Агентство «Томпсон и K°» - Жюль Верн

Так как на другой день предстояла довольно обширная экскурсия по острову, то палуба в этот вечер опустела с раннего часа. Робер тоже собирался покинуть ее, когда Рожер де Сорг подошел к нему обменяться несколькими словами и дружески пожелать спокойной ночи.

– Кстати, – сказал он в момент расставания, – будет ли нескромностью спросить вас, любезный соотечественник: в каком французском лицее состоите вы профессором?

Робер, нисколько не смутившись, рассмеялся.

– В воображении господина Томпсона, – весело ответил он. – Исключительно ему я обязан этим назначением, хотя, поверьте мне, и не хлопотал о нем.

Оставшись один, Рожер посмотрел ему вслед и подумал:

«Не профессор, – в этом он сам признался. Случайный переводчик – ясно. Интригует меня этот господин».

Временно отложив занимавший его вопрос беспечным жестом, Рожер спустился в каюту последний. Загадка эта, однако, продолжала его интриговать и, растянувшись на койке, он бормотал:

– Из головы у меня не выходит, что я где-то видел это лицо. Но где, тысяча карабинов, где?

Глава шестая

Медовый месяц

Когда на другой день около семи часов утра Робер поднялся на палубу, пароход неподвижно стоял на якоре в порту Орты, главного города острова Файаль. Со всех сторон земля граничила с горизонтом.

На западе, имея по бокам два форта, город шел амфитеатром, громоздя колокольни своих церквей одну на другую, увенчанный вверху обширной постройкой, некогда иезуитским монастырем.

На севере взгляд останавливала Понта-Эспаламака, доходившая до одного из берегов бухты, на юге – две скалы, соседние с другим берегом – Монте-Кеймадо (Сожженная Гора), на который опирается коса, образующая порт, и Понта-да-Гийя (Мыс Путеводителя), древний вулкан, отбитый кратер которого, Адский Котел, залит морем и служит иногда убежищем рыбакам в бурную погоду.

К северо-востоку вид свободно простирался до западной оконечности острова Св. Георгия, отстоящей приблизительно на двадцать миль.

На востоке находилась громадная масса Пико. Под этим названием сливаются город и гора. Из волн резко выступают берега острова и по прерывистому склону на две тысячи триста метров вырастают горы.

Этой вершины Робер не мог рассмотреть. Приблизительно в тысяче двухстах метрах туманная завеса останавливала взгляд.

Над этой непроницаемой завесой по склону, спускающемуся до самого моря, луга, поля, деревья окружали многочисленные «кинты», куда богатые обыватели Файаля бегут от летней жары и москитов.

Робер любовался этой панорамой, как вдруг голос Томпсона вывел его из созерцания.

– Доброе утро, господин профессор! Интересен, скажу вам, этот край! Пожалуйста, сегодня утром я нуждаюсь в ваших услугах. Пассажиры должны, как всем известно из программы, высадиться здесь в восемь часов. Предварительно же необходимы кое-какие приготовления.

Приглашенный в такой вежливой форме, Робер покинул пароход в компании с Томпсоном.

Следуя по берегу моря, они достигли первых домов Орты. Вскоре Томпсон остановился, показывая пальцем на довольно большое здание, снабженное вывеской на португальском языке, которую Робер тотчас же прочел.

– Гостиница, – сказал он. – «Гостиница Девы».

– Отлично. Зайдем-ка и поговорим с хозяином.

Но последний, по-видимому, не страдал от чрезмерного наплыва путешественников. Он еще не встал. Пришлось ждать четверть часа, прежде чем он показался, полуодетый, с еще заспанными глазами.

Робер переводил вопросы и ответы, составившие следующий диалог между хозяином отеля и Томпсоном.

– Можете ли вы приготовить нам завтрак?

– Сейчас?

– Нет, к одиннадцати часам.

– Конечно. Но из-за этого не стоило будить меня.

– Дело в том, что нас довольно много.

– Двое. Вижу хорошо.

– Да, нас двое, а с нами еще шестьдесят три человека.

– Черт возьми! – воскликнул хозяин, почесывая голову.

– Ну как же? – добивался Томпсон.

– Что же, – ответил хозяин, – к одиннадцати часам вы будете иметь завтрак на шестьдесят пять персон.

– По какой цене?

Хозяин с минуту соображал.

– Вы будете иметь, – сказал он наконец, – яйца, рыбу, цыпленка, десерт – за двадцать три тысячи рейсов, с вином и кофе.

Двадцать три тысячи рейсов, то есть около двух франков с человека, было невероятно дешево. Иного мнения, конечно, держался Томпсон, затеявший через своего переводчика ужасный торг. Наконец сошлись на семнадцати тысячах рейсов, или приблизительно на ста франках.

Когда уладили этот вопрос, начался новый торг, насчет необходимых перевозочных средств. После десятиминутных переговоров хозяин взялся за тридцать тысяч рейсов, или сто восемьдесят франков, предоставить на следующее утро в распоряжение туристов шестьдесят пять верховых животных – лошадей и ослов, больше – последних. Об экипажах нечего было и думать, так как на всем острове не имелось ни одного.

Свидетель и участник этих переговоров, Робер с удивлением и беспокойством убедился, что Томпсон, веря в свою счастливую звезду, решительно ничего не подготовил.

«Ну и предстоят нам еще сюрпризы!» – подумал он про себя.

Договорившись обо всем, Томпсон и Робер поспешили вернуться к пассажирам, которые уже по крайней мере с полчаса должны были ожидать своего администратора.

Действительно, они все были в сборе, образуя жестикулирующую группу. Все, кроме одного. Элиас Джонсон, как он и заявлял, остался на пароходе, категорическим отказом выразив свой страх по поводу землетрясений.

Среди пассажиров дурное настроение было очевидно, но оно само прошло при виде Томпсона и Робера. Один лишь Сондерс счел своим долгом протестовать. Да и то сделал он это с крайней скромностью. Он молча вынул свои часы и издали показал пальцем Томпсону, что большая стрелка значительно миновала половину восьмого. Вот и все.

Томпсон прикинулся, что ничего не видит. Взволнованный, любезный, утирая лоб широкими размахами, чтобы внушить представление о своей кипучей деятельности, он спешил. Мало-помалу под его руководством толпа пассажиров сформировалась, вытянулась, обратилась в правильно выстроенный взвод.

Англичане, привыкшие к этой своеобразной манере совершать экскурсии, впрочем, легко подчинялись требованиям такого воинского строя. Это казалось им вполне естественным, и они сами сгруппировались в шестнадцати шеренг, каждая по четыре человека.

Только Рожер де Сорг был немного удивлен и сдерживал неуместное желание рассмеяться.