Черный паук - Иеремия Готтхельф

Так паук то исчезал, то появлялся в самых разных местах: то он обнаруживался в долине, то высоко в горах; он шипел в траве, сваливался с потолка, возникал из-под земли. Люди не знали, как укрыться или избежать встречи с ним, он был везде и нигде; и спящие, и бодрствующие были бессильны спастись от него. Паук не щадил ни ребенка в колыбели, ни старца на смертном одре. Это было подобно неслыханному дотоле мору, и страшнее самого мора был невыразимый ужас перед пауком, который был везде и нигде, который обнаруживался глядящим тебе в глаза и несущим смерть в момент, когда ты чувствовал себя в наибольшей безопасности.

Весть об этом кошмаре, естественно, быстро достигла замка и вселила ужас в души его обитателей. Это послужило причиной целого ряда ссор и стычек, ограниченных лишь строгими правилами ордена.

Сам фон Штоффельн опасался, что их может постичь та же участь, что и животных в долине, о чем ему когда-то рассказывал пастор, но только сейчас эти слухи его не шутку встревожили. Пастор предупреждал, что все горе, причиненное крестьянам, обернется и против их господина, во что фон Штоффельн никогда не мог поверить, считая, что Бог различает рыцаря и крестьянина, иначе не создал бы их такими разными. Но теперь ему стало страшно, что могут сбыться слова пастора, поэтому он сурово отчитал своих дружинников, угрожая им возмездием за их легкомысленные насмешки. Те, в свою очередь, не считали себя виноватыми, и каждый сваливал вину на другого, но все были единодушны в том, что это должно волновать в первую очередь фон Штоффельна, так как во всем был виноват он один. Кроме того, все думали также и о молодом польском рыцаре, больше всех подстрекавшем фон Штоффельна к строительству замка и безумной затее с буками. Тот был еще совсем юным, но в то же время и самым отчаянным; и если требовалось какое-нибудь дерзкое предприятие, без него никогда не обходилось: подобно язычнику, он не боялся ни Бога, ни черта.

Молодой поляк догадался, о чем думают все остальные рыцари, хоть и не решаются ему сказать прямо. Заметил он и их скрываемый пока страх. Поэтому он издевался на ними, говоря в лицо, что, дескать, если они боятся паука, что же тогда делать с драконом? И как-то, вооружившись до зубов, он поскакал в долину, самонадеянно решив не возвращаться до тех пор, пока его конь не растопчет, или его рука не придушит паука. Вокруг него прыгали свирепые псы, на руке сидел сокол, к седлу была приторочена пика.

Наполовину со страхом, наполовину со злорадством наблюдали из замка его мнимые друзья-рыцари, как он спускается в долину, и с нетерпением стали ожидать возвращения отважного юнца. А тот уже скакал по опушке елового леса к ближайшему хутору, зорко осматривая местность. Увидев дом и людей возле него, он кликнул собак, снял с головы сокола колпачок и вынул из ножен кинжал. Сокол, щурясь от света, посмотрел на хозяина, дожидаясь знака, но вдруг снялся с перчатки и взмыл в воздух, а прибежавшие на зов псы взвыли и бросились наутек. Напрасно рыцарь метался взад и вперед и звал их: собак он больше не увидел. Тогда он поскакал к людям, надеясь хоть что-нибудь выведать у них. Те стояли и ожидали его приближения. Когда же он подъехал ближе, крестьяне вдруг завопили и побежали кто к лесу, кто к ущелью, поскольку все увидели, что на шлеме рыцаря сидит черный, огромных размеров паук, ядовито и злорадно таращась на них. Рыцарь, не подозревая, что предмет своих поисков он носит на себе, распаленный гневом, гнал коня вслед за бегущими и кричал, кричал все яростнее, бешено нахлестывая коня, пока не сорвался вместе с ним в долину с отвесной скалы. Там потом были найдены его тело и шлем: паук расплавил шлем и впился в мозг рыцаря, опаляя его адским огнем до тех пор, пока того не настигла смерть.

Смертельный ужас охватил обитателей замка. Они позакрывали все окна и двери, но не стали чувствовать себя уверенней; они искали избавителя, но долго не могли найти человека, который способен был бы увлечь их за собой. Наконец деньгами и посулами им удалось соблазнить одного приехавшего из далеких краев священника. Он вызвался со святой водой и молитвами выступить против злодея. Правда, для этого он не стал подкреплять себя молитвами и постом, а с раннего утра сидел в пиршественной зале и не считал ни кубков, ни кусков съеденной дичи. Однажды, в разгар очередной попойки, все вдруг замерли, руки у сидевших за столом застыли в оцепенении, сжимая кубок или вилку, рты остались раскрытыми, а все взоры устремились в одну точку. Только фон Штоффельн продолжал тупо допивать свой кубок и рассказывать о каком-то своем геройском подвиге в стране язычников, не подозревая, что у него на голове сидит громадный паук и пялится на рыцарский стол. Когда разливающийся по жилам жар достиг его мозга, он вскрикнул, схватился руками за голову, — но паука уже на ней не было! С огромной скоростью пробежал он по лицам рыцарей, и никто из них не смог защититься. Один за другим вскрикивали они, пожираемые огненным жаром, а паук тем временем озирал этот кошмар, сидя на тонзуре священника, который, не желая расстаться с кубком, пытался вином загасить пламя, сжигавшее его. Паук оставался неуязвимым и все так же таращился с высоты своего трона на ужасное зрелище, пока последний рыцарь не испустил предсмертный крик.

В замке осталось в живых лишь несколько слуг, которые никогда не издевались над крестьянами и с участием относились к их нуждам. Они и рассказали о случившемся в замке. Мысль о том, что рыцари поплатились за свои злодеяния, не утешила крестьян, их страх становился все сильнее и сильнее. Многие пытались бежать из долины, но именно они в первую очередь становились жертвами паука. Их трупы потом находили на дороге. Другие спасались бегством высоко в горах, но паук подстерегал их и наверху, где они уже чувствовали себя в безопасности. Чудовище изощрялось в злобе и дьявольском коварстве. Оно больше не ошеломляло неожиданными нападениями, не пронизывало внезапным смертельным огнем, а сидело перед человеком в траве или висело над ним на дереве и таращило на него свои страшные глаза. Человек, не выдержав, бросался бежать, а когда, обессилев, останавливался и опускал глаза, паук все так же сидел перед ним, злобно пялясь. Человек снова бежал и снова вынужден был останавливаться и переводить дух — и снова паук сидел перед ним. И только когда жертва, выбившись из сил, не могла уже бежать дальше, паук медленно подползал и умертвлял ее.

Кое-кто в отчаянии пытался сопротивляться: не бессмертный же он, — и, увидев паука в траве, бросал в него многопудовые камни, бил его киркой или топором, — но напрасно. Самый тяжелый камень не мог придавить паука, самый острый топор не брал его, и совершенно внезапно паук оказывался на лице охотившегося за ним человека, совершенно невредимый, и беспощадно убивал охотника. Бегство, сопротивление — все было напрасно. Безнадежное отчаяние наполнило души людей, населяющих долину и горы. Единственный дом пощадило чудовище, в единственном доме оно никогда не появлялось: это был дом, где жила Кристина и из которого она пыталась похитить дитя. Своего мужа Кристина подстерегла на отдаленном пастбище, где она излила на него свою бешеную ярость. Как это происходило, никто не видел но там нашли его обезображенный труп: на лице мужчины застыло выражение невыразимой боли. Но в свой дом он не заходил: боялся ли он чего-то или решил в конце концов оставить его, никто не знал.