Фрактальный принц - Ханну Райяниеми

Но всё имеет свою цену: в ответ зоку могут потребовать что-либо от неё, и она об этом даже не узнает. Неожиданно вспыхнет идея, которая полностью завладеет её разумом. Или возникнет непреодолимое желание очутиться в каком-то определённом месте, где она встретит незнакомца, которому окажет помощь в решении его проблем.

Вор в маршрутизаторе продолжает попытки открыть Ларец. Миели делает глубокий вдох и приступает к осуществлению плана.

Метамозг передаёт её желание камню: это сложная мысль, сформулированная при помощи вора и «Перхонен», запрос на создание специфического квантового алгоритма. Камень жадно впитывает её требование. Модифицированные крылья «Перхонен» имитируют коммуникационный протокол зоку и передают сигнал маршрутизатору. Свадебный букет начинает менять форму, словно оригами, разворачиваемое невидимыми руками.

Как я и ожидал, Миели превосходно справляется со своей частью плана. Вероятнее всего, она полностью доверилась метамозгу, хотя и ненавидит это делать: внедрённый в её голову Соборностью, он подавляет все мысли и ощущения, не относящиеся к непосредственной цели. Мне хотелось бы поблагодарить её, но зеркальный кошмар вокруг меня уже оживает. Время играет огромную роль – каждую секунду можно ожидать очередного информационного выброса, а до тех пор мы должны выжать из маршрутизатора всё, что удастся. «Перхонен» передаёт инструкции, пользуясь связью, установившейся между Миели и устройством зоку.

Тебе пора двигаться, говорит корабль. Вот последние данные об интенсивности информационного потока.

Спаймскейп скафандра вспыхивает трёхмерной разноцветной схемой, напоминающей скан мозга. Яркие замысловатые контуры пульсируют и меняются у меня на глазах. Я перевожу взгляд на бабочку-аватар, оставшуюся в шлеме. На фоне пёстрого безумия она кажется успокаивающе нормальной. Сжав зубы, я передаю карту управляющим гоголам и включаю ионные двигатели.

Я ощущаю себя так, словно плыву в невидимых струях пламени. Где-то в подсознании неслышно тикают часы. Несколько секунд бросающего в пот маневрирования, и я добираюсь до Врат Царства.

Они находятся там, где мы и предполагали: в большой полости недалеко от центра маршрутизатора, рядом с источником энергии, в относительно спокойной зоне, как в эпицентре бури. В спаймскейпе я вижу нагромождение кубов, испускающих слабое фиолетовое сияние: около двух метров в каждом измерении. Врата Царства – универсальная зона сопряжения физического и виртуального миров. Они переводят тебя на язык Царства, когда ты входишь, и обратно, в физическое состояние, при выходе. Пикотехнические реассемблеры считывают квантовую информацию любого существа, конвертируют её в кубиты и телепортируют в игровые миры, полные волшебства и драконов.

Или, в нашем случае, сердитых могущественных богов.

– Подходящее местечко, – шепчу я «Перхонен». План снова вспыхивает у меня голове, и все детали становятся неожиданно чёткими. – Как справляется Миели?

Всё готово.

Я соединяю рукавицы скафандра, чтобы обеспечить свободу движений, и правой рукой поднимаю вверх Ларец, левая всё ещё остаётся куском регенерирующей плоти. Затем отключаю часть ку-поля скафандра, отпускаю Ларец, оставив только сенсорную связь, что создаёт ощущение, будто я всё ещё держу его, и направляю ближе к Вратам.

До предполагаемого снижения информационного потока остаётся сорок секунд, сообщает «Перхонен».

Маршрутизатор выстраивает вокруг Ларца сложную систему. Как утверждают гоголы, она запустит определённый алгоритм, благодаря которому коты останутся живы. При использовании импровизированных квантовых вентилей на крыльях «Перхонен» этот процесс мог бы занять не одну тысячу лет. Потом в поле зрения вспыхивает абстрактное облако разноцветных слов на языке зоку, и сразу же следует перевод помощников-гоголов «Перхонен».

Ты прав, говорит «Перхонен». Внутри находится Царство. Теперь оно в памяти маршрутизатора. Вероятно, ты сможешь в него попасть.

Под моими пальцами поскрипывает воображаемое дерево. Или это просто фантомная боль в отсутствующей руке.

– Знаешь, – отзываюсь я, – если что-то пойдёт не так, хочу, чтобы ты знала: мне было приятно с тобой познакомиться.

Мне тоже.

– И прости меня.

Простить? За что?

– За то, что сейчас произойдёт.

Я запускаю ионные двигатели и приближаюсь к Вратам Царства.

Камень сжимает мозг Миели железной хваткой. Внезапно в её голове рождается песня. Она пробуждает те участки мозга, которыми Миели не пользовалась уже два десятилетия, участки, которые заставляют материю изменяться. Непрошеные слова слетают с губ.

На них откликаются вяки[17] в оболочке «Перхонен». Песня почти так же сложна, как и та, что Миели пела в своём кото одиннадцать ночей без перерыва, создавая корабль. Но сейчас это резкая, мёртвая песня, полная холодной отстранённости и кодов, песня вора. Миели пытается остановиться, зажимает рот руками, прикусывает язык, но тело отказывается ей повиноваться. Охрипшим от негодования голосом она буквально выплёвывает всё, до последнего слова.

Изменения, вызванные песней, незначительны, но Миели ощущает, как они полностью охватывают корабль, проникая прямо в сердце и простираясь по всей паутинообразной структуре, по всем модулям до самых крыльев.

Миели! Что-то не так!.. кричит корабль.

Проклиная вора, Миели отдаёт мысленный приказ, возобновляющий ограничения.

Жан, о чём это ты толкуешь?

Бабочка в моём шлеме возбуждённо бьет крыльями.

У меня немеют конечности. Миели воспользовалась удалённым контролем над принадлежащим Соборности телом. Но законами Ньютона она управлять не в состоянии – я продолжаю двигаться к Вратам.

Вот они передо мной, чёрные, как грозовая туча. Сверкает вспышка. А потом я оказываюсь одновременно живым и мёртвым.

– «Перхонен»? – шепчет Миели.

Бабочки-аватары «Перхонен» взлетают со своих мест и взвиваются вихрем, составляя аттрактор Лоренца. Затем мелькающая белая масса уплотняется и образует лицо.

– «Перхонен» здесь больше нет, – шелестят крылья.

8

Таваддуд и Сумангуру[18]

База Соборности настолько велика, что в ней сохраняется собственный климат. Мелкий дождь внутри башни не столько падает, сколько висит в воздухе. Капли непрестанно двигаются, образуя странные фигуры, и Таваддуд всё время кажется, что на границе поля зрения кто-то прячется.

Она поднимает голову и тотчас жалеет об этом. Вглядываться сквозь дождевую завесу всё равно что смотреть вниз с вершины Осколка Гомелеца. Её взгляд скользит по вертикальным линиям вплоть до слабо светящегося янтарём гигантского купола на высоте не менее километра. Купол выполнен из прозрачных волнистых панелей, поддерживаемых изогнутыми рёбрами несущего каркаса и сходящихся в центре наподобие циркового шатра. Под самым сводом парят какие-то предметы, напоминающие воздушные шары. Поначалу их очертания кажутся Таваддуд беспорядочными, но затем то тут, то там проступают линии щеки, подбородка, бровей. Это лица, сотканные из воздуха и света, и они смотрят на неё пустыми глазницами…

Что я здесь делаю?

Джинны тоскуют по телам, это ей понятно. Но База является телом Соборности, разумной материей, плотью истинно бессмертных. Здесь повсюду гоголы – большие и маленькие, даже в дожде, в мельчайших пылинках, вокруг которых формируются капли.

Таваддуд вдыхает их, липких и маслянистых, с лёгким сладковатым запахом ладана. Капли оседают на её одежде и коже, оставляют пятна на шёлке. Влажная ткань сминается на талии. Крошечные божества портят тщательно уложенную причёску и стекают по шее.

Таваддуд – дипломат. Что я скажу спустившемуся с небес богу, когда он появится? В голове мелькают второпях полученные