя плохо… И теперь ты,